Белая лебедь

— Простите, госпожа, — рабыня закрыла ладонью рот, пытаясь подавить очередной приступ кашля. Непонятно было, за что именно приносит девушка извинения — за молчание, болезнь или за все сразу. — Родом я недалеко отсюда. Знаю греческий… И науки.

— Какие? — темные очи Розалии все больше загорались от восторга. Она восхваляла Юнону — жену верховного бога Юпитера — благословившую ее даром интуиции, что привела их с братом в этот забытый всеми уголок Рима. Иметь в собственности хорошо образованную рабу женского пола было большой редкостью и оттого престижно.

— Грамматику, основы философии и… — невольница замялась, прочищая ком в горле, — немного астрономию.

— Ох, — сестра Эдварда Антония даже была в некоторой степени обескуражена обширностью знаний болезной. — Так много не потребуется, — и, обращаясь к торговцу рабами, добавила, небрежно взмахнув пальцами: — Мы берем ее. Сколько?

— Пять тысяч сестерций, — работорговец, услышав про багаж знаний его самой слабой и к тому же нездоровой рабы, опасался продешевить. Размышляя о судьбе — своей и этой оказавшейся не такой уж и никчемной твари — мужчина не переставал удивляться. Не предугадать переплетения нитей, что плетут Парки?; неизвестна смертным длина пряжи, наматываемой на веретено. Последние несколько суток до Рима он не раз порывался убить хворую, мешающую спать своим кашлем и ему, и другим. Но не сейчас обрежет нить ее судьбы Морта, пусть еще поживет.

— Заплати ему три тысячи, — обратился Эдвард Антоний к управляющему. — Этого достаточно. Ее жизнь теперь в твоих руках, Диогнот. Доставь рабыню в наш дом, пригласи лекаря. Твоя вина, если я впустую потратил деньги.

Помощник, доставая увесистый кошелек, направился к торговцу, радующемуся отличной сделке.

— Благодарю, господа, — не унимался тот. — Буду рад еще услужить! Заходите в лавку, если понадобятся еще невольники.

II

Окруженный охраной Эдвард Антоний направлялся домой в паланкине, потому как недавно из-за узости улочек Юлий Цезарь официально запретил в Риме езду на лошадях с восхода солнца и до заката. Сенатор размышлял о том, что поведала ему сестра перед домом работорговца. Она выстроила целый план, намереваясь с помощью только что купленной рабыни создавать на свитках копии с имеющихся в домашней библиотеке и у друзей книг. Розалия желала прослыть богатой знаниями госпожой, иметь больший, чем сейчас, вес в обществе, стать популярней в городе. Брат же считал, что их фамилия и так на слуху, к тому же слава о ней идет не всегда добрая.

Сам же Каллон надеялся, что грамотная невольница заменит Светония, который был уже слишком стар для того, чтобы ублажать слух хозяина приятным чтением по вечерам. Сенатор имел проблемы с засыпанием, для чего ему перед сном необходимо было слышать размеренно звучащий голос. Раб Светоний проваливался в объятия Сомна, бога сна, намного раньше хозяина и сильно переживал по этому поводу, а Эдвард Антоний еще долго ворочался в постели.

Помимо старца, из образованных рабов в их доме был недавно купленный молодой Ливий, но читал он все еще по слогам, и такая манера безмерно раздражала господина — он предпочитал проводить время в тишине, чем слышать непрерывное заикание слуги. Таким образом, если новая рабыня выживет, что с таким кашлем маловероятно, может, и сенатору Каллону это принесет определенную пользу.

III

Несколько недель никто не видел рабыни, и глава рода даже позабыл о недешевой покупке, но его сестра помнила о приобретенной для себя вещи. Она несколько раз интересовалась у Диогнота, жива еще девушка или же нет. Тот отвечал, что «бог врачевания Эскулап озаряет невольницу своим светом».

В один из дней возвратившийся после заката солнца с заседания сената Эдвард Антоний, облаченный в сенаторскую тунику с широкой пурпурной полосой, обязательную тогу и красные сандалии с пряжкой в виде полумесяца, увидел в покоях Розалии Каллоны милейшее создание, незнакомое ему. Девушка порхала вокруг его сестры, подкручивая локоны, укладывая волосок к волоску — создавая прическу на вечер. Она была одета в темную одежду рабыни, которая не могла скрыть высоко ценимые римскими мужчинами гибкий тонкий стан, маленькую грудь и узкие бедра. Волосы невольницы были убраны на затылке, но несколько прядок выпало, подчеркивая ее свежесть и красоту.

Розалия же не обращала на девушку никакого внимания, любуясь собой в металлическое зеркало средних размеров. Эдвард Антоний был доволен, что не пожалел денег на сюрприз для любимой родственницы и заказал ей некоторое время назад дорогое зеркало из шлифованного золотого диска, отражение в котором будет видно еще лучше. Этот подарок придется хозяйке его дома очень кстати.

— Дорогая сестра, ты невероятно прекрасна, — приветствуя, сделал комплимент сенатор.

Слегка зардевшаяся Розалия Каллона, привычная к восхвалению своей красы, еле слышно обратилась к рабыне, приказывая той уйти. Необычное имя, с которым сестра обратилась к невольнице, заинтересовало Эдварда Антония.

— Что за милое создание у тебя во владении! Новенькая? Диогнот прикупил?

— Нет, дорогой брат, — объясняла поправляющая между делом завитки вокруг лица Розалия, желая, чтобы волосы легли наилучшим образом, — это та рабыня, знающая греческий, что мы купили умирающей в майские календы?, — Каллон удивленно поднял бровь. Он тогда, в общем-то, списал рабыню со счетов, полагая, что она почти наверняка умрет, а деньги потратил лишь из желания ублажить сестру и успокоить ее на время. — Имя девицы — Изабелла. Согласись, ласкает слух. Она что-то говорила об отце, римлянине благородного происхождения, но я думаю, это ложь. Новенькая действительно хорошо знает греческий и грамоту, умеет интересно причесывать. Так что я довольна покупкой. А уж здоровой мы сможем продать ее втридорога, когда надоест.

— Надеюсь, она неплохо читает — Светоний совсем стар и немощен. Вчера уснул сразу, как только сел в кресло, даже не открыв книги! Я планирую отпустить его, — Каллон добродушно улыбнулся, он по-своему любил седого раба. — Если пожелает, он может остаться жить в нашем доме вольноотпущенником.

— Этот старик стал совсем бесполезен. Я бы выгнала его еще лет пять назад, — увидев, как блеснули гневом глаза брата, Розалия Каллона поспешила успокоить Эдварда Антония, поглаживая того по руке. — Ты испытываешь к нему непонятную мне приязнь, дорогой брат, но я же помню только удары по пальцам стилосом?, если ему казалось, что я недостаточно аккуратна и прилежна. Отец поощрял не только это, розги и плеть – вот и вся любовь, что я видела от твоего дорогого учителя.

— Розалия, но ты сама виновата в таком отношении. И, получается, мало тебя били — тот твой поступок добавил седых волос отцу. Так что я понимаю его и вынужденного подчиняться хозяину Светония. Другое дело, что со своими детьми поступать подобным образом учителю я не позволю!

Розалия Каллона смущенно опустила глаза к полу, вспоминая произошедшее с нею в давние времена, и решила пойти с братом на мировую.

— Ты можешь брать новую рабу иногда, когда я не буду нуждаться в ее услугах, дорогой братец. Но никакой близости, ты и так обрюхатил достаточно рабынь — скольких в тягости пришлось отправить на загородную виллу к матери! Если девчонка и будет кому дарить плотские утехи в нашем доме, то только мне! — вначале посетовав, пошутила затем Розалия. Она не была любительницей подобных наслаждений — оба, брат и сестра, знали это.

Выходя из комнаты, Эдвард Антоний с хитрецой и довольством улыбнулся в ответ, считая, что сестра несерьезна в своих запретах. А коли и так, ее слова не остановят его, если возникнет нужда. Он был главой рода и хозяином всего, что имеют Каллоны.

Войдя в свои покои, Эдвард Антоний дал знак Мецелу приступать к раздеванию. Этот раб-специалист был обязан не только разоблачать хозяина от одежд, но также расправить и уложить складки тоги, прокладывая их тоненькими дощечками, чтобы сохранить в должном виде к завтрашнему дню.

IV