Страница 6 из 14
Думаю, я взяла его с собой, чтобы каким-то непонятным мне самой образом объяснить ему все это – но имеет ли значение, какие мысли копошились у меня в голове, пока мы бок о бок стояли у запертой калитки лагеря? Он не понимал меня, поскольку я ничего не объясняла.
«ВХОД ЗАПРЕЩЕН» – такие знаки висели на заборе над нашими головами, они светились в темноте почти радиоактивным светом. Снег запорошил плечи зеленой армейской куртки Джеми, купленной на барахолке. Она была сшита на человека гораздо крупнее его, но он все равно носил ее, потому что это был мой подарок. Он очень долго молчал; я думала, он сдался и теперь предложит пойти в ресторан. Но тут его лицо просветлело.
– Значит, так, я не могу справиться с замком, – сказал он с легкой улыбкой. – Зато с цепью все проще. – И одним сильным рывком он разорвал ее. Замок упал в снег.
Джеми пытался встретиться со мной взглядом, а я хотела избежать этого.
– Кстати, что это за место? – поинтересовался он.
– Летний лагерь для девочек, – ответила я, толкая калитку в сугроб. – На зиму его закрывают, но мне хочется осмотреться тут.
Я не дала ему возможности спросить, а зачем мне это нужно, и потянула за собой на территорию лагеря, покинутого всеми на зиму, хотя, как казалось тем вечером, его покинули много лет тому назад, еще до того, как мы с мамой перебрались в эти края, даже до того, как я родилась.
Мы с Джеми шли по, как я считала, главной дорожке. Он взял меня за руку. Не знаю, какого мнения он был о моих планах. Все началось именно тогда – моя потребность соблюдать дистанцию. Я чувствовала, как сомнения пробираются мне под кожу там, где он касается ее. Чувствовала холодный пот на его ладони и что-то липкое: наверное, он запачкал руки смазкой для замка, когда разбирался с ним. От него исходила немного раздражающая уверенность в себе. И мне было необходимо вытеснить из головы мысли о нем.
Мы миновали сарай и белое строение с надписью «АДМИНИСТРАТИВНЫЙ КОРПУС», вырезанной поверх деревянной двери. Шли мы медленно, молча, я то и дело высвечивала фонариком что-то, казавшееся интересным. Дорожки углубились в сосны, и по разной толщине снега можно было судить о том, где они начинались, но не о том, куда вели. Тишина, нарушаемая нашими шагами по только что выпавшему снегу, становилась все более обволакивающей.
Неожиданно Джеми спросил:
– Ты вроде говорила, что это место закрыто.
Оказалось, он увидел следы ног, или скорее какие-то вмятины, припорошенные выпавшим днем снегом. Небольшое приземистое строение, сложенное из шлакоблоков, находилось слева от нас, а справа был огороженный участок квадратной формы, знак рядом с которым информировал о том, что здесь расположена компостная куча. Но сейчас все намертво замерзло и было занесено снегом.
– Наверное, какая-нибудь зверушка, – сказала я, но не успели эти слова слететь с моих губ, как послышалось тихое шуршание, быстрое и удаляющееся, словно кто-то пустился в паническое бегство. А потом мы кого-то увидели. Маленькое толстенькое создание выкатилось из почти охваченного темнотой леса, перекатилось через упавшую ветку, добралось до компостной кучи и уставилось на нас двумя желтыми глазками, будто ожидая подходящего момента, чтобы дать деру.
– Это… – запнулась я. – О нет. Это же скунс.
– Лиса, – возразил Джеми. – Я так думаю. – Мы медленно отступили назад, отдаляясь друг от друга и от зверька.
Эта встреча в пустынном лагере могла бы оказаться единственной за весь вечер, если бы не поднялся ветер и не дал мне знать, что она близко.
– Чувствуешь запах? – спросила я. – Словно что-то где-то горит? – Запах доносился непонятно откуда. Слабый и далекий, он тем не менее напомнил мне о моем сне. О ней. О моей уверенности в том, что они имеют отношение друг к другу.
– Нет… – начал он, но я не дала ему возможности договорить, потому что пошла вперед быстрее, с определенной целью: дымовая завеса между моим миром и миром Эбби стала достаточно тонкой, и у меня появилась возможность преодолеть ее.
И в какой-то момент я выпустила руку Джеми из своей руки.
6
Она была здесь.
Эбби Синклер ходила по этой самой тропинке, я чувствовала это. Перед своим исчезновением она провела в этом месте несколько летних недель. Поднимала флаг на этом шесте и выгребала из карманов мелочь, чтобы купить леденцы в этом буфете.
Чем дальше мы шли, тем яснее становилась мне ее жизнь в лагере. Я впитывала в себя то, что она видела, что чувствовала, чем дышала. Я понимала, как-то абстрактно, что Джеми идет за мной, но не оглядывалась на него и ничего не объясняла.
Я ощущала, каким душным был воздух в летних домиках – из-за москитных сеток. У меня на коже появилась испарина – влажность, донимавшая жителей долины летом, проникала сквозь одежду. Я продолжала прислушиваться к шуму деревьев, помня о том, как из темноты на меня набросилось эхо. Несколько всплесков на поверхности озера; стук вилок по тарелкам в столовой; звук, с каким в самое сердце жертвы была нанесена рана пущенной из лука стрелой.
Мы продолжали идти. Казалось, мы оба молчим, но Джеми вполне мог что-то говорить, хотя я его не слышала и не отвечала.
Мы нашли столовую, и Клуб искусств и ремесел, и спортивное поле. Видели место, где жгли костры. Там был большой круг из камней, и я представила, как девочки собирались здесь в теплые вечера – здесь, на открытом месте, где сосны расступаются и над головой появляется распростертое по небу покрывало из звезд.
Ничего в данный момент не горело, и запах, который, как мне показалось, я уловила в лесу, улетучился. Я смахнула с камня снег, села и стала смотреть вверх. Ночь уже наступила, и на небе показались звезды. Неровный горный хребет вдали был виден нечетко, слегка мерцал и совсем не походил на горы. Я постаралась взглянуть на все это глазами Эбби. Она была не здешняя. Не привыкшая к этим местам. Может, наше небо казалось ей не таким, каким она видела его там, откуда была родом. Тут – вдали от магазинов и уличного света – было намного темнее. А в темноте, в отсутствие дорожного движения и соседей, может случиться практически все что угодно.
Джеми прочистил горло. Он был совсем рядом со мной, а я забыла об этом. Опять.
– Что мы… мы что-то ищем? – спросил он.
Он занимал себя тем, что бросал камешки. Иногда камешек попадал в дерево – и я чувствовала звук их соприкосновения, или же ударялся о переплетения веток, но чаще всего просто улетал в небо.
Я встала. Она хотела, чтобы я продолжала все осматривать.
– Мы исследуем это место, – сказала я Джеми. – Просто смотрим, что здесь есть.
– Эй, Лорен, иди ко мне! – Он пытался схватить меня то за руку, то за бедро, то за другую часть тела, чтобы притянуть к себе. Но в темноте все время промахивался, и я проскользнула мимо него, отошла от костровой ямы и направилась к холму. Холм шел вниз, благодаря чему скорость моего передвижения увеличилась, и я побежала.
Я бежала по дорожкам между спящими домиками, пытаясь высмотреть что-нибудь сквозь занавешенные окна, и увидела москитные сетки и накомарники, которые вряд ли могли служить препятствиями для насекомых. Ступеньки, ведущие к дверям домиков, были основательно занесены снегом. Но я нашла следы и других животных – оленей и енотов, птиц – и следы более крупные, они, должно быть, принадлежали сове, большей частью прячущейся на деревьях. Никто из людей, казалось, не бывал здесь зимой – до меня.
В лагере было всего пять спальных домиков. Мне пришлось три раза подбираться к ним с фонариком, чтобы найти нужный.
Домик № 3. Домик Эбби.
Но поначалу я этого не знала.
На зиму мебель оставляли в домиках. С матрасов на кроватях были сняты простыни, желтые комковатые подушки ждали нового летнего заезда девочек.
Именно Джеми помог мне узнать, на какой кровати спала Эбигейл. Он вошел вслед за мной в домик и сказал:
– Эй, посмотри на стены.
Именно так я обнаружила, что девочки из «Леди-оф-Пайнз» любили вырезать свои имена или инициалы и даты пребывания в лагере на стенах из грубо отесанных бревен над кроватями, стоявшими вдоль стен в два длинных ряда. И за много лет подобных надписей накопилось столько, что получилась летопись вроде тех, что пишут заключенные на стенах камер.