Страница 4 из 23
Те же таинственные силы, что уберегли меня от того, чтобы быть насаженным на рулевую колонку, спасли и молодую жену инженера. Не считая ушиба верхней челюсти и нескольких расшатавшихся зубов, она осталась невредима. Первые часы в эшфордской больнице перед моими глазами неотрывно стояла картина: мы заперты лицом к лицу в наших автомобилях, и между нами – тело ее умирающего мужа на моем капоте. Мы глядели друг на друга через разбитые лобовые стекла и не могли пошевелиться. Всего в нескольких дюймах от меня, у правого дворника, лежала ладонью вверх рука мужчины. Пока он летел со своего сиденья, рука ударилась о какой-то твердый предмет, и на моих глазах умирающие сосуды надули большой красный пузырь – тритона с эмблемы на радиаторе. Удерживаемая ремнем безопасности, его жена сидела за рулем, глядя на меня до удивления официально, словно не понимая, что за случай свел нас. На милом лице, увенчанном широким интеллигентным лбом, замерло пустое и отрешенное выражение Мадонны с иконы начала Возрождения, не желающей принять чудо, явившееся из ее чресл. Только однажды там мелькнуло чувство – когда она, похоже, ясно меня рассмотрела: правую половину лица исказило, словно нерв дернул струну. Понимала ли она, что кровь, покрывающая мое лицо и грудь, – кровь ее мужа?
Вокруг двух наших машин собралась толпа зрителей. После короткой паузы все пришло в бурное движение. Пожилой мужчина в прозрачном пластиковом дождевике неуверенно тянул пассажирскую дверцу за моей головой, словно боялся, что машина поразит его худую руку электрическим разрядом. Молодая женщина с клетчатым одеялом в руках нагнулась к моему окну и, поджав губы, смотрела на меня с расстояния всего нескольких дюймов, как смотрят на покойника в открытом гробу.
Еще не чувствуя никакой боли, я сидел, держась правой рукой за спицу руля. Жена мертвеца постепенно приходила в себя. Несколько человек – шофер грузовика, солдат в увольнительной и продавщица мороженого – совали в окно руки, ощупывая тело женщины за рулем. Она отогнала их и расстегнула ремень на груди, не сразу справившись с хромированной пряжкой. На мгновение я почувствовал, что мы исполняем главные роли в кульминации жестокой драмы в импровизированном театре технологии, с участием разбитых автомобилей, мужчины, погибшего при столкновении, и сотни водителей, ожидающих за кулисами с включенными фарами.
Молодой женщине помогли выбраться из машины. Ее непослушные ноги и неловкие движения словно пародировали исковерканные каркасы двух машин. Прямоугольный капот моего автомобиля вздулся перед лобовым стеклом, и в моем затуманенном мозгу острый угол между капотом и крыльями повторялся во всем окружающем: в выражениях лица и позах зрителей, в восходящей плоскости эстакады, в траекториях авиалайнеров, поднимающихся с далеких взлетных полос аэропорта. Молодую женщину осторожно вел прочь от машины смуглокожий человек в темно-синей форме пилота арабской авиалинии. Тонкая струйка мочи непроизвольно потекла у нее между ног на дорогу, и зрители разглядывали лужицу, появляющуюся на щебеночном покрытии с масляными пятнами. В гаснущем вечернем свете вокруг ослабших коленей женщины возникла радуга. Женщина повернулась и посмотрела на меня со смесью заботы и враждебности. Однако я глядел только на необычное сочленение ее бедер, причудливо раскрытых в мою сторону. У меня в мозгу эта поза отложилась не сексуальностью, но стилизацией ужасных событий, объединивших нас, отчаянной болью и жестокостью.
Я двумя руками вцепился в руль, пытаясь успокоиться. Непрерывная дрожь сотрясала мою грудь, почти не давая дышать. Один полицейский крепко держал меня за плечо, второй положил фуражку на капот рядом с мертвецом и принялся дергать дверцу. Лобовой удар смял переднюю часть пассажирского отделения, заклинив двери.
Врач «Скорой помощи» потянулся, разрезал мой правый рукав и вытянул мою руку в окно. А потом воткнул в плоть иглу шприца, и мне стало интересно: достаточно ли квалифицирован этот доктор, похожий на большого ребенка?
Странное веселье не покидало меня по дороге в больницу, в голову лезли какие-то неприятные фантазии. Двое пожарных срезали дверцу с петель и бросили на дорогу. Они смотрели на меня, как помощники на окровавленного тореадора. Малейшее их движение, когда они протягивали ко мне руки странными жестами, казалось исполненным тайного смысла. Если бы один из них расстегнул грубые форменные брюки, обнажив гениталии и прижав член к моей окровавленной подмышке, даже этот эксцентричный акт соответствовал бы стилю жестокости и спасения. Я ждал каких-то ободряющих слов, пока сидел, покрытый чужой кровью, пока брызги мочи молодой вдовы образовывали радугу у ног спасателей. По той же кошмарной логике пожарные, спешащие к горящим обломкам рухнувшего самолета, могли бы рисовать неприличные или веселые лозунги струей углекислоты из огнетушителя, а палач – одевать свою жертву в забавный костюм. А жертва могла бы сопровождать свой переход в мир иной ироничными жестами, торжественно целовать ружейные приклады, оскорбляя невидимый флаг. Хирурги могли бы беззаботно резать друг друга, прежде чем обратиться к пациенту. Жена может шептать имя любовника в момент оргазма у мужа, шлюха, чей рот занят членом клиента, может – без обид – укусить крайнюю плоть. Такой укус – однажды меня цапнула усталая проститутка, раздраженная отсутствием у меня эрекции, – напоминает мне профессиональные жесты врачей «Скорой помощи» и операторов автозаправок; у каждого есть свой набор знаков.
Полицейские достали меня из машины и крепкими руками направили к носилкам. Я попытался сесть на носилках и выпростать ноги из-под одеяла. Юный доктор уложил меня обратно, уперев ладонь мне в грудь. Удивившись мелькнувшему в его глазах раздражению, я послушно улегся.
Укрытое тело мертвеца подняли с капота. Сидя безумной мадонной между дверями второй «Скорой», его жена безучастно наблюдала за вечерним движением. Рана на правой щеке постепенно искажала ее лицо – поврежденные ткани наливались кровью. Я уже понимал, что переплетенные решетки радиаторов наших машин стали моделью неизбежного извращенного союза между нами. Серое одеяло, укрывшее бедра женщины, образовало изящную дюну. Под этим холмом таилось сокровище ее лобка. Безупречные выпуклости и изгибы, нетронутая сексуальность умной женщины были важнее трагических событий вечера.
Глава 3
Грубые синие лампы полицейских машин продолжали мигать в моей голове следующие три недели, пока я лежал в пустой палате травматологического отделения больницы близ лондонского аэропорта. В этой тихой местности магазинов подержанных автомобилей, водохранилищ и следственных изоляторов я поправлялся после аварии. Две палаты на двадцать четыре койки – максимально ожидаемое число выживших – были постоянно готовы принять возможных жертв авиакатастрофы. Одну палату временно занимали пострадавшие в автокатастрофе.
Не вся кровь, покрывавшая меня, принадлежала покойнику. Доктора-азиаты в приемном покое обнаружили, что обе мои коленные чашечки раздроблены при ударе о приборную панель. Острые приступы боли поднимались по внутренней стороне моих бедер до паха, как будто по венам ног двигались стальные катетеры.
Через три дня после первой операции на коленях я подхватил какую-то больничную инфекцию. Я лежал в пустой палате, занимая койку, принадлежащую по праву жертве авиакатастрофы, и лениво размышлял о ранениях и боли этого пациента. Вокруг меня пустые койки таили сотни историй катастроф и утрат. Две нянечки двигались по палате, приводя в порядок койки и радионаушники. Эти дружелюбные молодые женщины совершали служение в соборе невидимых ран; их разрастающаяся сексуальность главенствовала над самыми ужасными повреждениями лиц и гениталий.
Пока мне закрепляли ремни на ногах, я слушал, как взлетает из лондонского аэропорта самолет. Кто следующий займет это ложе: банковская кассирша средних лет, направлявшаяся на Балеарские острова, – голова набита джином, лобок увлажнился из-за сидящего рядом скучающего вдовца? После аварии на взлете ее тело долгие годы будет хранить синяк на животе от пряжки ремня безопасности. Каждый раз, ускользая в туалет провинциального ресторана, подгоняемая сигналами слабого мочевого пузыря истрепанной уретре, во время каждого полового акта с мужем, страдающим от простатита, она будет вспоминать те несколько секунд перед аварией. Ее раны навеки сохранят воображаемую неверность.