Страница 2 из 50
— Как я рад! Как я рад! — закричал мальчик. — Я так хотел увидеть клоуна. Ты такая добрая, милая моя мамочка! Я очень тебя люблю!
Он прыгал, кружился вокруг матери, хватаясь за пышные складки голубой шелковой юбки. Глаза его излучали радость.
— Нам пора, дружок! — сказала Аиша. — Мне надо прийти к ранней молитве, чтобы не встретить на улице кого-либо из родственников Абдель-Фаттаха. Если узнает — рассердится.
— Мамочка, ты говорила, что твой старший брат Абдель-Фаттах любит тебя. Почему он рассердится?
— Ты ведь знаешь, Абдель-Фаттах мусульманин, ученый богослов, он великий противник католической веры. Он и слышать не может о католическом храме. Храни мою тайну, сынок! Не выдавай меня. Я не хочу огорчать брата. Твой дядя очень добрый человек, он вырастил меня после смерти моей матери. Он заботился обо мне, когда я осталась крошечной сироткой. Он дал мне хорошее образование, послал в лучшую школу Порт-Саида. Я не говорила тебе о великом горе нашей семьи. Ведь мама моя умерла не своей смертью. Твою бабушку Марсель убили.
— Разбойники? Их судили? Посадили в тюрьму?
— Успокойся, сынок. Посидим здесь, в тенистой аллее, я расскажу тебе о том, что тяжелым камнем лежит на моем сердце. Ты уже все понимаешь, тебе надо знать истину.
Аиша поцеловала сына, взяла в руки его ладошки и призадумалась. Она не могла решить, рассказать ли ей о том страшном, что случилось, когда она была двухлетней крошкой и ничего не понимала. Мальчик еще мал. Но он смышлен и ждет.
— Твой дедушка, Абд ар-Рахман Абуль Хасан — египтянин, человек именитый и верующий мусульманин, имел большую семью. Случилось так, что он встретил молодую красивую француженку Марсель. Она приехала посмотреть сокровища Древнего Египта и собиралась домой вместе с туристами, но осталась в Египте. Дедушка так сильно полюбил Марсель, что решил на ней жениться. По мусульманскому закону можно иметь четырех жен. Его брак с француженкой был законным. Но старшая жена дедушки не могла ему простить увлечение, она возненавидела Марсель. Она знала, как дедушка предан Марсели, как заботится о ней, как радуется рождению девочки. Да и Марсель была счастлива, дедушка очень ее любил.
Старшая жена дедушки, мать Абдель-Фаттаха, была женщиной жестокой и коварной. Она отравила Марсель, когда мне было два года. Дедушка не смог перенести этого горя и вскоре умер. Абдель-Фаттах был уже взрослым человеком, имел семью. Он долго гневался на свою мать, не мог простить ей этой чудовищной жестокости. Он осуждал ее. А меня он пожалел и полюбил. Я выросла благодаря его заботам. Я знаю, он любит меня, но не прощает того, что я верна католической вере. Он не может понять, что вера матери для меня священна. Я берегу маленький золотой крестик, который мама повесила мне на шею, когда я родилась. Я думаю, что в таком деле нельзя неволить человека. Я никогда не буду тебе указывать, какую веру тебе принять. Я уважаю веру Аллаха, я уважаю мусульман, я люблю народные песни феллахов и дорожу всем, что связано с памятью о матери.
— Нагнись, мама, покажи мне портрет Марсели в твоем медальоне, — попросил Абд ар-Рахман. Сейчас, сочувствуя печали матери, он казался взрослее своих семи лет.
Они молча возвращались домой. Глядя на погрустневшее личико сына, Аиша пожалела о том, что рассказала ему о своих горестях. «Но он смышлен, он все понимает, он любит меня», — подумала Аиша.
Когда они подошли к дому, мальчик спросил:
— Мамочка, мой отец нехороший человек, почему он не живет с нами?
— Твой отец добрый и хороший человек, но мы с ним разные люди. Каждый мыслит по-своему. К сожалению, он не знает грамоты. Не умеет читать, ему не понятна моя любовь к чтению, к музыке. Ему чуждо все то, что мне дорого. Ты знаешь мое увлечение древностями Египта. Ему безразличны эти сокровища. Если бы ты знал, сынок, как я была несчастна, когда мой брат Абдель-Фаттах приказал мне выйти замуж за человека, которого я не любила и который не понимал моей души. К несчастью, у нас в Египте женщины бесправны. Мы не вольны распорядиться своей судьбой. За нас решают мужчины. Мой брат хотел породниться с семьей аль-Хамиси, и он привез меня в деревню. Горе мое было велико. Я была так одинока, что, казалось, не перенесу. Мне было трудно примириться с убожеством деревенской жизни. Я привыкла к освещенным городским улицам, к светлым комнатам с электричеством. У меня в городе были книги, я постоянно слушала музыку, пока жила в Порт-Саиде. У меня были подруги и бывали веселые праздники. Словно по воле злой волшебницы, я оказалась в убогом деревенском доме, где керосиновая лампа была роскошью. Не было книг, не было музыки, не было людей, с которыми мне хотелось бы поговорить. Печаль мучила меня. Муж видел мои слезы, понимал, как я несчастна. Он пожалел меня и согласился на развод. Вот почему мы одни с тобой, сынок. Теперь ты все знаешь обо мне, мой любимый мальчик.
Аиша поспешила в церковь, а маленький аль-Хамиси пошел к соседке Медее. Он любил сидеть у сверкающей трубы и слушать волшебную музыку, совсем не похожую на музыку, какую любил дядя.
Гречанка Медея, жена капитана дальнего плавания, бездетная, очень привязалась к Абд ар-Рахману. Ей доставляло удовольствие рассказывать мальчику мифы Древней Греции, напоминающие ей о детстве, проведенном в Афинах. Она рассказывала о красотах Акрополя в далекой древности, когда рядом с Парфеноном высилась скульптура богини Афины, изваянная Фидием.
— Когда я вырасту, — прервал ее рассказ аль-Хамиси, — я поеду в Афины, я посмотрю.
— Ты увидишь лишь руины, мой мальчик, но они прекрасны.
Мальчик уже не решался спросить о руинах, подумал, что мама расскажет.
Этот худенький, стройный мальчик с темной курчавой головой и не по летам умными черными глазами так трогательно вслушивался в музыку Баха и Бетховена, не сводя глаз с никелевой трубы граммофона, словно знал какую-то тайну.
— Посмотри на море, — сказала Медея, ставя пластинку, — не видно ли на горизонте корабля? Я жду моего капитана.
— Не видно, не беспокойтесь, он скоро вернется!
Медея каждый раз задавала этот вопрос. Мальчик давно уже понял, как она тревожится, и предсказывал скорое возвращение.
Услышав первые аккорды, Абд ар-Рахман стал прислушиваться к звукам прекрасной музыки, непривычной, но завораживающей.
— Хорошая музыка, — сказал мальчик, — как она называется?
— «Лунная соната» Бетховена. Знаешь, о чем хотел рассказать Бетховен в этой сонате? О великом горе. Оно настигло его внезапно, когда он радостно творил свои прекрасные произведения. Когда ты подрастешь, когда сам купишь себе граммофон, ты часто будешь слушать его произведения и они доставят тебе большую радость.
— Какое горе случилось с Бетховеном? — насторожился Абд ар-Рахман.
Он был еще полон печали. Несчастье, случившееся с матерью, тревожило его. Отравили бабушку — какая беда! Отец в бедной деревне, не учился. Ему плохо, он не может читать книги. А что случилось с великим музыкантом?
— Бетховен очень любил природу. Пение птиц, треск кузнечиков, шелест листвы — все это доставляло ему необыкновенную радость. Он прислушивался к звукам леса, любовался полевыми цветами и был счастлив. Но вот, гуляя в лесу, он обратил внимание на удивительную тишину. Словно все птицы улетели, исчезли кузнечики, а легкий ветерок так тихо колышет ветви старого дуба, что ничего не слышно. Он испугался. Поспешил домой, чтобы у фортепиано проверить свой слух. Но и в дороге его охватило волнение. Он увидел пастушка, играющего на свирели, но ничего не услышал. С печалью в сердце он вошел в свой дом, подошел к фортепиано, ударил по клавишам. Звук был тусклым, будто доходил издалека. Бетховен понял, что теряет слух. Для композитора это равносильно смерти. Он обратился к врачам. Как им хотелось помочь великому музыканту! Они знали, что вся Европа преклоняется перед редкостным талантом. Но им не удалось его вылечить. Он был обречен на полную глухоту.
— Он больше не сочинял музыку? — спросил аль-Хамиси.