Змеиный медальон

– Мараться неохота, – процедил Кешка. От калитки штакетника до крыльца было одиннадцать шагов. Кешка прошёл их, как под дулом пистолета. Поставив ногу на ступеньку, обернулся:

– Тронешь её ещё раз – башку оторву.

Борька редко позволял себе смеяться. Очень уж смех его, по-бабьи высокий, заливистый, не вязался с замашками вожака стаи. Сейчас перед Кешкой он хохотал без стеснения, не спеша пустить в ход кулаки. Он знал, что возьмёт верх, и впервые ему было этого довольно.

Поумнел он после прошлогодней стычки с Козлом, вот что. Раньше заводился с пол-оборота, а теперь научился сдерживаться и выжидать… Настоящим Лисом стал. Ясно было, что "ещё раз" обязательно наступит. И что тогда делать?

По дому гулял ветер: Райка с Ликой мыли окна. Орал телевизор. Тётя Люба включала его на весь день, и если в эфире не было сериала про любовь, просила поставить ей киношку или мультик. Любила она старые мультики. Сейчас из динамиков неслось: "Мы в город Изумрудный идём дорогой трудной…"

Лика двигалась, как неживая – лицо бледнющее, под глазами тени, а в зрачках такое, что Кешка вздрогнул. Неужто этот гад успел?..

Подойти спросить он не решился.

– Личка, ты чё, больная? – гаркнула Райка. – Тёть Люб, гляньте, она тут опять свою фигню намалевала!

– Ах ты, паршивка! – в руках у Козы было уже не полотенце – деревянная мешалка для белья. – Психованная! В дурдом тебя сдам…

Лика забилась в угол, прикрывая лицо и голову узкими ладошками.

– Тётя Люба! – громко позвал Кешка. – Мне дров принести, или этих хватит?

Слава богу, успел. Козу, если в раж войдёт, унять мог только дядя Вадим, а он с пацанами уехал в район за углём.

– Какие дрова? – взвизгнула тётя Люба. – Ты мне дураком не прикидывайся! Господи, да что же это такое? За что мне это наказание?..

Кешка перевёл дух: если слезу пустила, значит, драться больше не полезет. Он мотнул Лике головой: уходи. Она не шелохнулась.

Тётя Люба сказала журналистке, что голова у Лики ясная. Училась она и правда лучше всех. Но иногда на неё находило… Кешка ей амулет вырезал. Думал, будет держать при себе, успокоится. А ей одного мало. Надо на каждое окно, на каждую дверь. Он бы сделал, да когда? Жалко девчонку. Она ведь нормальная, если никто под шкуру не лезет. "Ты в следующий раз, как они появятся, не суетись, просто мне скажи", – просил он. Ну, она и сказала вчера. А что толку? Он мог попытаться защитить её от Лиса. Но прогнать монстров, живущих в глубине её разума, был не в силах.

Тётя Люба уселась за стол, шмыгая носом. Глянула на Лику вполоборота, махнула рукой:

– Уйди с глаз моих.

И Лика пошла, но не к двери – к окошку. Райка дура дурой, а тут сообразила. Рванула с ручки на раме змеиный медальон.

– Ты за этим?

Приплясывая, она подняла над головой резной диск, легко увернулась от Ликиных рук и швырнула добычу в распахнутое окно.

– Ой, гляди, гляди, как припустила! Ой, не могу! – Райка била себя по ляжкам и, гогоча, тыкала пальцем в окно. – Во даёт! Ой, чё это она?

Медальон, к счастью, упал на видное место, там, где солнце хорошо подсушило землю. Блики играли на лаковой чешуе – змеи-драконы струились, чертя узкими телами раз и навсегда заданный узор. Подходи и бери.

Однако в пяти шагах от амулета Лика вдруг заметалась на месте, как испуганный зверёк. Оступилась, упала и съёжилась на земле, закрывая голову руками. Без единого звука – как всегда. При этом от неё взрывной волной катил такой ужас, что у Кешки в ушах звенело.

– Ну точно – чеканутая! – Райка удивлённо заржала.

Кешка оттолкнул её и сиганул из окна на двор. Кроссовки из центра социальной помощи прислали почти новые, Кешка сегодня ходил в них по дому – разнашивал. Приземлился удачно, в тапках бы так не вышло.

Солнце брызнуло в глаза кинжальным огнём. Кешка подобрал медальон, частью сознания отметив странное: куры шастали по двору, ковырялись в грязи, но на угол, под окна не шли, хотя тут было сухо, и корма вдоволь рассыпано.

Он наклонился к Лике, взял её за руку…

В лицо дохнуло, как из выгребной ямы. Тень заслонила солнце. Что за?..

Кешка с силой толкнул Лику от себя, а сам бросился навзничь.

Между ними в воздухе мелькнуло что-то длинное, мохнатое, с когтями, как у Фредди Крюгера… Потом надвинулось – склизкие бурые лохмы, пена на оскаленной пасти…

Кешка в панике метнул в эту пасть единственное, что было под рукой – медальон. Деревянный кругляш вспыхнул на солнце, и огромный зверь, обиженно рыча, отшатнулся. К смраду выгребной ямы добавилась вонь палёной шерсти.

Кешка перекатился, сгрёб пятернёй упавший амулет и вскочил на ноги.

– Что, не нравится? – он вытянул перед собой руку. Амулет на кожаном шнурке играл малиновыми отсветами. Чудовище попятилось. – Вали отсюда!

Кешка не пытался понять, откуда взялся двухметровый косматый монстр на пятачке земли, где даже кур мгновение назад не было. Понимать было некогда. На дворе стоял вой и гвалт – вся домашняя птица, вся скотина заходилась в истошном мычании, кудахтанье, блеянье, гоготании. Лаяла и рвалась с цепи Веста. Чудище грозно рычало, скребло когтями землю, но не приближалось.

– Вставай, бежим, – Кешка поволок Лику к крыльцу.

Из курятника высунулась кудлатая головка. Варя!

– Спрячься! – крикнул ей Кешка. – Запрись!

Но девочка, видно, не поняла. Вышла из своего хлипкого убежища. На лице удивление и ни толики страха.

Кешка велел Лике:

– Иди! Скажи тёте Любе, пусть достанет ружьё.

За спиной раздался громовой рык. Чёрт! Кешка отвлёкся всего на секунду, и вот она – вторая тварь, на полпути между ним и Варей, будто из воздуха вывалилась.

Он двинулся в обход дома, поочерёдно наставляя медальон то на одного, то на другого монстра. План был таков: добраться до угла, обежать тварь номер два по широкой дуге, затолкнуть Варьку в сарай…

Господи, что же она торчит посреди двора! Ну почему девчонки такие дуры?

Кешка заглянул за угол – и выдохнул сквозь сжатые зубы. Там, у забора, заслоняя косматой тушей калитку, ведущую на улицу, скалилось третье чудище.

Он вжался спиной в обшитую рейкой стену, с этой стороны дома ещё холодную, отыскал взглядом будку, притулившуюся между курятником и дровяным сараем.

– Веста, фас! Веста!

Из квадратного отверстия показался чёрный нос – и втянулся обратно. Звякнула цепь, послышалось жалобное поскуливание.

Рёбрышки обшивки корябали спину сквозь мокрую от пота футболку, но Кешка не решался отстраниться. Ни на миллиметр. Кто знает, сколько этим зверюгам надо места, чтобы материализоваться. Может, и крошечного зазора довольно. Пока Лика объяснит, что к чему, пока тётя Люба отыщет ключ от сундука, пока разберётся с ружьём и патронами, от него и косточек не останется…

Чудовище у забора ревело, сверкало ржавыми зенками, роняя с клыков жёлтую, как гной, вонючую слюну. Остальные подходили всё ближе, окружая загнанную добычу. Но оставался шанс проскочить между ними к другому забору – на границе с двором Голодковых. Низкому, кривобокому, с проломом, которого ещё вчера – да что там, сегодня утром! – в нём не было.

Перед Кешкой в огородной грязи, будто по заказу, легла притоптанная стёжка.

– А-а-а-а!

Раскручивая над головой амулет, как лассо, он припустил по этой стёжке, оступаясь, оскальзываясь, чуя за плечом клыкастую, когтистую смерть.

В заборе не хватало пары досок, верхняя перекладина была сорвана, нижняя болталась на соплях. Если добежит – он спасён. Узкий лаз легко оборонять. Да и бабка Мавра целыми днями дома, дверей не запирает.

Лишь в последний момент, подлетев к пролому вплотную, Кешка осознал, что по ту сторону забора стёжка врезается в сочную зелень. Ну и пусть! Алчный рык сотрясал воздух, от вони пресекалось дыхание, клацали за спиной зубы, ещё чуть-чуть – и жуткие когти выпустят ему потроха…

С отчаянным криком Кешка перескочил нижнюю перекладину и кубарем покатился по густой духовитой траве.