Граф Монте-Веро

Когда Эбергард спустился в залу, уже стемнело. Он ожидал художника Вильденбрука и Юстуса Армана, которые занимались раздачей купленных им подарков. Наступавший вечер Эбергард хотел посвятить воспоминаниям, сидя перед портретом отца Иоганна.

Но когда Сандок отворил дверь залы, Эбергард увидел на мраморном столе зажженную елку. Это был приятный сюрприз. Возле елки с довольным лицом стоял Мартин – эта елка была его затеей. Эта сохранившая запах леса елка с восковыми свечами вызвала в Эбергарде воспоминания о том давно прошедшем времени, когда отец Иоганн такие елки каждый год устраивал для него. Он молча подошел к Мартину и крепко пожал ему руку.

– Не стоит благодарности, господин Эбергард! – проговорил честный моряк. – Не стоит благодарности! Посмотрите-ка, что здесь приготовил для вас господин Вильденбрук. Он так прекрасно нарисовал на полотне наше Монте-Веро!

Эбергард увидел три картины, стоявшие за елкой, которых он, войдя, не заметил. Это были те самые картины, о которых художник несколько дней назад говорил на балу принцессе.

На одном из полотен была его прекрасная вилла. Он узнал даже своих управляющих и двух больших собак, лежавших у веранды; каждая пальма, каждый куст были как живые. Эбергард невольно улыбнулся.

На двух других картинах были изображены плантации сахарного тростника и река и гавань Монте-Веро. Эбергард долго не мог оторвать взгляд от произведений Вильденбрука.

Вдруг чья-то рука тихо легла на плечо Эбергарда, Мартин с вежливым поклоном отступил в сторону – это был художник, который вошел в залу вместе с Юстусом Арманом.

Эбергард протянул им руки.

– Какой сюрприз, дорогой Вильденбрук! – воскликнул он.

– Мертвые копии ваших живых творений!

– Но ведь вы, кажется, обещали подарить их принцессе Шарлотте?

– Совершенно верно, господин Эбергард, – отвечал художник, которого граф Монте-Веро, как и Юстуса Армана, просил называть себя по имени, опуская титул. – Но очаровательная принцесса предпочла взять себе копии и предоставить вам оригиналы, она – ангел!

– От души благодарю вас, дорогой друг, и позвольте вам сказать, что вы своим подарком украсили мне сегодняшний вечер и сделали его незабываемым.

– Как и вы сделали то же для многих!

– С вашей помощью!

– Все прошло превосходно, сколько радостных лиц видели мы! – сообщили молодые друзья Эбергарда. – Не назвав ни себя, ни того, кто прислал подарки, мы все раздали, и теперь семьи бедняков с радостью встретят рождественский праздник.

– Ну, по крайней мере вы не принадлежите к тем волкам в овечьей шкуре, которые называют себя друзьями и благодетелями бедных и хвастают подаяниями, преследуя только свои собственные эгоистичные цели.

– Еще к нам присоединился молодой русский офицер, который просил позволения принять участие в нашем деле, – сказал Вильденбрук. – Он мне очень понравился, несмотря на свою молодость. Он в течение всего дня помогал нам и сам пожертвовал значительные суммы.

– Странно! Как его имя?

– Имя его Ольганов, он лейтенант синих гусар.

– Это лейб-гвардия российского императора, организованная по образцу нашей отечественной.

– Совершенно верно, молодой Ольганов был в прекрасном мундире, он отличный наездник, – заметил Вильденбрук.

– Он, по-видимому, уже слышал о вас, – прибавил Юстус, обращаясь к Эбергарду, который, раздвинув подвижную стену в глубине комнаты, показал своим друзьям блестящий символ, значение которого им было известно.

В эту минуту в портале дворца раздался душераздирающий крик, друзья невольно вскочили. Эбергард быстро выбежал на лестницу, Вильденбрук и Арман последовали за ним.

Странное зрелище представилось их глазам.

Негр Сандок, словно тигр набросившийся на какое-то человеческое существо, так крепко прижал его к каменному полу, что человека под ним едва можно было различить. Только подбежав к боровшимся, Эбергард и Мартин увидели, что это была женщина.

С торжествующей улыбкой, в которой вдруг отразилась вся проснувшаяся в нем неукротимость, негр держал высоко над головой несколько маленьких серебряных чаш, которые, вместе с изящными статуэтками на пьедесталах, украшали портал.

– Воровка, – кричал он на португальском языке.

– Помогите, он меня задушит, умираю! – стонала женщина.

Мартин приказал Сандоку выпустить свою добычу, что тот и сделал, и теперь можно было видеть, что кричавшая была сгорбленной старухой, она стонала и плакала, стараясь вызвать жалость.

– Я видел, как эта женщина вошла в портал, – начал Сандок, сверкая глазами, – как она стала озираться кругом и, не увидев никого, подошла к колонне. О, у Сандока глаза, как у дикой кошки. Старуха схватила эти серебряные чаши, высыпала из них цветы и спрятала добычу под платок, но тут Сандок подскочил и схватил ее.

Мартин невольно засмеялся при виде торжествовавшего негра и старухи; та, состроив плаксивую физиономию, наклонилась, чтобы поднять свой красный дождевой зонт, который она от страха выронила из рук.

Читатель, без сомнения, узнал в сгорбленной старухе Паучиху, визит которой во дворец графа Монте-Веро начался столь неблагоприятно.

План камергера фон Шлеве, которого мы уже узнали из письма Кастеляна, очевидно, рухнул бы, если бы негр не заметил воровства госпожи Робер и позволил бы ей улизнуть с добычей. Тогда она, по всей вероятности, исполнила бы поручение к Эбергарду только на следующий день.

– О сударь, – простонала старуха, долго кашляя, чтобы придумать отговорку. – О сударь, избавьте меня от этого дьявола! Я, которая в чести дожила до седых волос, вдруг стану воровать! Да избавит меня Бог от такого греха!

Негр, который не понимал слов старухи, со сверкающими глазами следил за выражением ее лица и по нему догадывался о смысле ее речей, утверждал, что видел, как старуха уже спрятала серебряные чаши под платок.

– Я хотела только осмотреть их, так как еще никогда не видела таких ценных вещей! Ведь я имею поручение к господину графу…

– Поручение к господину графу Монте-Веро? – Мартин недоверчиво посмотрел на старуху, которая в своем выгоревшем платке и старой шляпе походила на нищую.

– Да, я имею важное поручение к нему, которое могу сообщить только с глазу на глаз. И скажу вам, он вдвое больше вознаградит меня, чем стоит эта чаша, он даже убьет это черное чудовище, которое почти задушило меня, если услышит, что тогда потерялось бы известие, из-за которого я, старая, больная женщина, пришла сюда в холод и снег, да и еще в такое позднее время!

Эбергард подошел ближе и внимательно осмотрел старуху, которая возбуждала жалость своим ужасным кашлем.

– Что вам надо от графа? – спросил он.

– Это я могу сообщить только ему самому, – прошептала Паучиха, подойдя к Эбергарду, чтобы быть подальше от негра.

– Можете здесь без всяких опасений сказать то, что вам надо.

– Даже если вы мне Бог знает что пообещаете, сударь, сообщение свое я могу сделать только господину графу.

– Так следуйте за мной, я тот, кого вы ищете.

– О, вы господин граф! Какой позор! Мне, несчастной, пришло в голову из любопытства осмотреть чаши, а этот черный злодей подозревает, что я с другим намерением тронула эти вещи, – жаловалась старуха, следуя за Эбергардом по мраморным ступеням и жадным взором осматривая редкостные растения и дорогие ковры.

Эбергард думал, что сгорбленная старуха хочет просить его о пособии, и, хотя больше верил словам Сандока, все же решил избавить ее от дальнейших преступлений, назначив ей пожизненное вспомоществование. При этом ему смутно припомнилось, что он уже где-то видел эту старуху, и потому, войдя в залу, при виде которой госпожа Робер в восторге всплеснула руками, он сказал ей:

– Садитесь. Как ваше имя?

Паучиха недоверчиво поглядывала на художника и Армана, которые, отойдя в сторону, рассматривали прекрасные статуи у камина.

– Почему вы мешкаете, любезная? – продолжал Эбергард, видя смущение старухи, и подвинул к ней свое кресло. – Доверьтесь мне смело, зачем вы пришли.