Страница 29 из 32
Узнать все можно только одним способом.
Не давая себе испугаться окончательно, она подняла дрожащую руку и с силой постучала в дверь, надеясь, что он в мастерской. Через пару секунд дверь распахнулась, и перед ней предстал Ксандер во всей красе, с непременной кистью в руке. Когда он понял, кто пришел, на его лице отразилось крайнее удивление.
— Джесс! — Его красивый голос эхом прокатился, обласкав ее всю с ног до головы, отзываясь во всех нервных окончаниях.
Он оказался еще великолепнее, еще мужественнее, чем она помнила. Меньше недели пролетело с тех пор, как они в последний раз виделись, но Джесс казалось, что прошла целая жизнь. Ей захотелось вернуть его. Так отчаянно захотелось, что стало физически больно.
Но сейчас она не должна терять головы. Хладнокровие и сдержанность — ее девиз. Она не имеет права сломаться и выставить себя полной дурой.
Открыв рот, она вдруг застыла, совершенно не представляя, что ему скажет.
«Говори что-нибудь, Джесс! Что угодно».
— Я люблю тебя, — выпалила она, не дожидаясь, пока включатся мозги и исправят вред, который она только что нанесла им обоим.
Он молча смотрел на нее своими завораживающими глазами. На его лице не выражалось и тени эмоций.
Сердце ее забилось чаще. Она ждала чего-то… чего угодно… лишь бы понять, как он отнесся к тому, что она преподнесла ему свое сердце на блюдечке.
У нее за спиной послышались тяжелые шаги. Радуясь, что можно отвлечься от унижения, она оторвала взгляд от Ксандера и, развернувшись, увидела, что на площадку поднимается крепко сбитый мужчина с серебристыми волосами. Он поднял руку в знак приветствия.
— Ксандер, как я рад, что застал тебя. Я тут говорил с ребятами из галереи на Брик-Лейн; у них остались кое-какие вопросы, связанные с размещением экспонатов. А так как я очутился поблизости, то и решил заскочить к тебе и быстро все обсудить.
Ксандер откашлялся:
— Ну да, Пол, конечно. Знаешь что, подожди меня на кухне. Поговорим, пока я буду смешивать коктейль моей гостье.
У Джесс по коже побежали мурашки, когда он обошел ее. Молча, оцепенев, она смотрела, как он удаляется.
Он обернулся, посмотрел на нее — его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
— Джесс, подожди меня, пожалуйста, в мастерской. Я скоро вернусь, и мы поговорим, — ровным тоном произнес он.
Она кивнула и робко улыбнулась, глядя, как он скрывается за поворотом лестницы.
С трудом волоча ноги, девушка шла в мастерскую, захлопнула дверь и закрыла лицо руками. Она в ужасе смотрела на пол, не в силах поверить в то, что она сделала. Она призналась ему в любви. Что ж, по крайней мере, она не ходит вокруг да около.
Интересно, что он сейчас о ней думает? И что скажет, когда вернется?
Сердце глухо колотилось в груди, пока она обдумывала все возможные варианты. «Да» или «нет». Что бы он ни выбрал, ее мир перевернется. Снова!
С минуту она мерила комнату шагами, стараясь собраться с мыслями. В задумчивости Джесс нечаянно наткнулась на одну из картин, прислоненных к стене, и отскочила, когда картина с гулким стуком упала на пол. Подняв картину, Джесс снова прислонила ее к стене и, чтобы успокоиться, присела на корточки и велела себе дышать. Глядя на задник, она вдруг сообразила: она одна в мастерской Ксандера, а вокруг — картины, приготовленные к выставке. Пусть его нет рядом, по крайней мере, она может получить то, за чем пришла. И даже если он даст ей отставку, она все равно вернется в редакцию и привезет Памеле недостающий материал для статьи. А потом можно будет ехать домой и выплакаться там всласть.
Джесс робко подошла к тому месту, где стояли самые большие картины, скрытые до поры до времени от посторонних взглядов. Дрожащей рукой откинула угол брезента и увидела картину.
Сердце у нее екнуло; она не верила своим глазам. С картины на нее смотрела она сама — обнаженная, с поразительно похотливым выражением лица.
Она едва не задохнулась; от ужаса у нее стеснило грудь.
Круто развернувшись, она сорвала покрышку с картины, стоявшей на мольберте посреди комнаты, и снова увидела себя. Она лежала, привязанная к кровати, правда, одетая, но над ней в воздухе парило изображение ее же обнаженного тела в самой откровенной сексуальной позе.
Он запечатлел на холсте самые интимные, самые личные моменты их недолгой совместной жизни и собирался использовать их для извлечения коммерческой выгоды!
При мысли о том, что эти картины будут выставлены на всеобщее обозрение и миллионы людей узнают ее, ей стало тошно.
Он вовсе не думал о ней; он ее использовал!
Каким-то образом Ксандеру удавалось отвечать на добродушные расспросы агента и обсуждать подробности выставки, хотя признание Джесс вихрем кружило в его голове. Она его любит! Он изумился, как ни странно, обрадовался, увидев ее на пороге, и неожиданно понял, что скучал по ней. Но ее признание застигло его врасплох. Хотя она явно проговорилась, сначала сказала, а потом подумала, по выражению ее лица он понял, что она не шутит. И ужасно перепугался.
Впервые в жизни он понятия не имел, что делать. Обычно он сразу давал отставку женщинам, которые признавались ему в любви, но ему не хотелось поступать так с Джесс. Она была для него не просто одной из многих… Но кем именно, он пока не понимал. Он знал одно: им непременно нужно поговорить.
Избавившись наконец от Пола, он вернулся в мастерскую и увидел, что Джесс стоит перед последней картиной, над которой он работал, — с изображением ее двойной сущности: ее тела и души. Первым его порывом было подойти к девушке и снова накрыть картину, а заодно отругать ее за то, что она подглядывала. Но потом он увидел на ее лице выражение изумления и недоверия.
— Ты рисовал меня обнаженной, пока я спала? — спросила она с такой болью, что он замер на месте.
Опомнившись, направился к ней, раскинув руки; темная, жгучая волна зародилась в груди и спустилась вниз.
— Джесс, ты была восхитительна… На меня снизошло просветление — такого со мной не было уже давно.
Она ответила ему ошеломленным взглядом:
— И ты решил, что со мной можно так поступать, хотя знал, как я не люблю показывать свое тело? Ксандер, я не лукавила и не капризничала, но ты решил, что можешь рисовать меня, не спросив моего согласия и даже без моего ведома?
Холодок пробежал по его спине.
— Я подумал… может быть, ты уже перестала волноваться из-за того, как ты выглядишь без одежды…
Она не дала ему договорить:
— Ты решил, что исправил меня? Тебе показалось: после того как я благодаря тебе испытала несколько оргазмов, я вдруг полюбила свое тело настолько, что позволю выставлять его напоказ перед всем миром? — Голос у нее дрожал. — Ксандер, то, что было между нами, предназначалось только тебе. Я ни за что не позволила бы соблазнить меня, если бы знала, как ты со мной поступишь… Ты обманул мое доверие.
— Джесс, ты принимаешь все слишком близко к сердцу…
— Ты хоть понимаешь, как унизил меня? А ведь я тебе доверяла. Я думала, ты хороший… конечно, я знала, что ты эгоист, но в глубине души порядочный человек. А оказывается, для тебя главное — твое искусство… Твоя… карьера.
— Но ты так замечательно выглядишь! — беспомощно ответил он, растерявшись.
— Не в том дело. — Она наградила его таким холодным взглядом, что ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы выдержать его.
От досады и огорчения он поморщился:
— Хочешь, чтобы я снял картину с выставки? Это лучшая вещь, какую я сотворил за много лет! И вдохновила меня ты. Тебе бы гордиться…
— Гордиться! — презрительно повторила она. — Чем гордиться? Пусть все знают, что я была твоей очередной дурочкой, с которой ты спал, чтобы получить что хочешь, а потом отшвырнул меня в сторону? Ты считал, что имеешь право рисовать меня в таком виде… — Она ткнула пальцем в холст. — Я не думаю, что ты способен полюбить меня так, как нужно мне. Я думала, может быть, ты понял меня и время, которое мы провели с тобой, что-то для тебя значит. Видимо, я ошибалась. Я была наивной дурочкой, потому что решила, что сумею тебя приручить. Дело вовсе не во мне, верно, Ксандер? Как всегда, главное для тебя — ты сам и твое… творчество!