Страница 2 из 13
Ошеломленная и обрадованная, мама поспешила передать эту радостную новость моему мужу, который всю ночь дежурил у телефона, но не сумел первым услышать о рождении сына лишь потому, что под утро от усталости и напряжения уснул.
Как было заведено в роддоме, кормить новорожденных нянечка приносила, держа на руках сразу двоих младенцев, а моего принесла одного:
– Тяжел больно, видно, умным будет, – сказала она, а затем, наклонившись ко мне, тихонько, чтобы не обидеть других женщин, добавила, отдавая драгоценный сверточек: – Хорошенький!
Жили мы тогда на Ленинском проспекте около площади Гагарина, в семиэтажном кирпичном доме № 24, на последнем этаже, в огромной трехкомнатной коммунальной квартире. Мы вместе с мамой, которую все ласково называли «бабуля», занимали одну комнату, а две другие – молодая семья с ребенком и мой родной брат с женой и дочерью.
В нашей комнате, сколько я себя помню, всегда было уютно и чисто – бабуля любила порядок и постоянно следила за этим. Круглый стол всегда был накрыт шелковой скатертью, и в любое время года на нем стояла ваза с цветами. Белоснежные накрахмаленные занавески на окне дышали свежестью.
А какой у нас был пол! Паркет из натурального бука красно-желтого цвета, красиво выложенный елочкой и сверкающий, как зеркало. Один раз в неделю мама намазывала его мастикой, и мы с братом старательно натирали его.
Когда еще была жива моя бабушка, мамина мама, она сшила из старой шинели тапочки и подарила их мне:
– Катайся, внученька, в них, как на коньках.
И я с удовольствием это делала. Моя забава вскоре понравилась брату Вадиму, и он потребовал себе такие же тапочки. Мы весело катались на «катке», выполняя нужную работу. Мама хвалила нас, делая вид, что не замечает огрехов, а потом потихонечку дотирала нетронутые углы.
Наша бабуля была сама опрятность. Одевалась скромно, но со вкусом. И даже дома ходила с легким макияжем и в платьях с белыми кружевными воротничками.
Она много лет проработала заведующей библиотекой «Передвижной фонд» на площади Ногина, страстно любила книги, относилась к ним, как живым существам, и читала почти до последних дней своей жизни. Не случайно эта интеллигентнейшая женщина считала главной семейной ценностью книжный шкаф, который ей подарили друзья в связи с рождением ее первенца Вадима. Тоже выполненный из бука, со стеклянными дверцами, закрывающимися на ключ, этот шкаф – ровесник моему брату, им же много лет спустя собственноручно отреставрированный – живет в его семье и по сей день.
Несомненно, другим особенным предметом нашей обстановки был большой черный рояль. Мама купила его сразу после войны, выкроив из своего более чем скромного бюджета нужную сумму: уж очень она хотела, чтобы я занималась музыкой. Иногда, вечерами мама сама садилась за инструмент помузицировать, и тогда всем нам становилось светло, уютно и радостно.
Потом этот рояль послужил и моему мужу Николаю Петровичу, который окончил вокальный факультет Музыкального училища им. Гнесиных. Он тогда работал в Москонцерте, хорошо разбирался в эстрадной музыке, и сам сочинял, как мне казалось, неплохие песни.
Вскоре после нашего переезда в новую квартиру, о чем еще речь впереди, последовал размен комнатами в коммуналке: мама заняла маленькую, а семья брата – большую. Роялю места не осталось, и с ним пришлось расстаться. Бабуля плакала, как будто теряла близкого человека. Но продавать рояль не захотела и подарила местному детскому клубу.
Окно нашей комнаты выходило в маленький скверик между домами, который, однако, не спасал нас от шума проспекта. Впрочем, никто и не обращал на это внимания. Привыкли. Мы засыпали и просыпались под гул машин.
Сюда нас и привез из роддома мой муж. Бабуля, услышав наши шаги в общем коридоре коммуналки, торжественно распахнула двери комнаты. Я сразу заметила изменения, которые произошли за время моего отсутствия. Рядом с нашей тахтой стояла маленькая детская кроватка для Лёни. А на тумбочке лежали аккуратные стопочки отутюженных пеленок и распашонок. Около двери красовалась новая синяя коляска. Обо всем этом позаботился муж, чему я сильно обрадовалась, ведь достать в то время необходимые вещи было непросто.
Когда я появилась во дворе, все сразу поняли, что родился мальчик, и подходили посмотреть, на кого он похож. Определить было трудно. Кто говорил, что на папу, кто – на маму.
Потом стало ясно, что Лёня как две капли воды похож на деда, чье имя он носит. Дед был красивый, благородный и умный человек. (Он погиб в 1942 году… но об этом позже.) Также с годами сын все больше становится похожим на отца…
Прелесть нашего дома состояла в том, что он находился рядом с Нескучным садом, вернее, прямо на его территории. Когда-то, говорят, это был дремучий лес.
Границей между двором и садом служил высокий решетчатый забор с никогда не запиравшейся калиткой. Через нее все жители ближайших домов входили в парк.
Почти год, пока мы ютились в маминой комнате на Ленинском, я и Лёнечка проводили в этом саду все время. В летние и теплые осенние дни нашим самым любимым местом для прогулок были окрестности памятника 800-летия Москвы – райский уголок. Наверное, это одно из самых высоких мест в столице. Далеко внизу Москва-река с малюсенькими речными трамвайчиками, а за нею, аж дух захватывает, открывалась красивейшая панорама города.
А тут, у памятника, как на громадной палитре, обрамленной высокими деревьями, нас встречали разноцветье ухоженных клумб, веселые радужные фонтанчики и беседки, густо увитые плющом.
В одной из таких беседок мы обычно и останавливались. Я читала или вязала, а ребенок мой мирно спал в коляске. Когда сын просыпался, он внимательно рассматривал загадочный мир, полный чудес. Может быть, понимал уже что-то?.. Многие не могли равнодушно пройти мимо нас. Останавливались и говорили много теплых слов в адрес малыша. Мне это было приятно. А Лёнька как будто чувствовал, что его хвалят, улыбался.
Зимой, когда выпал снег и начались морозы, сад сказочно преобразился. Я возила сына по снежным скрипучим дорожкам, вдыхая чистый воздух и наслаждаясь тишиной первозданной природы.
Эти стихи поэтессы Ахундовой мне встретились как-то в книге «Панорама Москвы». Как удивительно точно передают они мое тогдашнее настроение и отношение к этому саду.
Сын рос крепким, здоровым и закаленным ребенком. Бабуля очень любила, чтобы в комнате было свежо, не боялась сквозняков и никогда не простужалась. В теплую пору у нас всегда было открыто окно, а зимой – форточка. Случалось, проснется Лёнька утром весь мокрый, а от щек пар идет. Думаю, ну все, простудился. А он лежит себе спокойненько и даже не плачет, только покряхтывает, требуя поменять мокрые пеленки. Наклонишься к нему – и сразу улыбка, готовность к общению. Он вообще редко плакал, только если его обижали.
Один раз в месяц малышей положено показывать врачу. Вот и мы с мамой в конце апреля, когда было уже тепло, в так называемый грудничковый день, повезли Лёнечку в поликлинику. Первый раз он ехал в новой прогулочной коляске, купленной накануне. Идем, а у меня душа поет.
– Как приятно, – говорю маме, – везти ребенка в красивой коляске.
Я очень гордилась тем, что мы смогли купить своему сыну новую коляску, и не понимала родителей, которые пользовались старыми. У одной моей приятельницы была именно такая, подержанная коляска. Она ее на ночь даже домой не заносила – оставляла в подъезде, а днем – на улице под кустом, зная, что никто на нее не польстится. А я, естественно, нашу «зимнюю» красавицу тащила на себе по лестнице до лифта, а если тот не работал, то и на седьмой этаж. По этому поводу приятельница беззлобно подшучивала надо мной.