Час Ангела

Кире не верилось, что тётя может строить такие интриги ради мифического сокровища. Глупость какая-то!

-Но там нет никаких сокровищ! Разве они не знали этого?

-Откуда им знать? Шкатулку никогда не открывали. Я её хорошо помню, она всегда стояла на каминной полке в вашем доме в Каменецке. Но никто её не трогал. И кто знает, что там внутри?

-Да ничего особенного. Хотите, покажу вам? А вы расскажите тёте и мачехе, что видели в ней.

-Право, не знаю, - он колебался, - стоит ли?

-Конечно, стоит. Это много времени не займёт.

Кира сбегала за шкатулкой. В самом деле, какие глупости навоображали себе Полина с Верой Ивановной. Пусть Григорий Александрович объяснит им, что там находится. На минуту она задумалась, можно ли доверять господину Иванову. И решила: этому Григорию Александровичу - честному и благородному, искреннему другу её отца - доверять можно. Она даже отругала себя за излишнюю подозрительность. Так она скоро совсем перестанет верить людям.

-Вот, смотрите, - она поставила ящичек на стол. Григорий Александрович подошёл, равнодушно оглядел его, пожал плечами.

-Ничего особенного. Ящик как ящик. Работа тонкая, красивая.

-Открыть его, в самом деле, не каждый может, но мне это пока удаётся.

Крышка мелодично звякнула и откинулась.

-Видите, тут только три предмета: тетрадь, футляр и коробка. В тетради нет нарисованных карт для поиска сокровищ. Там только записи в хронологическом порядке о владельцах сундучка. Футляр пустой, сами видите. А в коробке скрыта записная книжка. И всё, - она сложила все предметы в ящичек и закрыла его.

-Нет, не всё. Об этих предметах ваша матушка рассказывала, она-то знала, что скрывается внутри шкатулки. И Полина это знает. Значит, есть ценность у этих предметов. Не просто же так ваша семья столько лет хранит их. Я знаю одно: Полине, этой взбалмошной упрямице, во что бы то ни стало хочется завладеть этим ящичком. Иногда я спрашиваю себя, за что я так привязан к этой сумасбродке? Наверное, за общие безумства молодости да милые воспоминания. Но, должен вам сказать, как бы я не отговаривал Полину, она пойдёт на любые хитрости, лишь бы исполнилось её желание. И тут я подхожу к ещё одному и очень неприятному вопросу. На что готовы подруги - Полина с Верой - пойти ради своей давней клятвы? На какие каверзы способны? То, что они придумают, как окрутить вас, чтобы вы своими руками отдали им шкатулку, я не сомневаюсь. Но как далеко при этом зайдут?

-А я не отдам им - и всё. Благодаря вам я уже знаю об их намерениях.

-О, вы ещё не сталкивались с истинным коварством! Что же предпринять? - он задумался.

-Можно им сказать, что шкатулку у меня украли в дороге, - придумала Кира. И тут же разочарованно добавила: - нет, это не подойдёт. И в камеру хранения её не сдашь, вдруг в самом деле пропадёт. А здесь прятать бесполезно - найдут.

-Я могу предложить свои услуги, если вы, конечно, мне доверяете, - улыбнулся он.

В передней два раза тренькнул звонок.

-Это Софья Григорьевна, - с досадой проговорила Кира, - если б она на полчаса позже пришла, мы бы успели обо всём договориться.

-Так как, доверяете вы мне?

-Конечно, доверяю. Но сейчас я не могу передать вам шкатулку, Софья Григорьевна может её увидеть и тогда бесполезно сочинять о её пропаже. Пойду спрячу.

Софья Григорьевна очень удивилась, застав в гостиной господина Иванова. Она рассчитывала ещё раз поговорить с Кирой до его появления. Пришлось отложить разговор на более удачное время. Во время обеда говорили о новом короле Англии Георге, о строительстве Багдадской железной дороги, о недавней смерти графа Толстого, о новой постановке оперы "Кармен" - в общем, о всякой всячине. В середине обеда вихрем влетела в столовую Полина, на ходу сбрасывая шубку и разматывая молочного цвета кашемировую шаль.

-Добрый вечер всем! Кирочка, дорогая моя! Как же я рада, что ты с нами! Как получила телеграмму от Сонечки, так бросила всё - и вот я здесь, - она обняла и расцеловала племянницу, погрузив её в облако сладковатых духов. Потом обернулась к Григорию Александровичу, - и вы здесь! Как хорошо!

Он подошёл к её руке, Полина с удовольствием протянула ему надушенную ладошку. Именно такой - милой, добродушной, чуточку взбалмошной - помнила её Кира. "Неужели тётя все эти годы коварно мечтала о мести за безответную любовь?" - засомневалась Кира, глядя на смешливую очаровательную женщину. Что-то не верится. Она перевела взгляд на картину, занимавшую треть стены. Раньше она висела в гостиной, а теперь её перенесли сюда. Обе женщины: и Полина, и Софья Григорьевна были в вечерних туалетах. Полина приготовилась аккомпанировать, она придерживала на пюпитре ноты, с улыбкой глядя на Софью Григорьевну. А та что-то говорила подруге, улыбаясь ей в ответ. Никаких роковых надписей на нотах не было. Кира вздохнула с облегчением.

Потом они пили кофе в гостиной. Григорий Александрович был очень мил, шутил с дамами, вспоминал общих знакомых. Он кофе не пил, его угощали хорошо выдержанным коньяком. Он по-домашнему лениво откинулся в кресле, поглядывая на золотистый напиток в рюмке, пальцы правой руки беззвучно отстукивали какой-то мотив, который, видимо, звучал у него в голове. Кира не сводила глаз с крепких сильных пальцев, отстукивающих мелодию, ей даже показалось, что она узнаёт её. Глаза Киры стали слипаться - сказывалась усталость. Она повозилась, устраиваясь поудобнее в кресле, чувствуя, как наваливается дремота, совсем не хотелось подниматься и уходить из тёплой уютной гостиной. Голоса доносились как бы издалека и гулко отдавались внутри головы.

- Смотри, Полина, кажется, Кирочка засыпает. Бедняжка, как она только дошла до нас? - Софья Григорьевна участливо заглянула в лицо девушки.

-А я ей в кофе своих сердечных капель добавила. Пусть выспится. Совсем замучилась девочка.

-Ты бы поосторожнее с каплями, Полинушка. То, что тебе доктор прописал, может для неё отравой станет... Григорий Александрович, не сочтите за труд, помогите девочку перенести. Не хочется её тревожить лишний раз.

-Да какой же это труд? Она лёгонькая, хорошо, если веса два пуда набрала. Совсем ещё дитя.

-Ну, дитя не дитя, а всё-таки шестнадцатый год! - Полина строго глянула на старого приятеля, - так что не гусарствуй, Гришенька! Мы сейчас с Сонечкой постель разберём, а уж потом ты перенесёшь её.

Мимо прошуршали шёлком юбки, голоса замолкли. Мягкими неслышными шагами прошёлся по комнате Григорий Александрович, мурлыча себе под нос мелодию. Вот-вот, именно это он отстукивал на подлокотнике кресла. "Ты одессит, Гришка, а это значит..." - напевал Григорий Александрович. Неправильно, не Гришка, а Мишка: "Ты одессит, Мишка..." - хотела поправить его Кира, но совсем заснула и не проснулась даже, когда её, легко подняв на руки, Григорий Александрович перенёс в кровать. Полина с Софьей Григорьевной похлопотали, укрывая её и крестя на ночь, оставили гореть ночник и тихонько вышли. На сегодняшний вечер у них ещё предполагалось заехать в Камерный театр (спектакли шли там, несмотря на пост) и посмотреть на московскую диву Верочку Каралли в "Лебедином озере", потом где-нибудь поужинать в приличном месте в богемной компании.

Кире снился старый детский сон, тот самый, от которого она страшно плакала, а маменька приходила и ложилась рядом, гладила по голове, тихонько шептала что-то тихое и нежное и не уходила, пока маленькая дочь не успокоится. Плечистые великаны с волчьими мордами вместо лиц встали в оконном проёме, вот они бесшумно спрыгнули на паркет, скаля острые клыки, и медленно двинулись в её сторону. Кира укрылась с головой, она не хотела видеть, как приближаются чудовища, как лунный свет играет на блестящей шерсти, покрывающей их тела, как горят мёртвой зеленью не волчьи глаза. Но любопытство заставило преодолеть жуткий страх, и она приоткрыла глаза. Исчезли великаны-волки, вместо них в лунном луче уселась на задние лапы пушистая рыжая лисица, вот она повернула голову к Кире и та увидела, что это не лиса, точнее, не совсем лиса. Половина морды и вдоль хребта всё золотилось лисьей шерстью, а другая половина отливала седым волчьим мехом. Половина морды "улыбалась" этакой гигантской лисичкой-сестричкой, но другая половина скалилась смертельным оскалом волка. Мурашки поползли по коже. А волколис встал на толстые лапы и двинулся к сжавшейся в комочек Кире. Она ждала, внутренне цепенея от ужаса, что сейчас пахнёт гнилью из открытой пасти и в неё вцепятся острые зубы. И вдруг возмутилась: чего бояться? Это же всего лишь сон. Страшный детский сон. Но она-то давно не ребёнок! Так с какой стати надо укрываться с головой и зажмурившись трястись при виде призрачных чудовищ? Просто надо проснуться - и всё.