Год Ворона

Я открываю было рот, чтобы задать следующий по важности вопрос, но Короленко опережает.

- Мила тогда была сама не своя. Понять, конечно же, можно - сперва отец, потом вся эта катавасия. Потом вы с Берковичем улетаете. Мальчишка возвращается в холодильнике, а к тебе не пускают и где держат не говорят. Тут у любого крышу свернет. А Мила почему-то решила, что именно она и виновата в гибели парня.

Индикаторы в агрегате приходят в норму, но на душе остается вязкий и непроглядный мрак. Значит девочка, которую я люблю, решила, что к гибели Алана привели наши дурацкие запутанные отношения ...

- Как она сейчас? - спрашиваю на этот раз осторожно, издалека. Потому что больше всего на свете боюсь получить ответ.

- Напросилась тело в Штаты сопровождать. Ей как раз шестнадцать стукнуло. Я в Киеве за сутки выправил визы и паспорта. Улетела.

- Вернулась?

- Нет. Попросилась немного пожить подальше от всех событий ... Я ей там домик арендовал, проплатил языковые и компьютерные курсы. Через пару месяцев прошла тестирование. Выявили какие-то особые способности, хотя, думаю, просто все дело в упорстве. Хочет забыться, изнуряет себя тем, что посильно... так что она на осень в этот, как его, Стендфорд84 готовится поступать.

Делаю небольшую паузу и задаю, наконец, тот вопрос, который меня больше всего волнует.

- Мне просила что-нибудь передать?

- Нет! - после короткой паузы говорит дядя Леша. - Мы с ней часто по скайпу общаемся. Больше, конечно, не я - Ольга. Про тебя ни слова. Но это все психика. Думаю, со временем все наладится.

Стало быть, не нужен я ей сейчас... Был бы у меня под рукой пузырек со спиртом - жахнул бы не поморщившись. Почуяв мое состояние, агрегат пищит и впрыскивает в вену какую-то дурь. Не спирт, конечно, но действует. Злость и пустота отступают.

- Ты-то как меня нашел, дядя Леша?

- Сперва, конечно, никак, - улыбается Короленко. - Ну а как в должность вступил, то стало, конечно, проще. Только ты вышел из комы, сразу же сообщили.

В ответ на мои удивленно вскинутые брови, он поясняет:

- Я уже полтора месяца как первый заместитель брянского губернатора. Сперва не хотел, но сделали предложение, которое ... не отклоняют. К тому же, дали добро на распространение моего холдинга по всему Нечерноземью. Газеты уже обзывают "главным мясником России" ...

Дверь осторожно приоткрывается. В щели просматривается аккуратный носик медсестры Ирочки.

- Извините, но у вас еще две минуты. Больному нужен покой. Профессор, как узнает, что у пациента была повышенная возбужденность, а я не прекратила свидание, мне и так взбучку устроит ...

- Видишь тут какие порядки, - разводит Короленко руками, поднимаясь со стула. - Вместе со мной к кому-то на посещение целый генерал армии пробивался. Хочешь верь, хошь не верь - не пустили! Да, кстати, пока время есть, о будущем подумай. Для Украины ты, я так понимаю, официальный покойник. Если вернешься в Русу и начнешь восстанавливаться, будет очень много вопросов касаемо горы трупов, которые ты там оставил. В России тебе готовы дать гражданство. Но на службу в правоохранительные, уж тем более в ФСО, попасть никак не получится. Незаконное пересечение границы, использование чужих документов, пребывание под следствием, служба в структурах иностранного государства... Алексей Иваныч, новый начальник брянского УКГБ, отличный, кстати, мужик, сказал, что тебя с такой биографией, даже чтобы принять на должность вольнонаемного писаря в воркутинский УФСИН, нужно совершить по совокупности должностных нарушений примерно на семь пожизненных. А вот ко мне - хоть сегодня. Можешь для начала помощником, чтобы приглядеться и систему прохавать. А потом по желанию - новые предприятия входят в холдинг, служба безопасности растет на дрожжах. В общем, подумай, Витя! Да, забыл совсем. От Ольки привет...

- Подумаю! - киваю я дяде Леше, и молча лежу, глядя на удаляющуюся спину.

После того как дверь закрывается, осторожно ворочаюсь на бок и мертвым хватом зубов прикусываю подушку.

Думать тут нечего. Не пойду я к нему на службу. Ведь он меня, тут не ходи к ворожке, уже определил к себе в зятья-преемники. Ольга, конечно, жена такая, что обмечтаешься - умная, красивая и в постели ужас как хороша. Но именно это меня и пугает - ведь могу не сдержаться и пойти на поводу у таких сказочных обстоятельств. Но это будет предательством по отношению к Миле и Алану. Не могу я строить свою жизнь на тех бедах, которые причинил, вольно или невольно, многострадальной девчонке. Так что до тех пор, пока мы с ней не встретимся и не поговорим прямо и откровенно, всесильный заместитель брянского губернатора может на меня не рассчитывать...

* * *

Желтая половинка луны, зацепившись за верхушку разлапистой ели, фонарем светит в окно. Палата на втором этаже, за стеклом густой ельник, который тянется на добрую сотню метров до самого забора. Лунный свет, повторяя очертания оконного проема, падает на пол и там, ответом на мои подспудные желания, в самом центре бледного прямоугольника, в своем анимешном прикиде, с торчащими в стороны косичками стоит Мила. Я протягиваю руку, но она мотает головой, мол, нет, нельзя и молча делает шаг назад. Я настолько извелся, что уже не хочу от нее ничего. Нет, хочу конечно, и всего, но только не сейчас. Неправда, хочу, очень хочу, прямо здесь и сейчас, но понимаю, что это теперь невозможно...

Передо мной не смертельно обиженная молодая женщина, с которой я расстался в доме Короленко, а девчонка, которая для меня навсегда осталась в Русе. То есть в другом мире и в другой жизни, куда я никогда уже не вернусь.

Но дело не в моих желаниях, перепутавшихся стропами хреново уложенного парашюта. Мне, чтобы хоть как-то строить свою дальнейшую жизнь до боли, до кома в горле, нужно узнать, что же произошло (или не произошло) с нами в тот нелепый вечер. И до тех пор, пока между мной и Милой стоит тень нелепо-геройски погибшего Жужика-Берковича, которому я, как ни крути, обязан жизнью, а девчонка, не исключено, своим превращением в женщину - остается разве что выть на проклятую луну...

Картинка неуловимо, как в крутом заграничном клипе, меняется. Луна вспыхивает нестерпимым белым сиянием обратившись в жаркое летнее солнце.

Мила, в почти незаметном - две веревочки, три клочка алой ткани - купальнике, стоит на берегу какого-то очень южного, очень синего и, судя по ухоженной чистоте песчаного пляжа, явно не нашего моря. Повернувшись ко мне спиной, она смотрит в бинокль на приближающуюся яхту с ослепительно белыми парусами.

Пока я рассматриваю стройную фигурку, паруса у яхты багровеют и принимают цвет купальника. Не удивлюсь, если на борту суденышка обнаружится надпись "Ассоль" ...

Девчонка опускает бинокль, словно узнав кого-то, машет яхте рукой. Хищное узконосое судно бросается ей навстречу, на глазах серея, потом чернея. Нос яхты изгибается, паруса разлетаются по бортам, опадают к воде. Над водой, тяжело ворочая крыльями, несется огромный ворон.

Пляжница швыряет на песок свой бинокль и во весь дух несется к зеленеющей невдалеке пальмовой рощице. Рот ее раскрыт, в глазах плещется ужас. Она кричит в непритворном испуге. Ворон догоняет Милу в пару взмахов крыла и, схватив, словно мышь, резко взмывает вверх ...

* * *

Через несколько дней страны СНГ, то есть бывшего СССР, открыли ежегодный алкогольно-праздничный марафон: католическое Рождество, Новый год, православное Рождество, Старый Новый год и, наконец, Крещение. Завершение праздников ознаменовалось для меня изменением меры пресечения. Главврач созвал солидный консилиум, по результатам которого признал я был переведен из "больных" в "выздоравливающие". Меня отключили от ненавистного агрегата и перевели из застенков интенсивной терапии в зону общего режима содержания. Профессор лично вручил пластиковую карточку, открывающую доступ в мой "сектор".