Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 38



В тот день Фёдор Шарьинец рыбалить пришёл

На Ветлугу-реку, где любил он бывать,

Где волною впадает в Ветлугу Шарья.

Вдруг он видит, две лодки идут по реке

По течению вверх на тугих парусах.

Впереди лодка меньшая, следом за ней –

Лодка большая, парус раздув на ветру.

Вот всё ближе, всё ближе, равняются с ним,

Правят к берегу. В лодках монахи сидят:

Двое – в лодке большой, да и в малой – один.

Вот спустили они паруса, а затем

Возле берега встали. Из лодки большой

Вышел древний старик с бородою седой;

Крест-энколпий висел у него на груди;

Ряса старая видела много чудес;

Столь же старый клобук прикрывал седину;

Длинный посох сосновый держал он в руке.

Старца под руку вёл, помогая ему,

Здоровенный детина, чуть следом идя.

Опираясь на посох, подходит монах

Прямо к Фёдору, так он ему говорит:

– Мир тебе, сын Иванов! И Финист с тобой? –

Удивился тут Фёдор Шарьинец; поклон

Он отвесил земной, и ответил тогда:

– Мир и вам! Вижу, я вам известен уже…

Но откуда известен вам Финист, мой друг?

Кто вы? Как называть вас, почтенный отец? –

И ответил ему седовласый старик:

– Я Варнава, по чину же я иерей.

Ну а это послушник мой, брат Спиридон.

Много кануло лет, как из Устюга я

На Ветлужскую землю неволей пришёл.

А потом полюбилась мне эта земля,

Здесь остался служить, всю Ветлугу прошёл.

Поселился потом я на Красной Горе,

Там с тех пор и живу, там и Богу служу.

Иногда, как теперь, отлучусь по делам,

Да назад возвращаюсь. Там место моё.

А Вершину Ивана, отца твоего,

Я знавал: мы встречались, хотя и давно.

И тебя самого я когда-то крестил.

Вот и сокола видел, узнал я его

По отметине, что на его голове…

– Вижу, знаете много, Варнава отец.

Только я вам зачем, что оставили вновь

Вы обитель свою и приплыли сюда?

Может, помощь нужна? Я готов вам помочь…

– Да, нужна. Но не мне, – отвечает старик. –

Три монаха идут по Ветлужской земле,

Продолжают они то, что я начинал:

Просвещают и крестят марийский народ.

Нашу веру несут. Только сами они

Малоопытны в слове и деле своём.

И в защите нуждаются. Труден их путь.

Спиридона вот с вестью послали ко мне,

Что у них всё в порядке. Но позавчера

Получил я видение, было оно

Преисполнено ужаса: будто их страж

Сам смертельной опасности не избежит;

Что оставит он их, и что сами они

Из-за этого скоро в беду попадут.

Растревожилось сердце моё, и тогда

Вспомнил я о тебе. Восемнадцать уж лет

Пролетело с тех пор, как крестил я тебя.

И подумал я: верно, теперь он и сам,

Как отец его, бравый Вершина Иван, –

Богатырь да и только. И вот – мы уж здесь.

Я смотрю на тебя, ожиданья мои

Оправдались вполне: ты и, правда, – в отца!

Так готовься, мой сын, ждут тебя чудеса.

Много подвигов нужно тебе совершить.

Послужи нашей вере и русской земле!

Может, в странствиях этих найдёшь и судьбу…

– Как же я отыщу проповедников тех?

– Ты о том не печалься. Тебя поведёт

Провидение. Всё уж вверху решено.

Твой сапсан будет другом и братом тебе.

Сверху многое может он видеть… а ну,

Посади-ка на посох мне птичку свою. –

И Варнава немного свой посох склонил,

А Шарьинец на посох с плеча своего

Птицу-сокола, Финиста, пересадил.

Тут на голову сокола руку свою

Наложил мудрый старец. И сокол слегка

Встрепенулся, но, тут же, покорно застыл.

А Варнава глаза свои тихо закрыл,

Чуть их к небу подняв, и задумался так.

– Добрый сокол! – сказал. – Пусть он служит тебе,

Как отцу твоему, да и лучше ещё.

Он теперь будет чувствовать волю небес.

Мудрый сокол! Возьми! Вам вдвоём – лёгок путь.

Если сон мой обманчив и если у них





Всё в порядке, то можешь вернуться домой.

А зовут тех монахов: Макарий один,

Тихон инок второй, ну а третьего звать

Так же, как и меня. Отыщи их, мой сын.

– Отче! Мне в Соколово, в деревне своей

После смерти отца жить тоскливо совсем.

Ну а матушка раньше его умерла.

Я – один был у них. Что теперь мне терять?

Финист – милый мой друг, он мне как старший брат;

Он один мне остался. Родней – никого.

С лёгким сердцем оставлю деревню и дом,

И пойду послужить православной Руси.

Только нет у меня ни коня, ни меча…

– Ты о том не заботься. Вон лодка моя,

«Самарянка». Возьми. Ветер нужный теперь.

Он поднимет твой парус и скоро домчит

По течению вверх. Дальше – Бог поведёт.

Сокол в помощь тебе, да отвага твоя.

Ну а меч… Я когда-то в деревне одной,

В Кораблихе, что выше, за Шанзой лежит,

Повстречался со старым марийцем одним.

Дед Ексей его звали. А дочку его

(Жил он с дочкой вдвоём), – звали Устей её.

Был я болен тогда. Он меня приютил.

Две недели тогда у него я гостил.

К нашей вере склонил их. Он мне рассказал,

Про отважного предка, который служил

Ещё князю Олегу, что Вещим зовут.

И от этого предка хранится в роду

Меч Олегов. Возможно, ты встретишься с ним.

Если благословение будет на то,

Меч тебе он отдаст. А не будет – тогда

Ты уж сам позаботься… Ну, с Богом! Прощай! –

В пояс Фёдору тут поклонился монах,

И крестом троекратно его осенил.

Поклонился и Фёдор до самой земли.

И монахи тогда к малой лодке пошли,

Где товарищ их ждал. А затем по волнам,

По течению вниз, не подняв парус свой,

Покатили они по Ветлуге-реке,

Этой дивной дороге, что катит сама.

4. Нападение на Бакмата

Тихо волны шептались Ветлуги-реки.

А Бакмат между тем всё коня торопил.

Уже сумерки вечер кругом разостлал.

По дороге Бакмат снова пленниц нагнал.

Лишь заметив его, разбежались они,

За татарина вновь поначалу приняв.

Он же им закричал: – Не пугайтесь меня!

Я ваш друг! Я Бакмат! – А когда их собрал,

Рассказал по пути, как погиб Тихомир,

Как погиб его брат и из пленниц одна,

Что вернулась назад. А потом он сказал:

– Тут, совсем недалёко, версты через три,

Деревенька марийская есть. В ней живёт

Мой знакомец, Урса. Вы идите к нему.

От меня передайте привет и поклон.

У него заночуете. Я же – спешу. –

И оставил он девушек возле реки,

Сам вперёд поспешил, чтоб скорей отыскать

Трёх монахов. Всю ночь он в дороге провёл.

Рано утром, измученный в долгом пути,

Конь его еле плёлся тропинкой лесной,

Что лежала от берега недалеко.

А Бакмат в полудрёме сидел на коне;

То совсем забывался и сладко дремал,

То глаза открывал, на дорогу смотрел,

То опять забывался на время во сне.

Справа между деревьев ещё темнота

Лес таила от глаз, мраком тайны укрыв;

Слева между деревьев светлела уже

Голубая река, что спокойно текла,

Рваным пухом тумана прикрывшись едва.

Вот уж птицы, проснувшись, свои голоса

Стали пробовать, скрывшись в высоких ветвях.

Тут сквозь щебет пернатых и шорох листвы

Вдруг услышал Бакмат скрип колёс впереди.

В перелеске, куда он как раз выезжал,

Две подводы он встречных увидел, на них

Три мужчины: один на передней сидел,

И старуха с ним рядом, в зелёном платке;

Два – на задней подводе. Сравнялись они.

Тут с передней подводы мужик соскочил

Да коня у Бакмата схватил под уздцы:

– Пр-р-ру! Стоять! Заходи-ка, ребята, с боков! –

Приказал он другим. Те зашли со сторон.

– Думал, мы не узнаем по рылу тебя? –

Вдруг старуха сказала. – Вяжите его! –

Думал, было, Бакмат взять свой памятный нож

Да пырнуть одного, так, чтоб страху нагнать,