Страница 6 из 12
– Ты тоже сумасшедший? – спросила я, прислушиваясь к стуку его сердца.
– Пятая поправка к Конституции: «Против себя не свидетельствую».
– Ну а серьёзно?
– О, я ещё тот псих, – кивнул он убеждённо. – Ты будешь долго исследовать глубины моего безумия.
– Ты кажешься нормальным.
– Казаться не значит быть. Я уже говорил, что актёр и потому очень хорошо умею прятать себя. Видишь ли, не с каждым хочется разделять своё сумасшествие. Найти того, с кем хочется, и того, кто по твоим представлениям способен это вынести, – большое счастье.
Я раздумывала над его словами, пока он баюкал меня на своей груди. Подняла к нему лицо:
– По твоему, я смогу вынести твоё безумие?
– Будет нелегко, – пообещал он, – но интересно. И да, думаю, ты справишься.
– Предлагаю зарыть топор войны в шалаше, – сверкнула я глазами.
Вещи наши, выстиранные, сушились возле костра, и мы ходили обнажённые. Мне и так нелегко было смотреть на Рональда весь вечер, пока мы занимались делами, а сейчас возбуждённая спором и его красочной, и в некотором роде профессиональной, жестикуляцией я и вовсе еле сдерживалась. В ногах появилась знакомая дрожь, внутренности скручивались воронкой – вакуум мой втягивал их с такой силой, что было больно.
Рональд бросил взгляд на котелок с грибным супом, вода уже закипала. Посмотрел на меня обнаженную, призывно стоящую перед ним, снова на котелок, выругался и закинул меня на плечо.
Глава 3
– Ты понимаешь, что тебе придётся переехать в Лос-Анджелес? – спросил он, глядя сквозь меня туманными глазами и перебирая мои волосы.
Лежать с ним здесь, в шалаше, в одном свитом на двоих коконе, дышать с ним одним воздухом, слышать треск сучьев в костре, шум ветра над головой – вот настоящее счастье. Тепло, уютно, немножко сумбурно. А что там, в Лос-Анджелесе?
– Нет, – ответила я, не столько не понимая, сколько не веря в то, что он говорит.
– Придётся, – шепнул он мне на ухо. – А ты понимаешь, что тебя там ждёт?
– Если ты о том, что будешь проделывать там со мной те же штучки, что и пять минут назад здесь, то я, в общем, не против.
– Непременно. Но я и о другом сейчас.
– О чём же?
– О том, что я дам тебе какое-нибудь смешное прозвище, и ты будешь там жить… Со мной.
Я уже долгое время ощущала себя немного сумасшедшей, но сейчас я чувствовала себя так, будто моё сумасшествие достигло своего апогея. Подсознательно всё ждала, что вот сейчас занавес упадёт, декорации разрушатся, и я окажусь одна-одинёшенька посреди пустой сцены.
– И как же мы будем жить? – спросила я осторожно.
– Интересно.
– Ну да. Со мной не соскучишься… А чем я буду там заниматься?
– Всем, чем захочешь. Но имей в виду – я против торговли наркотиками и людьми.
– Беда-беда. Я ведь кроме этого ничего и не умею…
– Можешь также работать переводчицей, можешь не работать вообще, а можешь осуществить какую-нибудь свою детскую мечту. Я вообще за это – за осуществление детских грёз, они самые правильные. Вот ты. Кем ты хотела быть в детстве?
– Ты будешь смеяться, – замялась я.
– Обязательно. Я, знаешь ли, вообще люблю поиздеваться над людьми.
Я немного помедлила, потом собралась с духом и призналась:
– Мне всегда было интересно, как это – увидеть свою планету висящей в пустоте. Поэтому я всегда хотела стать космонавтом.
– Отлично, – обрадовался он. – Запишем тебя на предполётную подготовку в одну из частных аэрокосмических компаний.
– Ты всё-таки смеёшься надо мной?
Рональд приподнялся на локте, медленно провёл костяшкой указательного пальца по моей щеке.
– Ты мне не веришь?
– Конечно нет.
– Очень плохо. Очень, очень плохо, Лиз. От недоверия все проблемы. Я знаю, что невозможно прожить на земле столько лет, не разучившись доверять людям, и вот что я тебе скажу. Я не терплю лжецов, просто патологически не переношу, и именно поэтому я не причисляю себя к ним. Я обещаю, что никогда и ни при каких обстоятельствах не буду тебе врать. И знаешь почему? Для меня это всё равно что вываляться в дерьме и набить им себе рот. Я всегда говорю или правду или ничего, из-за этого у меня было достаточно проблем, но меня это никогда не беспокоило, я себе не изменяю. Мне в общем и целом плевать на мнение общества, общество давно уже погрязло во лжи и ничего не понимает, другое дело – близкий человек. Твоим мнением я всегда буду интересоваться, и всегда буду высказывать своё, ожидая, что ты к нему прислушаешься. Так что верь мне, пожалуйста, и сама не лги. Это единственное, что может нам помешать.
– Хорошо. Я тебя услышала. Можно ли твои слова считать признаком того, что ты принимаешь меня такой, какая я есть со всеми недостатками? У меня ведь никак не получится их скрыть, если я не буду врать, а притворщики всегда кажутся более приятными, чем те, кто не пытается себя прятать.
– Именно так ты и должна воспринимать мои слова. И запомни – у тебя нет недостатков, ты совершенна изначально. Возможно, у тебя есть некоторые заблуждения, навязанные обществом опять же, но также у тебя есть и я, тот, кто тебя от этих заблуждений вылечит.
– Очень самонадеянно, тебе так не кажется?
– Меня и самого вылечили. И для меня это действительно было так. Было так же важно, как и вовремя узнать, что я болен смертельно опасной, но излечимой болезнью, чтобы получить возможность избавиться от неё.
– Опять ничего не расскажешь?
– Не сегодня, Лиз.
Пора бы мне уже привыкнуть к тому, что он вечно обрывает свои самые интересные мысли на середине. Давить на него я пока не готова.
– Ну хорошо, – вздохнула я. – Допустим, по средам и пятницам я буду ходить на курсы для будущих космонавтов. А что мы будем делать в остальное время?
– Ну слушай моё мнение на этот счёт. Я склонен думать, что отношения это не тюрьма, и у каждого должна быть какая-то своя жизнь, если ему это нужно. Кроме того, я всегда выступал за качество, а не за количество общения. Понимаешь, я считал, что если всё время зацикливаться на том, чтобы всё делать вместе – вместе есть, вместе спать, вместе гулять, вместе ходить по магазинам, вместе и работать и отдыхать, можно очень скоро начать грезить о том, чтобы посадить свою половину в катапульту и выстрелить ею по горизонту, чтобы она перестала наконец мозолить глаза. Так я думал. Но теперь мне не хочется отпускать тебя от себя ни на минуту. Не знаю, может дело в том, что мы в лесу и мне без тебя тут просто страшно? Посмотрим, Лиз, по обстоятельствам. А ты что думаешь?
– Ну слушай и моё мнение. У меня есть особенность. Я вполне могу побыть одна – мне с самой собой никогда не бывает скучно. Более того, я привыкла к одиночеству, и мне будет сложно с ним расставаться. То есть, я не буду требовать к себе всё твоё внимание, но готовься к тому, что когда ты будешь оказываться рядом, я просто не смогу слезть с твоих коленей. Во всяком случае первые лет тридцать. Для меня это будет пытка – иметь тебя поблизости и не прикасаться. Я иначе любить не умею и не хочу иначе.
– Ох, – вздохнул Рональд, покрепче прижимая меня к себе, – это я как-нибудь переживу. А вот что придётся пережить тебе. Я публичный человек, и тебя эта публичность тоже ждёт.
– Что это значит?
– Ты будешь посещать все премьеры, все презентации, все рекламные кампании. Тебе придется отрастить толстую шкуру, Лиз. Ты всегда будешь под прицелом камер и фотоаппаратов, тебя будут преследовать журналисты, тебя будут ненавидеть мои любимые фанатки. Я буду вынужден приставить к тебе охрану, и они будут сопровождать тебя везде, куда бы ты ни отправилась. Тебя ждут различные интервью, благотворительные мероприятия, светские вечеринки, приемы у высокопоставленных особ и ещё масса всего. Я не говорю, что это будет происходить постоянно, и ты целыми днями будешь крутиться как заведённая, разрываясь между всем этим, но всё же довольно часто. Это не так весело, как кажется на первый взгляд. Это работа и она утомляет.