Страница 4 из 8
– Давай еще раз. Ты его ни разу не видел?
– Не видел. Не имел счастья.
– И он тебя не видел. Если ты ничего не перепутал. Еще раз, как, по-твоему, гость тебя опознает?
– Еще раз. Я думаю, что те ребята, которых я туда отправил, подробно описали мою внешность. Поэтому никаких журналов «Огонек» в левой руке или других знаков не предусматривается. Буду стоять в толпе встречающих, вот и все.
– Ладно. Не опаздывай. Мы будем поблизости.
– Это вы зря. Я-то вас не замечу, но он наверняка профессионал.
– За нас не беспокойся.
Вечером Ахмет послушно приехал в аэропорт и занял свой пост немного в стороне от выхода, но так, чтобы его наверняка можно было увидеть. Прилетевшие мужчины были как правило темноволосыми, с кавказскими чертами лица, по большей части с усами. На Ахмета никто из них не обращал внимания. Он понимал, что все делает правильно, и беспокоиться не о чем, но почему-то нервничал. Когда незнакомец обратился к нему по имени, он вздрогнул как от удара током.
– Ахмет? – повторил приезжий с каким-то минимумом вопросительной интонации. – Будем знакомы. Я Влад.
Это был высокий, спортивного сложения человек в черной куртке, и с черной спортивной сумкой в руках. Лицо и шея у него были красными, как если бы он перегрелся на южном солнце. Густые седые брови и короткая седая шевелюра подчеркивали красноту. Лицо абсолютно европейского типа, ничего арабского или восточного не наблюдалось. Не Ибрагим, не Сулейман – Влад. На вид лет сорок.
– Удивлен? – усмехнулся Влад. – Ожидал встретить кого-то другого?
– Вы русский? – тупо спросил Ахмет.
– Русский, да. Точнее украинец.
4
Предложение Петра Грицая стоило того, чтобы его обдумать. Первое, что представляется очевидным: работать во славу Украины Валера Журбенко не станет. И потому, что это никак не вяжется с его убеждениями, и потому, наконец, что это просто опасно. Где, скажите, будет храниться подписанная им бумажка (если он ее подпишет)? В каких секретных киевских файлах она будет скопирована? Не попадется ли на глаза российскому кроту, работающему в СБУ? Не доберутся ли до нее московские хакеры? Последствия предсказуемы – 20 лет заключения или пускай даже намного меньше, но все равно, это не то, чего человеку хочется больше всего на свете. И вместе с тем принять предложение, пожалуй, надо. Сам по себе отказ может таить в себе некоторую опасность – кто их знает, как они будут реагировать, услышав твердое «нет». Но важно другое: удастся вытащить Юрку из плена.
Это вообще гуманно, и, что ни говори, он все же сын.
Его, Валеры Журбенко, единственный ребенок. Можно было бы перебрать старые фотографии, но все они остались в Киеве. Можно вспомнить, как чудесный малыш радовался первому виденному в своей жизни снегу, как горько плакал, упав с велосипеда, как переживал, когда они всей семьей хоронили котенка. А потом мальчик подрос, и уже безжалостно обвиняет отца: он, мол, равнодушен к чаяниям своих украинских соплеменников, он чрезмерно буржуазен, он слишком много внимания уделяет поведению за столом, он своим деланным спокойствием доводит мать до слез, он трижды пропускал важные соревнования сына, он даже опоздал на выпускной вечер… Это Юрка у матери научился возводить всякую ерунду в серьезные домашние преступления.
Вину свою, однако, Валерий Ефимович признает. Он виноват в том, что в суете как-то упустил сына. Ведь не в одночасье все случилось! Это же процесс – сын отдалялся, отдалялся и, наконец, пропал, исчез с радара. (Последнюю фразу надо будет записать, пригодится). И как теперь будет выглядеть весьма рискованный поступок по отношению к вообще-то совсем не близкому человеку?
Впрочем, есть еще одна гирька, которую следует положить на тарелочку весов, рассматривая предложение Грицая. В размеренной жизни Валерия Ефимовича, если честно, совсем нет места подвигу. Более того, признаемся, живет он скучно. Для литератора это недопустимо, тем более пишет он не любовную лирику, а острые, драматические вещи, его герои всю дорогу в приключениях. А ведь Валерий Ефимович не начинающий писатель, не какое-то юное дарование. Его псевдоним – Серафим Бравый – это имя, это, можно сказать, имя классика, немаловажной спицы жанра. И как же вялая жизнь известного литератора согласуется с тем, что Достоевский пережил подготовку к неминуемой казни, Гумилев погиб, оказавшись в рядах мятежников, Чехов посетил Сахалин (в те годы это было серьезным испытанием). А Байрон? А Рембо? Да кого ни возьми! Нужен, нужен экстрим, нужно прикасаться к ужасному, почувствовать вкус Приключения. Валерий Ефимович попытался припомнить, когда же в последний раз он совершал безрассудные поступки. Ничего не приходило в голову.
Валерий Журбенко – опытный автор, он в совершенстве знает приемы, позволяющие добиться читательского внимания, и, вообще, он опытный человек. Он способен уловить некий, так называемый, судьбоносный момент, такой момент, когда «да» или «нет» определяет многое на годы вперед, а может, и на всю оставшуюся жизнь. Надо соглашаться или потом, до конца своих дней придется жалеть. Как правило, подобные моменты присутствуют в литературе, которая, конечно же, гораздо интереснее, чем жизнь. В обыденной жизни все тянется медленно, краски стерты, господствует одноцветный серый ландшафт.
Резюме. Сотрудничать с СБУ – неправильно и опасно. Но немного приоткрыть эту дверь, пополнить запас жизненных впечатлений – безусловно заманчиво. Это могло бы существенно обогатить его писания. И, разумеется, следует подстраховаться. Немного выждав, надо будет пойти в ФСБ, объясниться, там все поймут правильно.
Последние вещи Серафима Бравого писались легко, во многом оттого, что в них действовал один и тот же главный персонаж – Олег Мерлушкин, героический капитан ВДВ, лихо расправлявшийся с врагами отчизны в самых разных ситуациях. Однако пора было сменить пластинку. Противотанковые ракеты, вертолеты, засады на крутых горных склонах – все это поднадоело. В новом романе Валерия Журбенко (С.Бравого) будет действовать совсем другой человек. Назовем его Сергей Сергеевич. Это человек из прошлого, агент тайной полиции, внедренный в среду подпольщиков-революционеров. На дворе 1912 год.
«Ночь, казалось, никогда не закончится. Обычно, измученный бессонницей, Сергей Сергеевич засыпал уже на рассвете. Он ждал наступления утра, таращился в окно, но ничего не менялось – вся та же сырая темень – дождь, мрак, такая вот осень в Петербурге. Нервы, нервы. А ведь ему всего только тридцать лет! Неприметный господин с усиками. Неужели за ним следят? Тайная полиция? Или свои? Товарищи могли случайно увидеть его у входа в Учреждение. Что предпринять? Упредить. Намекнуть, что в Учреждении имеются некоторые источники. Нет, глупо. Сразу же потребуют подробностей. Надо спокойно обождать, посмотреть, что будет. Может, ничего не будет. У страха, как говорится, глаза велики. Сергей Сергеевич работает в писчебумажном магазине. (Хорошо, что сегодня выходной). А вчера в магазин, примерно в четвертом часу, вошла неряшливо одетая дама с зонтиком. Отчего-то он знал, что ее зовут Пелагеей. Она часто заходила, по нескольку раз на неделе. Рассматривала товары, но ничего не покупала. Поначалу Сергей Сергеевич приветливо улыбался ей, спрашивал, не надо ли чего подсказать, но дама всякий раз молчала, и он перестал обращать внимание – приходит и пусть, стало быть есть нужда. А может, и она тоже из этих, соглядатаев, а? Может такое быть? Да ведь это паранойя! С чего бы это ему опасаться?
Сегодня выходной, на работу идти не надо. У Сергея Сергеевича обыкновенная, тихая жизнь. Дом, семья. Жена Ольга: никаких отличительных черт, помимо того, что она красавица. Неужели же он рожден для такой вот жизни? Да, а почему же нет. Хотя, возможно, что-то такое имеется в его облике, что заставляет людей задумываться. Вот и Никита, брат, пристал давеча. А не боишься, спрашивает, что жизнь твоя будет прожита зря? Нисколько, усмехнулся Сергей Сергеевич. Скорее он боится умереть слишком рано. А насчет зря-не зря… Как можем мы про то судить, если не знаем, зачем вообще нам дарована эта наша жизнь? И ведь есть еще у Сергея Сергеевича тайная сторона, про которую ни брату, ни жене Ольге – никому из близких знать не положено».