Граф Монте-Веро

Прекрасная Эсфирь отворила эту хитрую дверь; густым смрадом пахнуло из освещенного красноватым светом помещения, где за столом, уставленным бутылками и стаканами, сидели известные нам четверо бандитов. Рыжий Эде, который в компании с товарищем с немалым успехом посетил ночью какой-то богатый магазин шелковых товаров, угощал сегодня своих друзей отменным вином, тоже, без сомнения, краденым, так как Черная Эсфирь не очень дорого брала за него.

– Вот и он! – вскричал Кастелян. – А мы только тебя и ждали, – обратился он к вошедшему Фуксу.

Один из собутыльников встал с неуклюжего табурета и подал бывшему канцеляристу свою сильную руку, он был невысок ростом, но весьма крепок с виду. Его безбородое лицо дышало здоровьем; темно-русые волосы были коротко острижены, а глаза не выражали ровным счетом ничего. На нем была грязная блузка, которую он носил в память о своем прежнем кузнечном ремесле, и старая потертая фуражка; в руке он держал стакан, будто не мог оторваться от него.

Рыжий Эде походил сегодня на денди; даже свою рыжую бороду он выкрасил в темный цвет, а волосы намазал душистой помадой.

Подле него, счастливо улыбаясь, сидел толстяк доктор, а напротив – чернобородый Дольман. Подперев голову руками, он разглядывал вошедшего Фукса и Черную Эсфирь, которая из предосторожности заперла за собой дверь. Ни одного окна не было в этом мрачном подземном помещении с грязными стенами.

– Как, ты еще не на виселице? – со смехом спросил доктор Фукса. – Черная Эсфирь, стул и стакан! Я каждый раз думаю, что вижу тебя в последний раз.

– Ну, господа, попадись я, вам всем будет плохо!

Взрыв хохота был ответом на это дружеское уверение Фукса, который, не дожидаясь, пока Эсфирь принесет ему стакан, залпом осушил стакан Рыжего Эде.

– Время – деньги, нельзя терять ни минуты, – сказал Кастелян, – но сперва следует опорожнить эти две бутылки. Иди, Фукс!

Он чокнулся с бывшим канцеляристом, который не отрывал взгляда от Эсфири.

– Ну, говори! – нетерпеливо воскликнул Дольман. – ты же созвал нас, чтобы что-то сообщить.

– Теперь все в сборе, я не люблю повторяться, – ответил Кастелян, вынимая из блузы какое-то письмо, – речь идет о маленькой ссоре, из-за нее-то мы и должны отправиться в десять часов в засаду.

– А деньги где? Ты уж, верно, опять спустил их? – прервал его Рыжий Эде.

– Деньги мы получим, как только обтяпаем дело, – пояснил Кастелян. – Нынче вперед не платят.

– Тут что-то неладно! Кто станет подставлять свою шкуру, если нет уверенности? – спросил доктор. – Я на это не согласен!

– Taк отстань от нас, толстяк, от тебя все равно мало толку! – громко воскликнул Кастелян, вскочив с места. – Нас все-таки останется четверо, ведь разговор о маленьком нападении! Сегодня вечером, между девятью и одиннадцатью часами, какой-то господин проедет в карете или верхом по Лихтенфельдской аллее. Очень может быть, что он будет иметь при себе одного или двух провожатых. Он тайно посетит виллу, что в конце аллеи, с правой стороны. Так сказано в письме! – Кастелян сложил бумагу.

– В письме еще что-то сказано, не обманывай нас! – воскликнул Рыжий Эде.

– Ну да, тут еще сказано, что этот господин обыкновенно носит при себе много денег. Я уже составил план! Дольман и Рыжий Эде бросятся на лошадей и займут кучера или рейткнехта; доктор станет на карауле, а мы с Фуксом займемся остальным. Думаю, что в полночь мы снова будем у прекрасной Эсфири и не с пустыми руками.

Кастелян тайком толкнул сидевшего подле него Фукса, давая ему понять, что в этом деле есть еще более важные обстоятельства, которые он сообщит ему позже.

Еще раз зазвенели стаканы; с грубыми шутками и громким смехом выпили гости Черной Эсфири за успех предприятия, которое готовились совершить. Только Дольман был молчалив и по временам недоверчиво поглядывал на Фукса, которого ненавидел, и на Кастеляна, у которого, по-видимому, были задние мысли.

Рыжий Эде надел шляпу и запел какую-то песню.

– Вы идите вперед, а мы с Фуксом – за вами, – сказал Кастелян. – На Лихтенфельдской аллее встретимся у кустарника, возле виллы. Есть ли у вас при себе оружие?

– Что за вопросы! – возмутился Рыжий Эде.

– Ну, о тебе я не беспокоюсь, я спросил доктора. Но идите, идите, уже пора!

Дольман, доктор и Рыжий Эде вышли, сопровождаемые Эсфирью, которая последовала за ними со свечой в руке.

Оставшись наедине с Фуксом, Кастелян признался:

– Дело будет не таким легким, как они думают. Тот, на кого мы готовимся напасть, говорят, имеет дьявольскую силу.

– А кто это? – спросил Фукс.

– Это граф Эбергард Монте-Веро.

– Эбергард Монте-Веро? – повторил Фукс, глаза его заблестели.

– Ты знаешь его?

– Да, почти.

– Он, видно, имеет какое-нибудь тайное намерение, похищение или что-нибудь вроде.

– Похищение? А чья это там вилла?

– Принца Вольдемара.

– Гм! – проговорил Фукс, размышляя и глядя перед собой. – Это дело начинает меня забавлять, но жаль, что ты сообщил о нем другим, мы бы его вдвоем сделали!

– Я так и хотел сначала; но потом случайно узнал от хромого Карла, с которым когда-то обучался слесарному ремеслу, – его сестра служит в замке, – что у этого графа недюжинная сила и что его, кроме негра, всегда сопровождает еще один лакей. Если считать и кучера, то их будет четверо, а это нам не по силам.

– Гм! Ну, а если мы отправим к праотцам этого самого Эбергарда и его провожатых, что тогда?

– Тогда мы разделим деньги и отпустим товарищей, а в двенадцать часов будем уже на Марштальской, где находится дворец графа. Там только несколько лакеев, и нам нетрудно будет туда попасть! Нажива наша будет изрядной. Говорят, граф потрясает всех при дворе своими сокровищами.

– У тебя, как видно, хорошие друзья!

– Он подарил королю три черных бриллианта. Черт возьми, Фукс, скорее бы попасть на Марштальскую!

– Мне кажется, что за этого Эбергарда лучше приняться уже тогда, когда он поедет обратно.

– На этом мы теряем время.

Черная Эсфирь возвратилась.

– Ты проводила их до улицы? – поинтересовался Фукс.

– Кругом тихо, никого нет, соседи все сидят по домам, на дворе холодно и ветрено и к ночи, как видно, пойдет снег.

– Так отправимся в путь, кланяйся старику Шаллесу и Саре. – Кастелян надвинул фуражку на глаза, а Фукс застегнул свой сюртук.

Черная Эсфирь проводила и их.

XX. Нападение

В тот самый вечер в канун Рождества, когда Маргарита бежала из дворца принца и гости Черной Эсфири отправились на ночной грабеж, Паучиха, по наущению камергера фон Шлеве, спешила ко дворцу графа Монте-Веро на Марштальской улице.

Эбергард же проводил этот день в обществе молодого художника, закупая полезные подарки, чтобы порадовать малоимущий люд бедных предместий и кварталов.

Под вечер к нему явились Ульрих и доктор Вильгельми; между тем как первый сидел с графом в его рабочей комнате, толкуя о новых предприятиях и обсуждая разные планы, доктор отправился к Рудмиру, казаку, которого Эбергард подобрал на улице с сильными ушибами и перевез к себе.

Казак, которого доктор Вильгельми застал уже в лучшем состоянии, совсем не знал, какая перемена вдруг произошла в его судьбе. Он лежал, чего до сих пор с ним не случалось, на чистой постели, покрытый теплыми одеялами, а у его изголовья сидел лакей, который заботливо ухаживал за ним, и, что всего удивительнее, каждый день приходил его спаситель и справлялся о здоровье. Тогда казак шептал, обращаясь к графу, на непонятном языке какие-то слова и силился приподняться, чтобы поцеловать ему руку.

Доктор сообщил Эбергарду, что казак близок к выздоровлению, и простился, сказав, что должен посетить еще многих больных, которые подают меньшие надежды.

Этот друг человечества неусыпно занимался наукой, расширял круг своих знаний, но находил особое удовлетворение в помощи страждущим собратьям.

Ульрих также простился с Эбергардом, чтобы зажечь елку для своих детей в комнате старого, разбитого параличом дедушки. Эбергард любил и уважал отца Ульриха и попросил от души поздравить его с наступающим праздником.