Дыхание

Высохла, ещё немножко на Солнышке полежала, и домой пошла. Вначале в купальнике шла, да переоделась, а то встретит кто, как она в купальнике по городу шастает, и не узнает. А если дети встретят – что подумают? Попросятся ещё поплавать вместе, и будут рассказывать, как с ней плавали. Нет, не полагается так ходить, купальник, конечно, мне идёт, но всё равно. А такой красивой давно себя не чувствовала. Совсем ещё молодая, так и думала. Вся жизнь впереди. Хочется попробовать чего, и попробую. Ещё не решила, посмотрю. Хочу к осени подготовиться, новое ребятам рассказать. Почитаю, а то совсем забылась. Русский язык позабыла, говорю как ребёнок маленький. В детстве лучше говорила, совсем разучилась. Наговорюсь ещё, чувствую это. Люблю такую манеру, тоже его слово. Много слов знает, а я ещё больше, но таю в себе. Не тороплюсь.

Домой вернулась. Рано было, ещё часу дня не было, а столько всего успела! Душ приняла, пошла по участку, дела делать. Сил столько было – хоть впридачу отдавай! Словно гору свернуть могла, и не одну. Как циклоп большой, только ещё больше. Уже и покосить хотела, да раздумала – шумная эта коса, пускай он покосит, поможет. Ей приятно будет, а ему на пользу пойдёт. Худой, совсем не ест. А покосит и есть захочет – вот как! Она ему намекнет, а он догадливый, поймёт. Ещё были силы, чувствовала. Курьёз вспомнила, засмеялась. Стихотворение написала. Теперь – отдыхать пора!

К вечеру чуть успокоилась. Лежала в тёплой ванне, тело своё захотела побаловать. О нём больше думать не хотела, пусть сам о ней думает. О себе станем думать, как женщина. Слово какое красивое… Женщина… – глаза закрыла, снова открыла. – Женщина… Женственная… Женская нежность… Слова какие дивные, звучание волнующее. Их шепотом произносить, в тишине вечерней. По коже этот шёпот бежит, чувствую его. Люблю кожу свою, морщится под пальцами. Морщится, а волю мою любит. В локтях морщится, и в запястьях, любимые места мои. В подмышках хорошо как… Как в ванне. Запахи свои люблю… Расслабилась как… Как мякиш хлебный. Ленивое тело, женское. Ощупью любит себя рассказывать. Желейная. Как лиана гибкая… Цукатами на вкус. Всё в руках моих. Бальзамы любит, моих рук бальзамы. Слабое ты, худенькое. Кормить тебя буду, как груша станешь. Чтоб мужчину узнать, надобно некрасивой быть, чувства его полнотой проверить. Трусиха я, а то бы решилась, мучила его полнотой своей, до откровенности довела. Перестал бы мне “Вы” говорить, толстухой бы называл. Знаю я вас. И шутить бы перестал, морщился только. Не жалеете вы женщину, всё вам худобу подавай, готовы голодом уморить. А печенья вкусные? А вафли? А кренделя? Что, вам одним подавай? Мы из кренделей и состоим, оттого и любите нас. А нам и дела нет. Почему конфеты на грядках не растут? Несправедливость какая. Морковка растёт, а они не хотят. Торт сейчас захотела… Вылезу, за тортом пойду. Авось и угощу, кусочек оставлю. В мысли мои пробирается, сквозь лакомства сладкие. Хитрец какой. Не пущу тебя, иди! Дай мне в ванной одной побыть, а то опять как в прошлый раз придёшь. В женских ванных самые главные тайны скрываются. Оттого и на ключ запираемся, чтоб не трогали нас. Одну щёлочку оставляем, непрозрачную. С вами другую и нельзя. Самой испечь захотелось, никуда не пойду, сама сумею, лучше ещё. Баловать себя захотелось, давно не было. Как мякиш хлебный, вкусная. Сама как гортензия расцвела, похвалила её. У меня всё цветёт, рука лёгкая. Я агроном примерный. Всё, мыться буду. Отдохнула, надо и за тело взяться. Люблю с самого начала начинать, по порядку. Пятку свою будем тереть, в позе-мимозе. Изловчилась, умница. Румяная какая. Щекотно. Припрятала я пятки подальше за лопатки… Двух уложила малышей поблизости от розовых ушей. От пяток к лопаткам перейдём, в лопатках вся сила моя. Хорошо их рассматривать, они у нас двойняшки. А руки сёстры, меньше похожи. И губы сестрички, верхняя постарше будет. А не накраситься ли? Рискнуть, шутки ради? Буду накрашенная мыться, в зеркале красивее смотреться. Хорошее зеркало, моё изобретение. Намыливаемся… Вот я какая! Какое движение интересное… Танцы с мочалкой. Ла-ла-ла, в подмышки завела.

Вечером в дневники писала, в постели сидя. Самую малость написала, о кривотолках. Улыбнулась себе и закрыла, и в ранние записи полезла, хотелось их на ночь читать как сказки детям, но самой себе. Свои же сказки, первые самые. Сегодня философской сказки захотелось, со смыслом. Была и такая – самые разные были – жалко, забыла, где она приютилась. Пока листала, на один рисунок наткнулась – её детское лицо проглядывает между цветков букета багульника. Столько в рисунке свежести было, столько весеннего: часть цветков уже распустилось, а остальные не успели, а спешат и вот-вот распустятся, да и само лицо как цветочек аленький. И не поймешь, кто кого украшает, цветки багульника её, крылышками лепестков и ресницами тычинок, или она их, глазами мечтательными да густыми нитями волос. А под рисунком стишок был написан, стихотворными завязями:

А запись та не нашлась, зато новую вписала, тут же.

“Столько мыслей, а выразить и нельзя. Разве словами разными, а словами не то. Не умеют так слова, как мысли мои, в них и чувства много, и вдохновения – а что в словах? Буквы красивые, и только. И не могу с ними чувствами делиться, а только с собой делюсь, а слова для виду нужны, что я что-то пишу, а я только себя настраиваю, смычком бумажным, по струнам мыслей своих вожу им и вслушиваюсь, что услышу в них. И помогают мне слова, посильно и помаленьку, уютно становится с ними, для того и нужны. А внутри чувства живут, их не описать, и стараться нечего, ни у кого таких нет, а я вся в этих чувствах. И показать иногда хочется, хотя бы себе, и порисую, и ещё лучше чувствую, и тоже листья нужны, хотя и без них могу, в воображении своём. Обманщицы они, и всей глубины не умеют, не чета улыбке моей и глазам моим, в них глубины несметное число, и глубин этих много, каждый день своя. И погружаться в них хорошо, как в море тёплое, и на спине в нём плавать, по просторам прибрежным да глубоководным, а потом по дну ходить, и ступать осторожно, потому как дно это неведомое, даже и мне. И трудно идти, среди вод своих, они и отпускать не хотят, тепло моё любят прохладами своими. И текучие они, и каплями на коже остаются, и в волосах влажных, и пахнут они потом морем, как и плечи мои, и щёки, и чувствую этот запах по всей себе, самый мой любимый. И мамин похожий. Мы с ней морские пловчихи, в чувствах наших плаваем, даже и вдвоём. И стихи белые любим, самые вечерние…"

II. Восвояси