Страница 12 из 27
На суде Коверда стоял на том, что убил Войкова как «представителя международной банды большевиков», «как представителя банды злодеев, как большевистского комиссара»: «Часть прессы считает меня монархистом, но я не монархист. …Я демократ и хотел, чтобы в России было какое-нибудь правительство, но только не большевики, не коммунисты, только не банда злодеев, которая уничтожила массу людей». Уже в 1984 году Коверда написал, что, мол, читая про зверства большевиков, кипел его разум возмущенный, а тут еще «на должность советского посла в Варшаве был назначен Войков, известный большевик, проехавший в свое время через Германию в запломбированном вагоне, вместе с Лениным, и роль которого в убийстве царской семьи… была известна…». Царская семья – это, конечно, ужасно, но в Польше 1927 года этот тренд, как известно, не был популярен, да и сам Коверда на суде ни о какой «мести за царя» даже не заикался.
А самое пикантное, что «монархист» Коверда, как оказалось, потомственный… эсер! Его отец, Софрон Коверда – член партии социалистов-революционеров, да еще и с дореволюционным, «довоенным» стажем нелегальной работы. Участник Первой мировой, он успел повоевать и против большевиков на улицах Москвы в октябре 1917-го, но потом попал в… Красную армию, откуда сбежал лишь в 1921 году, вернувшись к семье в Вильно. По возвращении Коверда-старший тут же примкнул к Савинкову. И, как он сам показал в суде, издавал газету «Крестьянская Русь» – орган организации Савинкова.
Сам же Борис Коверда подрабатывал в газете «Беларускае Слова» – это тоже было эсеровское издание, хозяин которого – Арсений Павлюкевич, сподвижник Булак-Балаховича – союзника Савинкова по борьбе с большевиками. Вот именно этот Павлюкевич, как признал Коверда уже на склоне лет, и сыграл роль змия-искусителя. Еще одним своим пастырем Коверда назвал есаула Михаила Яковлева – бывшего командира «Волчанского партизанского отряда», «партизаны» которого сильно отличились не столько в борьбе с красными, сколько по части еврейских погромов и насилий над мирным населением. Есаул, кстати, тоже оказался… издателем – газеты «Новая Россия», тоже эсеровско-савинковского оттенка. Кстати, интересный вопрос: на какие шиши издавалось сразу столько газеток узкой направленности, ориентированных на предельно узкую аудиторию? Ведь численность и уровень материального благосостояния русских эмигрантов в Польше были таковы, что ни о какой самоокупаемости этих изданий, не говоря уже о прибыльности, можно было не заикаться. Не говоря уж о том, что в условиях польского авторитарного режима санации – с его жесткой полицейщиной и суровыми ограничениями свободы печати – такие издания должны были демонстрировать предельную лояльность властям, да и вообще могли существовать лишь с одобрения соответствующих служб.
Вот эти-то матерые «газетчики» и поймали в свои сети «юношу бледного со взором горящим»: «Мысль о возможности покушения на Войкова, – писал Коверда в 1984 году, – поднималась в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым все чаще и чаще, и в конце концов, к началу 1927 года, я выразил желание совершить это покушение. Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства, а Яковлев должен был оказать содействие в организации покушения». Средства – 200 злотых, содействие – врученный есаулом пистолет с десятком патронов. Итак, за выстрелами Коверды стояли конкретные люди, но не монархисты: гимназист-недоучка стал орудием в руках ошметков савинковской организации, оставшейся без покровителя, организатора и финансиста, которой это убийство было насущно необходимо, дабы доказать свою полезность и нужность потенциальным работодателям – мы тоже что-то можем!
Из обвинительного акта: «…Посланник СССР Петр Войков… прибыл на главный вокзал для встречи возвращавшегося из Лондона через Берлин полномочного представителя правительства СССР в Лондоне Аркадия Розенгольца. …Оба вышли на перрон к скорому поезду, отходящему из Варшавы… В тот момент, когда посланник Войков с Розенгольцем находился около спального вагона этого поезда, раздался револьверный выстрел, направленный в посланника Войкова. Стрелял неизвестный мужчина. Войков отскочил, бросился бежать; нападающий стрелял ему вслед, в ответ на что Войков вынул из кармана револьвер, обернулся и несколько раз выстрелил в нападавшего, затем стал падать… Нападавший, увидев приближавшуюся полицию, по требованию которой он поднял руки вверх и бросил револьвер на землю, отдался добровольно в руки полиции, заявляя, что он – Борис Коверда и что стрелял, желая убить Войкова в качестве посланника СССР, дабы отомстить за Россию, за миллионы людей».
Итак, исполнителя обеспечили оружием, базой, явками, сведениями об объекте. Сам он – под предлогом получения визы в СССР – посетил советское представительство, на месте оценил его систему безопасности и, главное, вблизи присмотрелся к своей «мишени» – Войкову. Теперь не спутает…
Вывод Коверды в точку исполнения поражает своей четкостью: приобретя перронный билет, экс-гимназист возник на перроне день в день, час в час и минута в минуту с объектом. Поразительная проницательность! Ведь о том, что Войков непременно прибудет на вокзал для встречи с коллегой, в Варшаве знали только очень компетентные граждане – по долгу службы. Телеграмма, извещающая о проезде Розенгольца через Варшаву, была получена в советском полпредстве лишь накануне вечером, в 22 часа, о ее получении, как следует из документов, «знали только ближайшие помощники покойного посла». Потому «представляется возможным констатировать, – заявили представители советского полпредства, – что за послом Войковым или было устроено специальное организованное наблюдение, или же что убийца был заранее уведомлен какими-то посторонними источниками о предстоящем проезде Розенгольца».
Необычно и поведение стрелка. Перед ним сразу две значимые мишени – еще и Розенгольц! Но он, не соблазняясь возможностью смахнуть с доски сразу две фигуры, дисциплинированно валит лишь заданную. А ведь для любого борца с большевизмом Розенгольц куда «вкуснее» Войкова: он много выше него в большевистской иерархии, поскольку не только полпред в Лондоне, но и еще руководитель тамошней резидентуры Разведупра РККА, бывший член Реввоенсовета республики и РВС ряда фронтов и армий, бывший начальник Главного управления Рабоче-Крестьянского Красного Военно-воздушного флота, просто мечта террориста! Но – не поляков… Полякам смерть столь значимой фигуры на их территории совершенно не нужна – уж за Розенгольца Советы точно рассчитались бы предельно жестко. И потому Коверда дисциплинированно держится в рамках изначального задания? К слову, «юноша бледный…», впервые в жизни взявший в руки оружие (если верить его словам, конечно), впервые в жизни и стреляет – и сразу же в живого человека, причем не на войне, а в мирной обстановке, но стреляет совершенно хладнокровно и метко. Тоже интересно, но что-то тут не сходится…
Арест и вовсе происходит так, словно Коверда многажды отрепетировал его. Ни малейшего волнения и попыток скрыться, строго выверенные жесты, ни одного лишнего движения: руки – на виду, пистолет – на земле, четкое следование всем приказам полиции, заранее заготовленная реплика-пояснение. Поведение на суде – та же железная линия: ни одного лишнего слова, все берет на себя, никаких подельников и, упаси боже! – никаких эсеров и савинковцев. Смутный намек на монархизм и, как бальзам для польских властей, слова-извинения, как бы снимающие даже намек на их возможную ответственность за своего гражданина: «Мне жаль, что я причинил столько неприятностей моей второй родине – Польше»! Но какая у него тогда «первая родина», если он родился в Вильно, прожив там 14 из своих 19 лет?!
Вопросов осталась масса. Кто нашел Коверде сразу четырех адвокатов – самых блестящих и дорогих? Кто оплатил их гонорар? Как вышло, что своим выстрелом Коверда оказал комплексную услугу польскому государству, дав «ассиметричный» ответ на кремлевскую «активную разведку»? И по ходу, как бы сделав лично одолжение Пилсудскому – устранен чрезмерно инициативный товарищ, помышлявший о ликвидации польского диктатора.