Страница 4 из 11
- Эй, ты чего стоишь! А ну, подсоби! – на сей раз окрик предназначался Эльдару, и выглядел надсмотрщик так грозно, что невозможно было ему не повиноваться.
Перехватив поудобнее перевязь на спине, с аккуратно обернутыми материей необходимыми в пути вещами, молодой столяр охотно выдвинулся на подмогу. Нескольким рабочим пришлось уступить ему место - шириной плеч он один заменял сразу двоих. А дело пошло споро – р-раз, и тюк легко поднялся на три локтя, освободив светловолосых нордов от груза, еще толчок, и тюк перевалился через борт, придавив не успевших отскочить матросов, судя по недовольным стонам.
- Ты кто такой? – сурово обратился к новобранцу надсмотрщик, хмуря брови и складывая губы в тонкую линию.
- Эльдар, лесоруб, сын столяра.
- Пойдешь на корабль, Эльдар? – смекнул надсмотрщик, что привлек к работе постороннего человека. – Нам нужны сильные руки.
- Пойду! – выдохнул новоиспеченный матрос – именно за этим он сюда и явился, не надеясь так легко стать частью команды, но в случае неудачи собираясь пробраться в трюм тайком. Отец и мать, узнав об его намерении, чуть ли не силой пытались запереть его дома. Но в жизни любого молодого мужчины наступает момент, когда родители утрачивают роль наставников, а юноши должны выбирать собственный путь. И путь Эльдара отныне совпадал с судьбой Ильветты.
«Любовь погубит тебя, сын мой, - плакала Исольда, слезами пытаясь отвадить сына от безрассудства. – Твоя мать, чтобы защитить тебя от страшной участи, пожертвовала собой! И ты собираешься подвергнуть свою жизнь опасности, предав память об ее жертве! Опомнись, Эльдар, принцесса все равно не станет твоей, а любовь к ней лишь усугубит твое положение!»
«Я справлюсь, ма, - виновато, но твердо спорил молодой столяр, бережно обертывая в дорогу любимый топор в старое покрывало, хотя и понимал, что на корабле тот вряд ли ему пригодится. Зато на турнире, где можно будет вызвать на поединок мужа Ильветты и избавиться от него – да. – Я же не прошел инициацию до конца и не собираюсь этого делать».
«Не нравится мне твоя затея, - сетовал Якоб, устало покачивая головой и наблюдая за упрямыми сборами сына с безграничным сожалением. – А вдруг морской дракон тебя почует?»
«Морского дракона никто не видел уже тысячу лет, па, - отмахнулся Эльдар. – Да и горный дракон – досужие вымыслы, чтобы пугать ребятишек. Я был не раз рядом со скалистой грядой! И коли дракон бы существовал на самом деле, давно б учуял меня и выполз со мной сразиться!»
«Не шути над святым, Эльдар, - строго оборвал отец самоубийственно опасное бахвальство сына. – Ты был слишком молод, чтобы представлять угрозу для дракона и выманить его из норы! Но теперь, когда ты достиг нужного возраста, тебе тем более нужно держаться от чудовищ подальше!»
«Я и не собираюсь дразнить морского дракона, отец, – возразил Эльдар, вешая перевязь через грудь за спину. – Но я отправляюсь за Ильветтой. Без нее мне не жить».
«Пусть идет, - утомленно опустилась Исольда на стул, прощаясь полным грусти взглядом с названным сыном. – Ему было уготовано великое будущее, и не в наших силах уберечь его от судьбы, удерживая зверя в клетке – что бы мы ни делали, магия его настигнет, здесь или в море, все равно. Большому сердцу нужен простор, а выбор свой он уже сделал – я верю. Эльдар не сможет всю жизнь прожить вполсилы, прячась от людских очей, Якоб. Отпусти его».
И вот теперь влюбленный юноша был на шаг ближе к своей мечте, проснувшись до восхода солнца и уже надраивая палубу наравне с другими юнгами, с восторгом вдыхая свежий встречный ветер и плавное покачивание корабля на покатых волнах. Соленые брызги приятно охлаждали разгоряченную работой кожу, бриз упруго надувал поднятые паруса. А боцман, весьма довольный новым приобретением в виде сильного и мускулистого Эльдара, способного заменить сразу десятерых работников, уже прикидывал, каким полезным навыкам будет выгоднее обучить молодого матроса.
Куда ни кинь взор, со всех сторон королевское судно сопровождали корабли армады Беренгара, будто конвоиры ведут побежденное судно в свой порт. Угроза вибрировала в воздухе, несмотря на мировое соглашение и грядущую пышную свадьбу, должную породнить два королевства.
Солнце взошло, и Эльдар по примеру других моряков скинул рубаху, подставляя теплым лучам обнаженный торс. Боцман учил его вязать морские узлы, когда на корме к завтраку появился король со свитой. Беренгар тоже был здесь – одетый во все черное, будто ворон среди лебедей, готовящийся к кровавому пиру. Его солдаты сопровождали хозяина охранным полукругом, в то время как король Родмир и его дочь выглядели хрупко и беззащитно на собственном судне.
Эльдар отвлекся, когда Ильветта, с бледным усталым лицом, свидетельствующим о бессонной неуютной ночи, присела на любезно поданный Беренгаром стул. Принцесса повернула голову, будто почувствовав внимание Эльдара, и ее глаза расширились, когда она заметила молодого столяра среди других моряков.
Ярость, сжигающая сердце юноши при виде приторной обходительности Беренгара, сменилась ликованием в мгновение ока, как только он осознал, что Ильветта узнала его. Принцесса не обманула, что будет помнить. Ее обещание не было пустым звуком, а он не стал для нее одним из тысячи обыкновенных горожан. И, может быть, размечтался Эльдар, в ее просьбе поставить подпись на шкатулке скрывалось нечто большее, чем просто каприз знатной дамы.
Вопрос короля и одновременно нетерпеливый оклик боцмана отвлекли внимание молодых друг от друга. Внимательно повторяя морской узел, Эльдар ощущал, что горит не только его лицо, но и сердце, и парящая в облаках душа.
***
Ильветта места себе не находила. Положение, в котором оказалась она, ее отец и все королевство, могло быть и хуже, но все же ей не нравилось, что в порту Искельвинда остались пять пиренейских кораблей, в то время как король покинул свое государство, оставив его беззащитным перед десятками чужаков, рассеявшихся в городе.
Родмир возражал, что ни за что не позволит дочери одной плыть в другую страну, и лично проследит, что Беренгар выполнил сделку и взял Ильветту в законные жены. Один корабль против сотни – как капля против целого водопада. И, хотя Беренгар вел себя почти безупречно - с погрешностью на обычаи своей страны, которых она не понимала, - Ильветту не оставляло беспокойство.
Да еще непрестанная качка мешала девушке спать. Каюта казалась душной, а наклон судна туда-сюда не убаюкивал, а напротив – вызывал головокружение и желание выйти на свежий воздух. Что Ильветта в конце концов и сделала, когда на второй день пути половину ночи бессмысленно проворочалась в постели.
Прохладный соленый воздух тут же прогнал тошноту, когда принцесса, вцепившись побелевшими пальцами в деревянный борт, уставилась на яркую лунную дорожку на мерцающей поверхности моря. Она была одна здесь: рулевой на носу да дозорный где-то на мачте не считались свидетелями ее слабости. Печально провожая глазами убегающие волны, отдаляющие ее от дома с каждой минутой, Ильветта чувствовала себя потерянной, внезапно лишенной юности и беспечного детства. Она, конечно, знала, что когда-нибудь у нее появится муж, но все же надеялась, что добрый и любящий отец позволит ей самой сделать выбор. Она представляла себе ежегодный турнир – десятки рыцарей, бьющихся за право покорить ее сердце, - но не завоевателя, говорящего на чужом языке, обладающего непонятными ее культуре манерами и привычками, получившего ее руку как взятку за мир.
Ильветте было нелегко смириться с судьбой, и все же она пыталась увидеть в Беренгаре хорошие черты: он был любезен и, очевидно, влюблен, щедро осыпал девушку комплиментами и обещаниями большего. Он мог оказаться убийцей, тираном, но выглядел человечным и милым, так что принцессе не следовало жаловаться на выпавшую долю.
Она вздохнула, качая головой и поворачиваясь к морю спиной, вытирая соленые брызги, упавшие на лицо, пытаясь выкинуть из головы тяжелые думы и вспомнить о чем-то приятном. Увы, когда она не думала о Беренгаре, то все ее мысли устремлялись к тому выделяющемуся среди толпы столяру, каким-то чудом оказавшемуся вместе с ней на корабле. Она не знала, что это значит. Он преследует ее? Однако отчего-то Ильветта была не напугана такой возможностью, а, к величайшему своему удивлению, тайно рада. Это теплое чувство растекалось в ее груди, как бывало в детстве, когда она с замиранием сердца ждала от отца подарка в честь дня своего рождения или выезжала в другое королевство на первый в своей жизни бал… Это чувство было странным, неуместным, необъяснимым, но, абсолютно точно, приятным. Как предвкушение и ожидание какого-то волшебства.