Страница 10 из 12
– Продолжай думать так же, уверен, Плутону будет очень приятно, что хоть кто-то переживает о его статусе.
– Я так и делаю. Это наш с ним никого не волнующий, но упрямый протест.
– Вот и правильно. Тренируйся пока. А когда у тебя появится собственная галактика, сможешь раздавать небесным телам звания и титулы по своему усмотрению.
– И откуда же она у меня появится?
– Кто знает? – вздохнул Рональд и повернул мою голову к себе, заглянул в глаза. – Может, это я её тебе подарю.
– Ну я понимаю, Луну с неба, но целую галактику! – рассмеялась я.
Он облизал палец и вытер грязь с моего носа.
– Думаешь, ты этого не заслуживаешь? – спросил, улыбаясь нежно.
– Думаю, у меня треснет кое-что. Или слипнется. Что-то другое…
– О чём это ты?
– Не обращай внимания, русские идиомы. Нет, правда, галактика это перебор, но вот если бы ты мне подарил Юпитер, например, я бы не отказалась. Особенно учитывая тот факт, что когда-нибудь он, возможно, станет настоящей звездой.
– Он может стать звездой?
– Ну да. Учёные говорят, что Юпитер это будущая звезда со своей уже сформированной планетарной системой. Ему осталось только разогреться до подходящей температуры, и можно будет переселяться на одну из его лун, а их у него шестьдесят семь. Так что выбрать есть из чего.
– И какую бы ты выбрала?
– Какую-нибудь маленькую, но уютную. Я не жадная.
– Хорошо, Лиз, я тебя понял.
– Не знаю, справедливо ли это по отношению к Юпитеру, но мне всё-таки не очень хочется, чтобы он превращался в звезду. Звёзд много, а он такой красавец один. Как бы я хотела, чтобы он был к нам поближе. Чтобы вот так лежать, а на небе он – громадный и полосатый. Было бы здорово, да?
– Да. Мне тоже нравится такая картина.
Множество падающих звёзд прочертило небосвод над нашими головами. Видимо мы вошли в кольцо метеоритов, зачерпнули горсточку атмосферой, и теперь они грандиозно умирали на тёмной сцене, на наших глазах сгорая в своём последнем полёте. Один из них был особенно большим и летел медленно, словно красуясь своей полыхающей мантией.
– Загадывай желание! Скорее! – прошептала я Рональду.
Пока он думал, падающая звезда успела раствориться в небе.
– Хочу однажды проснуться с тобой, – сказал он тихо.
– Завтра проснёшься, – пообещала я.
Он ещё подумал, перевернулся на бок, лицом ко мне.
– Не завтра, а через много лет.
– Просыпаешься, а я – старая, лежу рядом. Вся в морщинах, без зубов, бр-р-р. Надо оно тебе?
– А тебе? Ты бы хотела такое будущее?
– Это было бы прекрасное будущее, – мурчала я, прижимаясь щекой к его груди. – Но только в том случае, если у тебя тоже будут морщины. Ты же не собираешься всю жизнь оставаться таким глянцевым красавчиком?
– Появятся, будь уверена, – рассмеялся он.
– По-твоему, морщины это смешно? – вздохнула я.
– Конечно! Вот увидишь, мы будем вместе над ними смеяться.
– Это так здорово, что даже не верится.
– Я знаю, что люди начинают верить медленно, Лиз, так мы никуда и не спешим.
Действительно. Куда нам спешить? Неужели теперь можно остановить эту бессмысленную жестокую гонку за счастьем? Неужели теперь можно просто расслабиться возле такого родного и теплого…
– Ногти! – вдруг воскликнул Рональд и расхохотался. – Вот кто будет стричь мне ногти на ногах!
– Чего? – не поняла я.
Он уткнулся мне в плечо, голос его потеплел.
– Знаешь, какое моё самое яркое воспоминание о дедушке и бабушке? Они вместе так далеко шагнули в старость, что стригли друг другу ногти на ногах. Самостоятельно дотянуться они уже не могли, спины не гнулись, так что по очереди вооружались ножницами, по очереди садились на пол друг перед другом и… Идеально, тебе так не кажется?
Я долго представляла себе эту картину и чувствовала, как в груди становится очень тепло и щекотно. Сдержала улыбку, пробурчала:
– Ну и дела. Будущее с голливудской звездой я представляла себе совсем не так.
Лёгкая головная боль и усталость давили мне на виски, но я не обращала на них внимания, – вечер уж больно хорош. Мы долго молчали, слова были лишними. Мы учились разговаривать без них, зачем засорять эфир?
– А знаешь, кто всегда живёт прошлым? – спросил вдруг Рональд.
– Кто же?
– Астрономы.
Вот это поворот. Неужели в этом мире ещё кто-то кроме меня интересуется астрономией? Впрочем, о чём это я? Кому как не звезде думать о звёздах? Я решила не умничать и предоставила слово Рональду.
– И почему же?
– Звёзды слишком далеко, могут пройти миллионы лет, пока до нас дойдёт их свет. Представляешь, как странно? Мы ещё можем видеть какую-то звезду, а она уже погасла тысячи лет назад, и узнаем мы об этом только ещё через много тысяч лет.
– Или где-то зажглась новая, а мы ещё не в курсе, – мечтательно улыбнулась я.
– Да. Так и есть.
Мы ещё помолчали.
– Ты представляешь, какие это колоссальные расстояния? – снова заговорил Рональд, разглядывая бескрайнее небо своими бездонными глазами. – Только вообрази себе все эти громадные раскалённые шары. Наша Земля в сравнении с Солнцем, как маковое зёрнышко в сравнении с апельсином, а Солнце, по сравнению со многими другими звёздами, само как зёрнышко. И этих апельсинов во вселенной миллиарды миллиардов, их больше чем всех песчинок на всех пляжах нашей Земли. Я просто не знаю, как можно быть астрономом, как можно не свихнуться от этих колоссальных объёмов и расстояний.
– Скорее всего они изначально все психи, раз их это не пугает.
– Да, наверняка. Но вот, что самое удивительное – среди всей этой бесконечности наша Земля, эта невидимая крупинка пыли, населена жизнью. Можно считать, что ты, я, любое, даже опустившееся на самое дно человеческое существо, все звери, эти улитки, которых мы съели на ужин – всё это величайшее необъяснимое чудо. Ты должна, обязана чувствовать себя именно так, Лиз, ты – чудо. Не какая-то невидимая составляющая многомиллиардной толпы, ты одна на много миллиардов звёзд. Вершина мироздания, венец божественного творения. И каждый, кого ты видишь, каждый, с кем тебе приходится общаться – тоже чудо. Когда все люди наконец поймут это, общество станет таким, каким его и задумывал создатель.
– Это утопия.
– Нет. Когда-нибудь это обязательно произойдёт.
– Наш мир таким не задумывался. Он не для того, чтобы в нём все были счастливы.
– О чём ты?
– Просто моё видение. Не сейчас, может быть, позже я тебе расскажу.
Голова продолжала болеть и много говорить не хотелось.
– Расскажешь обязательно. А хочешь моё видение мира?
– Хочу конечно.
Слушать Рональда я могла бесконечно. И мне даже не важно было, о чём он говорит, важно было то, как он это делает. Его голос – самая желанная музыка для моих ушей, нежный тембр – бальзам для души.
– Любовь важнее всего, – сказал этот вкрадчивый голос.
Слова его иногда вообще… заставляют трепетать так, что от удовольствия отнимается всё, что ниже колен.
– Только это важно, Лиз, поверь. Я прошёл все стадии – был романтиком, потом циником, потом циничным романтиком, снова циником и снова романтиком. Я попробовал всё, поэтому знаю, о чём говорю. Любовь важнее всего. Только из-за неё мы все находимся там, где находимся. И эти слова, Лиз, я сейчас использую в самом широком смысле, какой только возможен.
только из-за любви мы находимся там, где находимся. Если бы ты только знал
– А всё остальное, всё, что нас окружает, – продолжал Рональд, – дома, мебель, автомобили, украшения, прикроватные коврики и даже наши тела, всё-всё-всё – это всего лишь отходы звёздной жизнедеятельности, химический мусор.
Вряд ли он расскажет мне что-то новое, но его голос… Я просто таю от его тембра и манеры излагать свои мысли.
– Как это? – спросила.
– А вот как. Все вещества, все элементы образовались в тот момент, когда самые первые древние звёзды взорвались под конец своей жизни. Именно так они и умирают – горят-горят, долго, миллиарды лет, а потом взрываются с колоссальным вселенским ба-бахом. И вот в этот момент образуются химические элементы, которые разлетаются во все стороны. Из них состоят все наши вещи, из них состоим и мы с тобой. Представляешь, сколько этого вещества во вселенной, если каждую секунду времени, дожив свой век, взрываются сотни, а может, и тысячи звёзд?