Страница 2 из 30
– Может быть, ты позволишь ей самой говорить за себя!
Парень отвёл взгляд. Буркнул:
– Как хотите. Пойду за ручкой и бумагой.
Марина улыбнулась девочке.
– Скажи мне, Лика…
– Да она же немая! – хором закричали Варя и Ваня.
Все они, оказывается, тёрлись рядышком – любопытные, как галчата.
– Это правда? – Марина чувствовала себя идиоткой. – Ты… не говоришь?
Лика кивнула.
Марина поискала глазами маму Любу.
– Но как же она учится? Ей нужно в специальную школу.
– А в какую? В городе есть интернат для детей с нарушениями речи, там в основном заики. Ну, и такие детки… – Любовь Петровна понизила голос, – с отклонениями в развитии, вы понимаете? А у нашей Лики голова ясная. И к глухонемым ей нельзя. Со слухом-то у неё всё в порядке. Ничего! Учится в обычной школе, и получше других, все задания письменно отвечает. Если что, Кешка вон поможет. Да и домашняя обстановка на пользу…
Мальчик Кеша – лёгок на помине – положил на подоконник блокнот и ручку.
– Но ей бы язык жестов освоить, – настаивала Марина.
– Так она освоила! Её два года назад в лагерь посылали на всё лето. По муниципальной программе… Вернулась, говорит, больше не поеду. Страшно там: никто нормально, по-человечески не разговаривает.
Девочка протянула Марине блокнот: "Мне не с кем говорить на языке жестов. Проще написать. Или нарисовать".
Принесли альбом с рисунками: на них были яркие цветы, улыбчивые кошки и принцессы в бальных платьях.
– Красиво, – сказала Марина. – У тебя талант. А здесь почему страница вырвана?
– Это школа на конкурс посылала, – вклинилась мама Люба. – Скажите, а передача когда выйдет?
– Сегодня вечером в новостях будет сюжет на полторы минуты. А в воскресенье в "Сельском дневнике" всё полностью покажут, – Марина снова обратилась к девочке: – Ну и как, ты выиграла? Место какое-нибудь заняла?
Лика тихо вздохнула, покачала головой.
Из неё выйдет идеальная жена для богатенького крутыша, осенило Марину. Красивая, работящая, покорная. И немая. Лучше не бывает.
Лёша уже набрал видеоряд. Младшие ребятишки ходили за ним, как привязанные, охотно позируя в обнимку с бурёнками и хрюшками на фоне дворовой слякоти, а после – дома, в гостиной, среди аляповатых ковров, и в спаленках, где над двухъярусными кроватями качались на бечёвке птицы из щепы с хвостами веером. Кеша изредка покрикивал на малышню. На пару минут дети оставляли Лёшу в покое, потом снова тянулись к камере, как голодный к булке хлеба.
Им не хватало впечатлений в деревеньке на три десятка дворов, населённой горькими пьяницами…
По дороге к дому Куролововых съёмочная группа встретила двоих мужиков, а чуть погодя толстую бабу в грязной розовой куртке поверх спортивного костюма. Мужики едва держались на ногах, краснорожая баба что-то задиристо кричала им вслед.
А ещё были старухи. Они стояли у бурых покосившихся заборов – такие же бурые, унылые, неподвижные. Как древние идолы забытых богов…
На ручке оконной рамы среди листьев амариллиса болталась деревянная подвеска в ладонь шириной. Марина и не заметила бы её, если бы Лика не качнула пальцем резной диск. Солнце спрыснуло глянцем красноватые лаковые изгибы.
– Можно?
Марина взяла вещицу в руки. В первый миг круговой узор показался чистой абстракцией. Нет, постой… никак это змеи? Две рептилии, сплетаясь и расплетаясь, очерчивали телами внешнюю окружность, двойной спиралью обвивали вертикальную перекладину заключённого в ней Т-образного креста. Их хвосты, перехлестнувшись в верхней точке, ныряли вниз, образуя малый, внутренний круг, который венчал собой перекрестье. Драконьи головы задирались кверху, разинутые пасти заглатывали кончики хвостов друг друга.
– Это наш Кеша вырезал, – объявила Любовь Петровна, потрепав юношу по загривку. – Он у нас мастер – золотые руки. Всю мебель в детских сам сделал. Вон полочки на стене, видите? И для кухни мне…
Парень стоял, набычившись, поджав губы.
Вот и твоя очередь подошла, умник, усмехнулась Марина.
– Ты, значит, занимаешься резьбой по дереву?
– Плотничаю помаленьку, – пробурчал Кеша, не поднимая головы. Будто двоечник у доски.
– Это он скромничает. Его наш дядя Юра разным премудростям обучил. Большой умелец был. Не простой краснодеревщик – художник! Жаль, только старенький совсем. Прошлым летом помер. Девяноста двух годков от роду.
Кто-то тронул Марину за локоть.
Безмолвная девочка-подкидыш аккуратно взяла из её рук узорчатый медальон и повесила на прежнее место, прикрыв листьями амариллиса.
Марина спросила мальчика:
– Так сколько тебе лет?
– Восемнадцать через неделю.
Надо же! А выглядит сопляком.
– Школу в этом году оканчиваешь?
Кивок.
– И чем потом думаешь заниматься?
Резкое движение плечом.
– В армию пойду. А там видно будет.
– Мы уже за повесткой в райцентр съездили. Он сам захотел, – похвасталась мама Люба.
Вот это уже интересно.
– Давай-ка, Кеша мы с тобой поболтаем, – Марина улыбнулась. – Итак, ты идёшь в армию. Не боишься?
– А чё бояться?
Он глядел в пол, глаз не рассмотреть – чёлка мешает.
– Но ведь тяжело там, дедовщина. Не боишься?
– Не, пока не боюсь.
– Пока, – хмыкнул Лёша.
Пора было закругляться, и Марина заговорила деловитым, не терпящим возражений тоном:
– Давай сделаем так. Ты скажешь про армию, про повестку. Я спрошу: "Не страшно?" Ты ответишь: "Нет. Мы трудностей не боимся". И улыбнёшься. И посмотришь в камеру. Понятно?
– Понятно.
– Чёлку подбери.
На удивление, парень справился со своей ролью с первого раза. Счастливым не выглядел, но держался уверенно, говорил чётко, взгляда не прятал. Марина сразу к нему подобрела.
– А после армии сюда вернёшься или в городе попробуешь устроиться? Хорошему мастеру всегда работа найдётся. Или, может, учиться собираешься?
Кеша замешкался с ответом, и бдительная мама Люба тут же вмешалась:
– Сюда он вернётся, домой. Правда, Кешенька? Что там в городе делать? Суета, народу много, экология плохая, продукты в магазинах непонятно из какой дряни сделаны, а у нас всё своё, натуральное…
– Ну да, вернусь, – подтвердил Кеша, но Марина видела, как сжался в линию его рот, как напряглись скулы. А чёлка сама собой вновь упала на глаза.
Единственная родная дочь Куролововых училась на дизайнера в проклинаемом мамой Любой городе. Даже на съёмку не приехала. Марине показали её фотографию – мордатая крашеная девка, похожая на продавщицу из сельмага. Какой из неё дизайнер?
Напоследок сняли, как большое семейство обедает – с пирогами, блинами, салатами, жареной свининой и прочими разносолами. Марина с Лёшей выпили по чашке чая, но от угощения, тем более от спиртного наотрез отказались.
– Вы к нам летом приезжайте, – уговаривала мама Люба, провожая гостей до машины. – Ягоды будут, ягод у нас много… И овощи поспеют. Приезжайте!
– Обязательно, – дежурно улыбнулась Марина.
Лишь когда микроавтобус, переваливаясь в ухабистой колее, двинулся к полоске асфальта, светлеющей далеко впереди, она дала себе волю:
– У меня от этой тётки мороз по коже. Упыриха какая-то!
Лёша хмыкнул:
– Телеса свои выставила. Прям королева красоты.
– Да ничего баба, – подал голос водитель. – Есть за что подержаться.
– Ты её близко не видел, – возразил Лёша.
Мужики, с тоской подумала Марина.
– Ну почему, – сказала она громко, – у меня чувство, что всё это очень неправильно? Ведь они доброе дело делают, о детях заботятся…
– Ага – заботятся, – фыркнул водитель. – На каждого пособие положено – раз. Дармовая рабсила – два. Хозяйство-то небось нехилое? Живность всякая.
– Три коровы, – откликнулся Лёша, – свиней десяток, гуси, кур стадо целое. Участок – не шесть соток.
– Там девочка есть – немая, – сказала Марина. – Красавица. Рисует неплохо. Парнишка – резчик по дереву. И малыши… Что с ними будет?