Страница 6 из 13
Мало того, надо было еще и кушать! А готовить негде и не на чем. Окольными путями договорились с кухней пансионата. Купили судки, и я каждый день три раза ходила за пропитанием, как за милостыней. В общем, как-то организовали свой «отдых».
Тяжелее всего было выдержать черствость нашей хозяйки, которая ни разу не открыла свое окошко в избе к нам на веранду и не предложила хотя бы кипятку, чтобы согреться. Я простудилась сразу. Потом закашляла бабуля. Мужественно держался один Лёня.
Так мы прожили неделю и, не выдержав, пошли опять к директору – будь что будет. Если откажет, уедем домой. Но нам повезло: вероятно, у него было хорошее настроение, и он, сжалившись, дал нам комнату. В номере, правда, тоже отсутствовали умывальник и туалет, который был один на весь этаж. Душа не было вообще (один раз в неделю – банный день). Но даже такие условия показались нам раем. Было тепло, и мы спали на нормальных кроватях. А главное, к нам вернулось лето. Здоровье пошло на поправку, и мы начали отдыхать по-настоящему.
Уже на второй день мой трехлетний сын попросил взять напрокат «лакетку». «Ракетку для бадминтона!» – догадалась я. Зачем ему ракетка, да еще и без воланчика? И в бадминтон он играть не умеет. Но Лёнька так просил, что устоять я не могла.
Вечером, после ужина, сын, вооружившись ракеткой, взял меня за руку и уверенно повел куда-то. На вопросы, куда он меня ведет, ответов не поступало.
Оказывается, вчера, проходя мимо танцевального зала, Лёня услышал музыку. Вот в этот зал мы и пришли. Но почему именно сюда? Для чего ему ракетка?
Между тем Лёнька, оставив меня, смело прошел к баянисту (тогда еще танцевали под баян), сел рядом, положил ногу на ногу и, не обращая ни на кого внимания, стал играть на «гитаре». Да, да, ракетка от бадминтона служила ему гитарой.
С серьезным видом, словно настоящий музыкант, он «исполнял» вместе с баянистом все мелодии, которые звучали в тот вечер. И после каждой получал в награду аплодисменты и улыбки. Наверное, это и было началом его увлечения и будущей серьезной профессиональной деятельности музыканта…
Мы отдыхали двенадцать дней, и каждый вечер наш маленький «гитарист» занимал место рядом с баянистом. Причем он ни в коем случае не позволял себе опоздать, а тем более уйти раньше. Играл в музыканта от и до – каждый день…
Иногда в перерывах моего сына просили еще и станцевать. Лёнька аккуратно клал инструмент на стул и под аплодисменты всего зала исполнял свой незатейливый танец.
Уже на третий день мы с бабулей были ему не нужны – у него появились свои приятели, с которыми он мог обсуждать важные проблемы. А мы садились неподалеку на скамейку и с интересом наблюдали за этими диалогами. Взрослые-то не подозревали, что становились добровольными заложниками любознательного малыша. Он задавал неимоверное количество вопросов и иногда настолько утомлял своих собеседников, что они с умоляющими взглядами искали нашей помощи. Но мы сидели спокойно. Знали: сейчас Лёню перехватят другие, и все начнется сначала. И так до вечера. А вечером – «работа» в клубе.
Когда сейчас моего сына спрашивают, как он относится к своей популярности, он честно отвечает, что всегда был популярным. Разница только в масштабах…
В доме отдыха мы познакомились с семьей, в которой был мальчик – Лёнин ровесник. Но он уже знал все буквы, а мой сын – ни одной. Смешно сказать, но тогда это меня очень расстроило. Как же так: сама – учительница, а ребенок – неуч. Тогда я твердо решила после отдыха начать помаленьку заниматься с Лёней, готовить его к школе. Сначала познакомить с буквами, затем научить читать по слогам, а заодно и немножко писать печатными буквами… Я была уверена, что сын с удовольствием будет учиться, поскольку он очень любил книжки.
На стуле рядом с его кроваткой всегда лежала стопка детских книг с красочными картинками, приготовленная нами накануне вечером. Это нас здорово выручало, особенно в воскресенье утром, когда хотелось поспать подольше…
Проснувшись, Лёнька начинал тянуть к себе в кровать одну книжку за другой. Аккуратненько переворачивал листочки, внимательно рассматривал картинки и что-то бормотал себе под нос, будто читал. Пока он все пересмотрит, мы и поспим еще часок-другой.
Занятия в первый год я решила проводить по пятнадцать минут, но серьезно: за столом, с оценками, как принято в школе.
Своему будущему ученику я все объяснила, преподнесла как игру. Но портфель с книжками тем не менее достала, чтобы все было по-настоящему.
Наступил первый день занятий. Лёня взял портфель и прошел из коридора в комнату, как будто явился в класс. Мы сели за стол. Я открыла букварь на первой странице и приготовилась задать вопрос по картинке. В этот момент сын повернул ко мне голову и сказал:
– Нет, мамочка, все должно быть не так. Первым уроком будет музыка. Ты садись за пианино, играй, а я буду петь и танцевать.
Осенью муж, в основном для собственного творчества, купил в комиссионке подержанный, но очень хороший немецкий инструмент – фирменное пианино. Лёнька к нему в то время особого интереса не проявлял, но когда папа или я играли – ему нравилось.
Вот за этот инструмент меня тогда и попросил сесть мой ученик. Я попыталась что-то возразить, но бесполезно. Сын уже пел и одновременно двигался по комнате, изображая какой-то танец. Пришлось играть. Когда прошло несколько минут, я закрыла крышку инструмента и сказала, что урок окончен, началась перемена.
– Вторым уроком будет чтение, – быстро и как можно убедительнее произнесла я.
Но Лёня моих слов как будто не слышал. Он заявил, что вторым уроком должна быть физкультура, и, не дожидаясь каких-либо возражений с моей стороны, начал делать разные упражнения. Мне ничего не оставалось, как тоже замахать руками.
Третьим уроком сын потребовал сделать рисование. Он очень любил рисовать, но научился этому годам к двенадцати. Работал Лёня простым карандашом и углем. Особенно ему удавались животные. А чтобы научиться рисовать людей, он приобрел специальную книгу. Сын мог целый вечер трудиться над портретом женщины, пока лицо не получалось выразительным. Также он любил рисовать машины и, вероятно, как все мальчишки, мечтал о ней. Когда Лёня уже учился в средней школе, несколько его работ были представлены на выставку школьного рисунка. К сожалению, назад они к нам так и не вернулись.
А тогда, будучи еще малышом, наш художник рисовал так: закрашивал весь лист разными красками, а затем начинал рассказывать, что на нем нарисовано:
– Мамочка, ну разве ты не видишь? Это улица, здесь едут машины, по дороге идут люди, а это высокие красивые дома.
Очень удивлялся, почему я не видела всего, что он перечислял. Одну из таких работ и подал мне сын в конце нашего третьего урока.
Наконец, я с трудом уговорила Лёню заглянуть в букварь. Но сил у него уже не оставалось. И все-таки на первом занятии он запомнил две буквы: «о», которая похожа на баранку, и «с», напоминавшую ту же баранку, но только надкушенную.
Так постепенно, изо дня в день, проводя сначала его любимые уроки, я перед школой научила сына читать.
Первой книжкой, которую он прочитал сам, стала «Рассказы о Чапаеве», напечатанная крупным шрифтом специально для маленьких детей. Помню, захожу в комнату, а мой сын лежит на диване, на животе, и ведет пальцем по странице, громко читая по слогам. Видно было, что рассказы ему нравились.
Затем пошли и другие книги, множество: без них Лёня просто не мог существовать. Среди них, конечно, были и любимые: сначала «Славянские сказки», которые мой сын зачитал до дыр, а затем произведения Марка Твена, Фенимора Купера и Джека Лондона. В юности Лёня увлекся Достоевским, причем он понимал не только идеи этого писателя, но еще в большей степени их интонацию, эмоциональную окраску, что, наверное, близко ему по духу. Это видно из его стихов, посвященных Достоевскому.
Впрочем, я не знаю, как правильно назвать это размышление: