Страница 11 из 13
– А про скандинавов ты откуда знаешь? – неуверенно спросил Генка. – Тоже выучил, чтобы машины лучше продавались?
– Нет, представь себе! Один начитанный клиент рассказал. – Откуда у таких автомобилей начитанные клиенты?
– Всякое бывает, Ген. Она из нашего нефтяного бизнеса. Но в Норвегии работала долгое время. Переводчиком.
– Она? – ехидно улыбнулся Генри? – Так, так, так. Ледяное сердце Дрона, похоже, однажды дало трещину. И как, купила в итоге твою тачку?
– Тачки, Генка, на стройке. А здесь настоящие Автомобили, – срезал я своего друга. – Представь себе, самую простую, но купила.
– Да уж, ты умеешь уговаривать. Меня, вон, даже с рельсов стянул.
– Еще не поздно все вернуть обратно, – сказал я. – Рельсы закончились, но восемь транспортных полос – вот они, рядышком. Выбирай любую. Постелить тебе фуфайку?
И два чувствительных удара кулаком в плечо послужили мне отличным сигналом, что с Генкой всё в порядке.
Глава 2
Мы стояли у дома № 2 по Московскому проспекту. Мы завершили маршрут. О чем думал Геннадий в этот момент, я не знаю, но я думал о серьезных вещах. О наших чувствах, об их загадочной изменчивости и незыблемом постоянстве.
По моим скромным наблюдениям, если мы любим по-настоящему, то любим людей такими, какие они есть. Если же человек меняется, любовь может уйти.
Но иногда любовь исчезает просто так, и, если это случилось, человеку надо меняться, чтобы встретить новую любовь, а подарить это новое чувство может любивший тебя прежде человек.
– Тебе надо измениться, Генка, – говорю я беззлобно, без претензий на истину, просто выражая свое мнение.
И не верю, что это возможно. Но Генка опять удивляет меня.
– Не буду садиться в маршрутку, Дрон, – говорит он твердо. – Пойду пешком обратно. За машиной. Спасибо тебе.
Разворачивается и уходит, надеясь возможно, что я не оставлю его и сейчас.
Но я не пойду с Генкой сегодня, а лучше отправлюсь по Радуге, сияющей прямо надо мной, в одну из квартир верхнего этажа здания по правую руку. Эти, ныне роскошные, трехкомнатные апартаменты были когда-то жалкой неотремонтированной коммуналкой, где в одной из просторных комнат жил я со своими родителями, а Машка со своими жила в двух других. У нас были общие велики и песочницы, игры, книжки и учебники, баскетбольная секция и даже математический кружок. Я всегда относился к ней просто, как к хорошему другу, не испытывая особенных чувств, но ее худые лопатки, которыми так восторгается Генри, очень нравились и мне. Потом отец Марии расселил коммуналку, и мы переехали в Московский район. А потом и ее родители, отселившись куда-то в элитные коттеджи Крестовского острова, оставили любимой и единственной дочке квартиру в доме №2. Генка не знал, что в квартире, где он обитал ныне с молодой женой, когда-то прошло мое детство. Мария, вновь увидев меня вскоре после своей свадьбы и очень удивившись (впрочем, как и я), не стала распространяться на эту тему, зная ревнивый характер своего молодого супруга. Тем более что время все равно развело нас надолго, и сейчас это действительно мало что значило.
Дверной звонок издает пронзительное «Дзииинь», совсем как много лет назад. По коже веет холодком, и бегут мурашки. Я не забыл этот звук. Как не забыл и то, что нельзя отказывать старым, хорошим друзьям по-крупному, а, может быть, лишь по мелочам. И я подумал, но не сказал об этом открывшей дверь Машке, а, запыхавшись, произнес только:
– Генка в порядке, присмотрел, как ты просила. Скоро будет. Надеюсь, ты его любишь, а то мы чуть не замерзли. Не смейся так, реально чуть не замерзли!
– Конечно, – ответила она, сделав наконец серьезное лицо. – Иначе, зачем я бы тебе звонила вчера утром?
– Ну и прекрасно, – сказал я.
И подумал, что обязательно напишу небольшую историю о нашем с Генкой путешествии. И назову ее «Повесть-дракон», потому что драконы никогда не мерзнут. Мы не драконы, и нам бывает холодно. Но, несмотря на то, что иногда стужа может хозяйничать вне или внутри нас, мы все равно сохраняем способность дарить тепло другим. Так было и так будет. Тут нечего добавить.
И это отличный повод поставить точку.
С.К.В. (Семь Коротких Встреч)
Баллада в прозе
Встреча первая
Вагон метро, словно гигантский многопастный верблюд, резво выплюнул меня на едва заполненный пассажирами перрон. Я пролетел метров десять и, приклеившись к толпе опаздывающих на работу, неторопливо потек вместе с ней направо, к ступеням флегматичного трудяги-эскалатора.
Мне нравится метро. Особенно нравится потому, что, к счастью, пользуюсь я им лишь эпизодически, когда уступаю натиску сладострастных ремонтников из автосервиса, жаждущих ежегодно заполучать в свои промасленные мозолистые руки мою малолетнюю красотку – «Мазду». Или в один из предпраздничных дней, когда оставаться под вечер на работе полностью трезвым в глазах коллег – не просто прихоть, а скорее преступление.
Сегодня праздниками и не пахло. Наоборот, день обещал быть очень жарким, если судить по накалу и важности вопросов, включенных в его повестку. Не мною подмечено, что, когда очень спешишь, эскалаторы, как правило, не торопятся. Не желая мириться с таким возмутительным отсутствием уважения к моей персоне, я медленно поднимался по ступенькам вверх, стараясь не споткнуться ни об чьи коленки, портфели и сумки.
Оголенные руки и плечи с рекламных щитов, проплывая мимо, казалось, мстят за мою легкомысленную недавнюю невнимательность. В понедельник началась осень. В понедельник я спросонья, заглядевшись на стайку школьниц в отутюженной и накрахмаленной форме, по возрасту почти годящихся мне в дочки, неудачно оценил цвет сигнала светофора. Я ехал неторопливо, но лишь на середине крупного перекрестка сообразил, что, если у светофора горит верхний глаз, вряд ли он может быть зеленым.
Расплата за рассеянность наступила незамедлительно. Старая «копейка», поворачивая со встречной полосы, не успела вовремя затормозить и несильно ткнулась облезлым бампером прямехонько мне в левый бок. Бампер, словно намереваясь по-тихому сбежать с места аварии, глухо звякнув, аккуратно отвалился. А на водительской дверце моего авто образовалась неэстетичная вмятина. Так я на несколько дней переквалифицировался в пешеходы и пассажиры метро.
Выйдя на свежий воздух и безуспешно попытавшись сходу, упрямо игнорируя врагов-светофоров, зыркающих на меня исключительно красными зрачками, пересечь Московский проспект, я осознал горькую истину: попадание моего драгоценного автомобиля в ремонт не смогло полностью решить проблему пробок в нашем прекрасном городе. Наконец полноводную реку машин удалось пересечь. Теперь – проще. Пятьсот метров по прямой, затем поворот направо, еще метров сто, белое современное здание, входная дверь, пропуск, к черту лифт, третий этаж бегом, еще один пропуск, кабинет в конце длинного коридора, табличка «Отдел транспортной логистики». Уф. Вот я и дома. В смысле, на работе.
Мой безотказный бежевый ишак какой-то древней, доисторической и потому небыстрой породы, мой компьютер, еще не успел полностью взвалить на свои натруженные временем плечи весь груз рабочих баз и программ, как утреннее пространство просторного рабочего кабинета разрезал телефонный звонок. Кто-то хотел поговорить со мной буквально в самом начале рабочего дня, невзирая на устоявшуюся этику неписаных деловых правил: в первые десять минут тревожить пришедшего на работу, даже по очень срочному делу, не следует! Пропустив первые три трели, я все-таки поднял трубку.
– Иван Андреевич? – голос в трубке я слышал всего третий раз, но тем не менее сразу узнал его.
Кстати, забыл представиться. Иван Андреевич – это я. А фамилия моя Кузнецов.
– Иван Андреевич? – уверенно переспросил голос, ни на секунду не усомнившись, что попал по назначению.