Дыхание

Но какой же необыкновенный человек этот Дмитрий Иванович. Говорят, он не женат. Говорят, живёт аскетично, совсем один, и женат никогда не был. Разное говорят. Какие, интересно, ему нравятся женщины? А может, никакие не нравятся, раз он так и не женился, может, он любит книги сильнее. А так бывает? Мне кажется, ему нравятся женщины сильные, волевые, очень умные. И страстные. Мне кажется, это человек безумных страстей. Мне кажется, чем человек холоднее внешне, тем более жестокие огни сжигают его душу. А во мне такие качества есть? Нет, совсем нет, я другая. Я лиричная как старинный русский романс. Я люблю классическую музыку, а ещё больше – пение птиц, люблю рисовать, люблю мечтать, стихи… Если во мне и горят огни, то это огни свеч. Но во мне есть страсти, я знаю это, просто они ещё дремлют, какая я ещё маленькая, я как котёнок, и пушистая и ласковая, и кашемировая на ощупь. И люблю мурлыкать. Мурр-мурр.

Интересно, почему Дмитрий Иванович преподаёт в школе? Про него такие истории рассказывают. Но я не верю, просто они злятся на него. Он задаёт вопросы, и заставляет думать над ними, и не даёт ответов. А они злятся, говорят, что он издевается над ними, что он жестокий, а это всё глупости. Я раньше не совсем понимала, а теперь поняла, иначе нельзя. Нельзя давать ответов. Только ты сама можешь дать, для себя. Но я вот что ещё поняла. Сила его ума проявляется не в ответах, а в вопросах. Он, например, спрашивает: “А что если молодой Достоевский рассуждал как Раскольников, поэтому образ и получился настолько сильным?”. Или: “А Вам не кажется, что терзания героев Толстого – лишь фантомные боли вырождающейся аристократии?”. И один и тот же этот вопрос он задаёт нескольким ученикам подряд. А он уже порождает немыслимое число других вопросов, рассуждений, мыслей – меня это поражает. Над каждым таким вопросом можно думать часами, на него нельзя ответить ни “да”, ни “нет”, но вопрос заставляет читать и читать, пытаться понять, разобраться, поставить себя на место других людей, почувствовать другое время, это сложно, но попытаться-то можно. И я поняла, очень важно постоянно спрашивать “зачем?”, спрашивать “почему?”, “как?”. Зачем и почему другие люди поступают так, и главное, зачем ты сама поступаешь так или иначе. Я вижу, что и раньше так поступала, но это было скорее интуитивно, а теперь стало более понятно, ясно. Надо учиться спрашивать, правильно поставленный вопрос даёт очень много тебе. Это важно. Но я отвлеклась, почему же он в школу работать пришёл? Кажется, он получает от преподавания удовольствие, и ему нравится со школьниками, или, возможно, он психологию изучает – словом, ему самому интересно. И он любит о литературе говорить и слушать, и его это никогда не утомляет, я ни разу не видела его усталым. Но мне кажется – и я думаю, что так и есть, – что он приходит в школу, чтобы учить нас думать своей головой, он хочет сделать из нас мыслящих людей, и, по крайней мере, заставить задуматься, пока мы ещё совсем юные, что такое добро, а что такое зло, зачем мы живём, зачем другие люди живут и жили, почему мир устроен так, а не иначе, и есть ли в его устройстве какой-то смысл, и многими-многими другими вопросами, каждый из них рождает свои вопросы, и на них надо искать ответ, искать внутри себя и для себя, и не слушать чужие советы и ответы – вот чему он учит.

И вот, я всё это обдумала и приняла для себя решение: я в Москву учиться не поеду. Мама расстроится, она хотела, чтобы я на филологический поступала. Но, во-первых, мне очень не понравилась Москва, я там была один раз, это невозможно, там безумное число людей на улице и ещё больше в метро; там постоянно шумно, люди какие-то ненормальные, идут и не видят ничего вокруг себя, реклама навязчивая на каждом шагу, а главное – ни одного деревца не растёт, травы совсем нет, особенно в центре, я вообще не понимаю, как там люди живут. Но сам Университет мне понравился, там очень красиво, и Главное Здание понравилось, оно как могучий исполин вызывает восхищение, такими зданиями можно гордиться, но в остальном мне не понравилось, и главное, пусть я отучусь – что дальше? Преподавать там литературу, и жить остаться, там же, в Москве? Нет, это не для меня. И я решила остаться в нашем городе. Я наш город люблю, здесь тихая, размеренная жизнь, и жить я привыкла в доме, жить в квартире я не хочу, я не знаю, как мама это выдерживает. Вот. Окончу педагогический, и буду преподавать в школе русский и литературу. Детей я люблю, думаю, справиться с ними я смогу, литературу я люблю тоже. Денег мне особо не надо, на зарплату учительницы я проживу, к тому же мне мама помогает. И от неё уезжать не придётся, и с Ларом расставаться не надо будет. Единственное, что меня беспокоит – это будет ли у меня свободное время? Я очень ценю время, оно для меня необходимо как воздух. Я думаю, будет. У нас школа работает только в первую смену, значит, во второй половине дня я буду свободна. Мне бы лучше быть свободной в первой половине, но тут ничего не поделаешь, к тому же это ещё далеко. Единственное, о чём я немножко сожалею – это что в Москве больше интересных людей, с которыми я могла бы познакомиться, особенно в Университете. Конечно, мне никто не запрещает поехать в Москву, Петербург, Калининград или Архангельск и познакомиться там с кем угодно (только я ещё ни разу ни с кем не знакомилась), но это не совсем то же самое. Впереди ещё столько времени, я думаю, это от меня никуда не уйдёт.

Я сегодня проходила мимо детской площадки, и там одна мама вальсировала со своей дочкой, взяла её на руки и танцевала – такое чудо! Я тоже, когда у меня будут дети, буду вальсировать с ними – какое это счастье! Какие же эти дети славные! И я специально беру книгу, и сажусь на траву, под деревцем – это рябина, – и делаю вид что читаю, и подглядываю. Они в прятки любят играть, и за мной и моей рябиной прячутся, один мальчуган подбежал ко мне, весёлый, палец ко рту поднёс, дескать: молчи! И спрятался прямо за моей спиной, и думал, его не найдут. А эта девочка, которая водила, такая хитрая, мне кажется, она подглядывала пока считала, и очень быстро его заметила, а он так обиженно посмотрел на меня, будто я плохо старалась и его не смогла спрятать – а я тут при чём? А в прошлый раз мы с ними хоровод водили, они водили неподалёку от меня, и мне показалось, что им хочется водить вокруг моей рябины, а я им со своей книгой мешаю, и они стесняются. И я книгу отложила на траву, а сама подошла к ним и обещала рассказать интересную сказку, если меня пустят, и мы пошли хороводить вокруг рябины, и пели: “Рябина, рябина, по имени Алина, Дружила с осиной по имени Марина”, – это я сочинила, там ещё строчки были, я уже их не помню, дети все придумали по одной- две строчки, а я так больше всех.

Я сегодня ветреная, никак не могу сосредоточиться, и мысль прилепляется то к одному предмету, то к другому, и это будто не мысль, у меня перед глазами разворачиваются сцены, образы, совсем без моего участия, я им нисколько не нужна – они словно мультфильм, который кто-то показывает мне в пустом зале, его бы показывали даже если бы я не пришла на показ, и зал остался пустым. Сцена сменяется сценой, персонажи возникают, говорят, играют, шутят, в их поступках, поведении, словах нет никакой заметной, понятной цели, и нельзя угадать, есть ли в ней смысл, то ли они обращаются к тебе с просьбой или советом, или просто шутят, им интересно как ты отреагируешь – попробуешь помочь или останешься равнодушной, а может, и вовсе не интересно, а они просто насмехаются над тобой, думают, какая глупышка, – на дворе вечер, тучи, дождь идёт, такая хорошая погода, ветер октябрьский завывает – ух! – а она вместо того чтобы гулять да дышать свежим воздухом, да по лужам топать – спряталась в наш зал, и, наивная какая, думает, что здесь можно укрыться. И картина сменяется тучами, и дождём, и лужами, и темнотой, освещённой понурыми фонарями, и герои где-то прячутся в этой темноте, может, за поворотом дороги, а может – у тебя за спиной, ты же идёшь и никогда не оборачиваешься, и не знаешь, идёт ли за тобой кто-то по пятам, мало ли, что ты слышишь лишь свои шаги – это ещё ни о чём не говорит, ведь они умеют летать, и ещё невидимы и неслышимы. Они призрачны как твои мысли, и поэтому так же хорошо умеют притворяться, и когда ты думаешь, что идёшь по тропинке, ты на самом деле никуда не идёшь, и они нигде не прячутся, зачем им прятаться, если ты никуда не идёшь, а то, что тебе всюду видятся призрачные тени – так ты просто слишком подозрительная – посмотри какая погожая, солнечная погода, и отчего ты решила, что сейчас октябрьский вечер – уже давно утро, а мы здесь стоим и греемся на солнышке – оно сегодня на часик к нам заглянуло, и тебе привет свой передаёт, говорит, соскучилось и давно тебя не видело. Ох уж это солнышко, все знают, какое оно обманчивое, обещает заглянуть, а затем оправдывается, дескать, тучи, а знаем мы, какие у него тучи на уме, тоже мне, оправдание, всем бы такие тучи, так можно что угодно объяснить, и почему дома не ночевала, и откуда цветы – да всё что угодно, всегда в ответ лишь одно: тучи! А мы, пока тут солнце светило, хотели спросить у тебя совета и обратиться с просьбой – и всегда у нас это вместе: скажи, стоит ли нам немножко подшутить над тобой – ты же не обидишься и равнодушной не останешься, мы-то тебя давно и очень хорошо изучили, только ты не подумай, что мы насмехаемся над тобой и считаем тебя глупышкой – мы вовсе так не думаем и не считаем, хотя, сказать по правде, для нас несколько странно, что в такую хорошую погоду ты сидишь и делаешь вид, что смотришь мультфильм: посмотри, за окном светло, солнце в лужах отражается, ветер стих, осень чудной красоты, неземной лепоты, проглядывающая в каждом листочке, в каждом уголке неба, в зеркальце…