Страница 9 из 11
А объективной реальности, одной на всех, просто не существует. Она у каждого своя.
28 декабря 2013г
Мы всем нашим дружным коллективом собрались в небольшом уютном ночном клубе, арендованном для нашего новогоднего корпоратива.
На мне было потрясающее платье и дорогое колье – новогодние подарки моего любимого начальника – и, как и на всех присутствующих, красивая ажурная маска: я задумала праздник в виде карнавала, и на это были свои причины. Я и Захар Андреевич сидели рядом за столом для руководящего состава нашей компании, за которым разместились также главный бухгалтер Ирина Анатольевна, блёклая и сварливая, как и все главные бухгалтеры, и жизнерадостный захмелевший юрист Максим. Рука Захара Андреевича под столом лежала на моей коленке. Наши отношения уже давно перестали быть секретом для коллег, но на людях мы всё же вели себя официально. В принципе, мне нравился это праздник, который я сама же и устроила по заданию своего босса. Зажигательный ведущий, профессиональные артисты на сцене, интересная программа. Я смеялась и хлопала в ладоши вместе со всеми, Захар Андреевич не сводил с меня глаз.
Наконец, ведущий объявил, что наступила торжественная часть, и это означало, что сотрудники должны выйти на сцену и со словами благодарности обратиться к своему шефу, рассказывая, как замечательно им живётся под его чутким руководством, каких успехов и процветания желают они своей компании.
– Подождите! – вдруг выкрикнул юрист Максим. – У меня есть подарок для всех присутствующих!
Он улыбался, обнажая огромные, как штукатурные шпатели, зубы. Ведущий передал ему микрофон.
– Наша замечательная Лерочка организовала шикарный праздник, но, закрутившись в делах, совсем забыла про фотографа.
Я чуть не поперхнулась шампанским. Как же забыла, ага, я приложила все усилия к тому, чтобы фотографа на корпоративе не было. Но этот позёр, мать его, никогда не упустит возможности высунуться!
– Не все знают, но я увлекаюсь фотографией, – продолжал Максим с жеманством профессионального конферансье, – и сегодня я захватил с собой камеру, чтобы у всех присутствующих осталась память об этом замечательном вечере.
Он подмигнул мне, полез в свою сумку и извлёк на свет здоровенный фотоаппарат. Я похолодела, но продолжала улыбаться.
Сотрудники по очереди выходили на сцену, снимали маски и восхваляли Захара Андреевича, лесть лилась рекой, Максим делал фото с разных ракурсов.
– Твоя очередь, – хихикая, мой начальник легонько подтолкнул меня локтем.
– Захар Андреевич, – взмолилась я, – я так боюсь публичных выступлений! Даже в школе не могла стишок прочитать перед классом, не хочу позориться. И к тому же, – теперь я шептала ему в самое ухо, – я всегда могу поздравить тебя лично. У меня забронирован люкс, мой тебе подарок, – жарко закончила я, сжимая под столом его коленку.
Это его вполне устроило, он отстал от меня и пошёл ответно поздравлять сотрудников, читать наставления на будущий год.
– А теперь, общая фотография! – Максим приглашал всех на сцену, я же сделала вид, что меня что-то очень заинтересовало в моём телефоне, и проигнорировала его.
– Валерия Михайловна! – выкрикнули со сцены. – Пожалуйте к нам!
– Ой, нет-нет! – замахала я руками. – Не люблю фотографироваться.
– Вы станете украшением этого фото! – снова выкрикнул кто-то.
Ничего не поделаешь, я не могла больше сопротивляться и присоединилась к толпе сотрудников. С меня сняли маску и поставили в первый ряд.
После обязательной торжественной части объявили дискотеку, я же под предлогом подышать сбежала на улицу и достала телефон.
– Антон, у меня проблемы, – коротко описала ситуацию, дала наводки и вдруг вспомнила: – И забронируйте мне люкс на сегодня. Любой свободный.
30 декабря 2013г
– …и тогда, – ревела Аллочка, секретарша, – он просто взял и ушёл! А-а-а-а….
Я протянула ей пачку салфеток, по одной доставать уже надоело.
В каждом – это не шутка – в каждом офисе находится такая вот дура, которая думает, что её убогие отношения с её убогим бойфрендом интересуют кого-то помимо неё самой. Часами может живописать в красках, что именно случилось между ними вчера или на прошлой неделе.
И что удивительно, находятся ещё большие дуры, которые слушают. Заняться, что ли, нечем? Мне всегда есть чем заняться, но иногда я позволяю ей вот так сидеть в моем кабинете и лить слезы по своим высоким, несомненно, отношениям. И другим тоже позволяю, мы ведь дружный коллектив.
– Подонок, – вздохнула я.
– Нет, ты не понимаешь, он хороший, просто…
Почему-то у меня уже давно не получается относиться к ним как к реальным людям. Что это? Безвозвратно утраченное чувство эмпатии? Мои зеркальные нейроны атрофировались?
Для меня все окружающие представляют собой нечто вроде мультиков или игрушек, и я именно так к ним и отношусь. Именно так я их и вижу – со всей их мультяшной плоскостью, с игрушечными проблемами и с игрушечными трагедиями. С трагедиями, раздуваемыми из пустого места, из единственного ничего не значащего пикселя, специально для того, чтобы почувствовать себя живыми, дотянуться своими ни на что не годными мультяшными эмоциями до настоящего мира.
С примёрзшей к лицу улыбкой или с миной, призванной выразить участие, я слушаю их и киваю. Смеюсь или возмущаюсь вместе с ними, когда они ждут от меня этого. Терплю их лишь по одной причине – они должны доверять мне. Всецело, безоговорочно. И я становлюсь для них всем этим – подружкой для одной, мамочкой для другого, любовницей для третьего и просто душевным собеседником для всех остальных. Слушаю про бойфрендов, про мужей, про детей, свекровей, тёщ. Про парикмахеров и начальников. Про всё. Как бы ни тяготило меня их общество, я терплю его, убеждая себя, что это работа, а работа она всегда такая – требующая смирения. И я смиренно вникаю в истории из их ограниченных жизней, посвящаюсь в их проблемы, дурацкие настолько, что я просто диву даюсь, насколько тупа и незамысловата жизнь большинства.
Часто мне кажется, что они всё это не всерьёз, просто дурачатся, кривляются, разыгрывают комедию, но я смотрю в их лица и понимаю – нет, всё действительно очень серьёзно. Это очень, очень серьёзная болезнь современного общества – принимать сыплющееся на тебя дерьмо и называть это жизнью. Я могла бы сказать им: эй, придурки, хватит жрать помои! Вкус к хорошей еде прививает хорошая еда. А если вы с благодарностью подставляете свои рты под чужие задницы, то нечего и удивляться тому смраду, которым затянуты ваши миры. Не говорила, зная по опыту, что никто меня слушать не будет. Тот, кто действительно хочет что-то изменить, просто идёт и меняет. Как? Молча. Тот, кто жалуется, менять ничего не собирается, просто хочет найти свободную жилетку, схватить за пуговицу, залить соплями, выплеснуть наружу часть переполняющего, изнутри распирающего дерьма. Поделиться тем, чего не жалко и что уже не лезет.
– Конечно, он вернётся, – выдала я наконец то, чего она от меня добивалась, придвинула к себе ежедневник, сделала вид, что занята чрезвычайно, и Аллочка, рассыпавшись в благодарностях, вышла из кабинета. Всё же надолго меня никогда не хватает.
Наверное, мне лучше других удаётся навешивать на себя эту маску заинтересованности, потому что именно ко мне они липнут со своими проблемами особенно усердно. Может, не стоит так уж стараться быть безупречной во всём, может, снизить градус правдоподобности? Я не испытываю к ним жалости, не могу, ведь они не голодающие дети Африки, а взрослые люди. Если они ноют по своим жизням, то видимо это должно означать только одно – им это нужно. Но в какой-то мере я понимаю их, ведь раньше и я сама жила в этом игрушечном мире, соответствовала его требованиям, подчинялась его законам до тех пор, пока не создала для себя свой собственный мир. Настоящий.
Вчера у всех был похмельный выходной после корпоратива, но сегодня наступил последний перед праздниками рабочий день.