Страница 15 из 23
Граффити влечет за собой стремление подростка испытать на себе границу разрешенного. Это поступки детей, оказавшихся один на один с неизведанным, будящим в душе всякого смешанное чувство страха и любопытства. Эта практика выражается, может быть, самым наглядным примером творческого изучения реальности при участии феноменов субкультуры.
Культура настенных изображений «расцветает» как раз в подростковом возрасте. Ими пестрят не только лишь стены туалетов, но и парты, стены школьных коридоров, жилых домов…
Предполагается, что чем слабее степень воспитанности и образованности, тем в большей степени человек расположен к надписям на окружающем интерьере. Однако университетские аудитории (где, как считается, находится самый образованный пласт молодежи) свидетельствуют о противоположном.
Так как в подростковом возрасте мы отмечаем расширение у детей среды общения – общение делается ведущей деятельностью – с чем соединено усиленное стремление обсуждать, обмениваться суждениями, оценивать, то данный процесс отчасти воспроизведен в граффити. В отдельных образовательных учреждениях администрация, принимая во внимание потребность подростков в такого рода самоутверждении, вводит в обиход так именуемые «Публичные стенды», что существенно уменьшает загрязненность учреждения, но не устраняет сам феномен. Изображения переселяются на стены жилищ и в прочие общественные места. Стремление изменять, трансформировать окружающую действительность нужно учитывать в формировании детей описываемого возраста.
В рекламном деле, в области информационных политтехнологий эти существующие без подписи автора надписи, рисунки, задача которых заключается в влиянии на общее воззрение, в видоизменении его, принято именовать «черным пиаром». Подобные надписи провоцируют установленный взгляд, определенную реакцию. Аналогия с «черным пиаром» в контексте подростковых граффити вполне уместна. Они тоже не подписаны, и их цель – оказать определенное воздействие, влияние.
1. Загашев И. О. Ситуативно-личностные аспекты. СПб, 2003. С. 29–30.
2. Выготский Л. С. Проблемы возрастной периодизации детского развития // Выготский Л. С. Вопросы детской психологии. М., 2006. С. 14–23.
3. Левин К. Теория поля в социальных науках. СПб., 2000.
4. Выготский Л. С. Собр. соч.: в 6 т. Т. 3. М., 2012.
Теоретические аспекты исследования смысла жизни в психологии
Тушнова Юлия Андреевна, Киракосян Мария Мхитаровна
Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону
Проблема смысла жизни носит междисциплинарный характер, и, скорее всего, представляет традиционную проблему философии. Однако для психологии данная проблематика не менее важна; так, например, как отмечает Д. А. Леонтьев, в психологии актуально, «какое влияние оказывает смысл жизни или переживание его отсутствия на человека» [4, с. 96].
В отечественной психологии начало изучения проблемы смысла жизни было положено в рамках деятельностного подхода, где смысл жизни представлен иерархией деятельностей и их мотивов [2]. А. Н. Леонтьев описал структуру сознания, где одним из компонентов является личностный смысл. Разработка данной категории связана с представлениями Л. С. Выготского о смысловой природе мышления. Так, Л. С. Выготский называет мышление динамической смысловой системой, которая объединяет аффективные и интеллектуальные процессы.
Д. А. Леонтьев также трактует смысл жизни через понятие «обобщенной динамической системы», где смысл жизни представляет ее стержневую обобщенную описательную характеристику [2, с. 232]. Смысл жизни может осознаваться или не осознаваться человеком. Д. А. Леонтьев выделяет пять типов отношений между смыслом жизни и сознанием [2, с. 233]: неосознанная удовлетворенность, неосознанная неудовлетворенность, осознанная неудовлетворенность, осознанная неудовлетворенность, вытеснение смысла жизни.
С этой типологией перекликается типология, предложенная Ю. В. Александровой, в которой учитываются три варианта соотношения объективного смысла жизни, соответствующего высшей мотивации, и субъективного, принятого самим человеком. В первом варианте они соответствуют друг другу, во втором объективный смысл вытесняется из осознания, оставляя переживание вакуума, и в третьем он вытесняется из сознания, замещаясь в нем другим – субъективным смыслом, не совпадающим с объективным [2, с. 233].
Раскрывая вопрос о роли сознания в формировании жизненного смысла, С. Л. Рубинштейн называет два способа существования человека. Первый способ заключается в отношении к отдельным явлениям, второй связан с понятием «рефлексии» и предполагает философское осмысление жизни, выход за ее пределы [3]. Данные способы отношения к действительности скорее представляют собой генезис жизненного смысла, где от единичного, от осмысления отдельных ситуаций и предметов мира, человек приходит к обобщенному отношению к жизни. В этом обобщенном отношении, по мнению С. Л. Рубинштейна, отражена взаимосвязь временных измерений – прошлого, настоящего, будущего, что дает возможность сознательно преобразовывать жизнь.
А. А. Бодалев под смыслом жизни понимает ценность, отраженную в сознании и являющуюся для человека предельно значимой [1]. Ценность, как воплощение жизненного смысла, выполняет регуляторную функцию, активизирует процессы мотивационной сферы, то есть задает направленность поведению и деятельности человека в целом.
В работах Л. И. Анцыферовой разработка проблемы смысла жизни также сопряжена с бытийностью, где истинное бытие означает выход «за пределы себя». Становление смысла жизни тесно связано с отношением к настоящему и будущему, между которыми существуют трансцендентные отношения: личность проецирует себя в будущее, а будущее определяет настоящее. Солидаризируясь с Л. И. Анцыферовой, К. Обуховский полагает, что фактором развития личности выступает активная направленность в будущее, при этом смысл жизни воплощен в значимую задачу, требующую решения [4, с. 98]. К. Обуховский обращает внимание на то, что понимание человеком смысла своей жизни является необходимым условием нормального существования. По его мнению, осознание смысла жизни является одной из основных потребностей.
Б. С. Братусь также рассматривает смысл жизни как потребность, которая возникает из противоречия между границами индивидуального бытия и универсальностью родовой сущности человека [5, с. 3].
Как особую потребность осмысливать свою жизнь о смысле жизни говорит также А. П. Попогребский, отмечая при этом, что данная потребность обусловлена родовой сущностью человека [4, с. 97]. Здесь происходит одновременное осознание собственной индивидуальности и принадлежности к человеческому роду.
В. Э Чудновский рассматривает смысл жизни как значимую цель, призванную облегчить жизнедеятельность человека, особенно в трудных жизненных ситуациях [5]. Он определяет смысл жизни как особое психическое образование, которое в своем формировании приобретает устойчивость и эмансипированность от породивших его условий [5]. В. Э. Чудновск ий выделил следующие характеристики смысла жизни: масштабность, инертность, динамика и иерархия [5]. В. Э. Чудновский ввел понятие «оптимального смысла жизни», под которым понимается гармоническая структура смысложизненных ориентаций, обеспечивающая успешность в различных областях деятельности и эмоциональный комфорт, проявляющийся в переживании полноты жизни [5]. Созвучно В. Э. Чудновскому, Г. А. Вайзер рассматривает смысл жизни как динамическую иерархическую систему.
Обсуждая проблему становления смысла жизни, В. Э. Чудновский особое внимание уделяет характеристике так называемых кризисных этапов в возрастном развитии, соотнося их специфику с особенностями жизненных смыслов. Учитывая биологические факторы возрастного развития, автор особо выделяет два возрастных периода – периоды взросления и старения [5].
Изучая фазы жизненного пути, Б. Г. Ананьев также показывал, что их особенности определяются не только социальными факторами, но и смыслом жизни. С этих позиций он проанализировал так называемый парадокс завершения человеческой жизни, суть которого в том, что «умирание» форм человеческого существования наступает нередко раньше, чем физическое одряхление от старости.