Страница 19 из 63
Уже два дня, как она снова в Нью-Йорке. Она немедленно вызвала Эндри Войланд, и та пожелала, чтобы Гвинни, когда поедет в «Plaza», взяла с собою Тэкса Дэргема. А как могла она это сделать, если глупый юноша сидел в тюрьме?
Наконец, он явился. Гвинни встретила его весьма немилостиво. Его должны были выпустить в 10 часов утра – где он так долго пропадал?
Тэкс оправдывался: пришлось ждать. Тюремный директор был занят, затем он говорил ему большую речь о том, что он должен исправиться: в следующий раз вместо недели ему пропишут, по меньшей мере, три месяца.
– Они должны были бы тебя сейчас же совсем запереть на Блекуэльс-Айленд, – воскликнула Гвинни. – Ты этого заслужил, заставив меня так долго ждать!
Он вздохнул и замолчал. У Гвинни Брискоу своя логика, и её не переборешь. То небольшое обстоятельство, что он ничего дурного не сделал и отдежурил в тюрьме неделю из-за неё, не имело для Гвинни никакого значения.
Произошло это так. Он должен был отвезти Гвинни во Флориду на своём автомобиле. Но она ни за что не хотела оставить его у руля. Сама же была в очень дурном настроении и пустила машину вовсю, как только выехала за город. И через четверть часа наехала на старика. Конечно, она заявила, что старик сам виноват, так как бросился под автомобиль. Он не пострадал и был очень доволен, когда Тэкс дал ему двадцатидолларовую бумажку за испачканные штаны. Но полицейский остался менее доволен. Он приказал им взять с собой в экипаж старика и поехал с ними сам, чтобы доставить их к судье.
Дорогой они обдумали, как быть. Гвинни уже пять раз штрафовали за быструю езду. В последний раз её даже задержали в полицейской камере на сутки, и это оставило у неё дурное воспоминание. Она заявила, что это место совершенно не подходит для молодых дам. Тэкс должен был поэтому взять вину на себя. Он немедленно согласился, хотя и сам был уже два раза оштрафован за такой же проступок. Он разыграл кавалера и сознался судье, что правил машиной. Пострадавший это подтвердил. Судья, очевидно, в тот день был в таком же дурном настроении, как и Гвинни. Тэксу присудили сто долларов штрафа и неделю тюрьмы впридачу. Все это длилось менее получаса, затем они поехали дальше. А потом он должен был отсиживать эту неделю.
– Это очень грубо с твоей стороны, – стыдила его Гвинни. – Ты знал, когда я вернусь из Майами, почему ты не отбыл своё наказание раньше?
Тэкс защищался:
– Это не делается по желанию, Гвендолин. Приходит на дом повестка, и тогда надо явиться. И, кроме того, я ведь сидел за тебя.
– Какое это имеет значение? – спросила Гвинни. – Опять эти глупые отговорки.
– Хорошо, я больше этого делать не буду, – огорчался Тэкс. – В следующий раз можешь одна есть свой салат!
Она смягчилась:
– Если ты мне, Тэкси, пообещаешь, что всегда будешь сидеть за меня, то…
Он перебил её:
– Всегда? При твоём способе езды я могу полжизни провести в тюрьме!
– Позволь же мне сказать! – крикнула она. – Я хотела бы тебе дать нечто особенное, если ты мне пообещаешь!
– Что же? – настаивал он.
– Сначала ты мне должен обещать, а затем я скажу. Ты будешь этому очень, очень рад!
Они торговались. Наконец, он уступил. Протянул руку и твёрдо обещал ей всегда брать на себя вину, и не только при автомобильной езде. Тогда она торжественно заявила:
– Тэкс, с сегодняшнего дня ты можешь меня называть Гвинни!
Он был не очень-то этим восхищён. Он постоянно называл её Гвинни раньше, пока она не запретила. Гвинни – ба! Да всякий её теперь так зовёт! Теперь он уже привык к Гвендолин. Это ему приятнее, так её называет только он один!
Она рассердилась:
– Если ты хоть раз ещё назовёшь меня Гвендолин, не смей больше приходить ко мне! Ты совершенно невыносимый, неблагодарный человек, увы! Кроме того, неверно, что все мне говорят «Гвинни». Только тесный круг имеет на это право. Вся прислуга и многие другие люди должны называть меня «мисс Брискоу»…
Ей очень понравилась фраза о «тесном круге». Очень умно прозвучало, когда она сказала:
– Тэкс Дэргем, я приняла тебя в мой тесный круг.
– Половина Нью-Йорка принадлежит к твоему тесному кругу, – подумал он. Вздохнул и промолчал – какой смысл спорить с Гвинни Брискоу?
Затем она предъявила ему свои требования. Он должен сейчас же узнать, кто на сегодня лучшие, самые лучшие фотографы. С ними он должен вступить в переговоры и с каждым договориться о визите на завтра после обеда.
– А если они в это время уже заняты? – возразил он.
– Ты всегда сам себе придумываешь затруднения! – крикнула она. – Если они заняты, то должны этим своим клиентам отказать. Это ведь совершенно ясно. Разве ты сам не мог до этого додуматься?
Все, что бы Гвинни ни приказывала, было по-детски легко и бесконечно просто. Это Тэкс Дэргем знал по опыту. Но когда он начинал её желания осуществлять, они требовали огромных усилий. При помощи телефона ничего добиться было нельзя. Кто из уважающих себя фотографов унизится до телефонных переговоров? Надо ведь переснобить снобов!
Тэкс мог переговорить только с секретаршами. Они отвечали, что, может быть, недели через четыре…
Он бегал по лестницам вверх и вниз, ждал часами, ухаживал за принимающими клиентов дамами, подкупал их и, в конце концов, устроил то, чего хотела Гвинни. Само собою разумеется, втридорога! Это отняло у него все время. С огромным трудом он поспел на следующий день к обеденному часу в «Plaza».
– Я уже пять минут жду тебя, – встретила она его упрёком.
– Но, Гвинни, – обратился он к ней, – ты ведь на самом деле торопишься. Ты велела мне быть к половине второго, а теперь только…
Она перебила:
– Все же ты должен был придти раньше. Не заставляют даму ждать одну.
Сошла Эндри Войланд. Они отправились в столовую.
– Это Тэкс Дэргем, – представила его Гвинни. – Он в полном вашем распоряжении, когда вы только ни пожелаете. Не так ли, Тэкс?
– Конечно! – пробормотал он. Ещё недоставало, чтобы и эта дама пользовалась им, как мальчишкой на побегушках!
Конечно, он не сказал за столом ни одного слова, впрочем, и Эндри Войланд – тоже. И Гвинни обнаружила некоторое стеснение. Разговор вышел очень натянутый. «Дама-то довольно скучна!» – подумал Тэкс.
Когда Гвинни налила себе четвёртый стакан ледяной воды, Эндри отняла у неё графин.
– Теперь довольно, Гвинни! – засмеялась она.
Тэкс прислушался: это ему понравилось. И он вовсе раскрыл глаза и уши, когда Гвинни отставила полный стакан и сказала:
– Простите, я не знала, что вам это не нравится.
Он подумал: «Она, может быть, и скучная, но у неё разумные взгляды».
Эндри рассматривала изящного юношу. Она была рада его присутствию – это оберегало её от излияний Гвинни. Она почувствовала, как это комично – красавец Тэкс в роли старой дамы для соблюдения приличий между Гвинни и ею! Она не смеялась, а хотела только одного – снова очутиться одна в своей комнате. Дэргема ей было жаль за его беспомощную зависимость и полнейшее непонимание. Жалела она, несомненно, и Гвинни. Та выглядела восхитительно, как игрушка, как прекрасная, ослепительно чистая куколка – но такая, которая может сильно любить и сильно страдать! Эндри охотно пожала бы ей руку, слегка приласкала бы её. Но она на это не решалась. Мало ли что натворит Гвинни в ответ, несмотря на присутствие Тэкса Дэргема и на заполненный посетителями ресторан? И в конце концов – если уж она кого-то хотела жалеть, то не начать ли с себя? Душевные страдания этих двоих, быть может, и велики. И все же они могут пройти. Она же, Эндри Войланд, вступает на неизвестный путь, по которому до сих пор ещё, со дня существования мира, не шёл ни один человек.
Они поехали к фотографам, сперва к Арнольду Генте, затем к барону де Мейеру и Николаю Меррей. Тэкс дивился: не Гвинни снималась, а лишь одна мисс Войланд. Барон де Мейер оказался упрямым. Он не допускал никого постороннего в комнату для съёмок. Гвинни и Тэкс должны были дожидаться в приёмной.