Страница 2 из 23
Прочие копья царя Одиссея, столь стойкого в бедах.
[130] После богиню подвёл он к богатому дивному креслу,
Тканью узорной его застелил, чтобы села богиня;
Ближе подставку для ног ей придвинул. А сам разместился
Рядом на стуле резном. Они сели подальше от шума
Буйной толпы женихов, чтобы гостю обед не испортить,
[135] И чтоб его без помех расспросить об отце отдалённом.
Тотчас служанка кувшин золотой принесла и омыла
Руки им чистой водой из него над серебряным тазом;
Гладкий подставила стол. А почтенная ключница ловко
Хлеб разложила на стол и различных закусок к обеду,
[140] Кушаний вкусных для них принесла из запасов охотно.
Мяса раздатчик, подняв высоко, нёс мясные подносы
Прямо на стол, а затем кубки им золотые поставил.
Стал тут глашатай смотреть, чтоб вином кубки полнились чаще.
Шумно вошли женихи горделивочванливые в залу;
[145] Сели они за столы по чинам: кто – на стуле, кто – в кресло;
Воду глашатаи им принесли, чтобы руки умыли;
Хлеба служанки, спеша, принесли им в плетёных корзинах;
Мальчики-слуги вина в кубки им до краёв наливали.
Жадные руки они к пище сытной скорей потянули.
[150] После, как вкусной едой и питьём голод свой утолили,
Новым желаньем зажглись их сердца: женихам захотелось
Песен и плясок, – они украшение всякого пира.
Тут же глашатай принёс им кифару искусной работы,
Фемию в руки вложил, принужденному петь по их просьбам.
[155] Струны ударил певец и красиво запел свою песню.
Тут осторожно сказал Телемах светлоокой Афине,
Голову к ней наклоня, чтоб никто из других не услышал:
«Милый мой гость, не сердись на меня за мою откровенность.
Те веселятся; у них на уме лишь кифара да песни.
[160] Что им! Без платы они пожирают чужое богатство
Мужа, чьи кости уже, может, дождь проливной омывает
Где-нибудь на берегу, или волны по взморью катают.
Если б явился он вдруг перед ними в Итаке, они бы
Бога молили: уж пусть лучше ноги их будут быстрее,
[165] Чем всё их золото, что накопили, и все их одежды.
Только погиб он, судьбой злой настигнутый. Нет нам отрады.
Хоть и приходят порой нам от странников добрые вести,
Что он вернётся. Но нет! День возврата давно уже канул.
Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
[170] Кто ты? Родители кто? Из какого ты города будешь?
И на каком корабле прибыл ты? И какими путями
Вёл корабельщик корабль к нам в Итаку? Кто сам он, откуда?
Ведь не по суше пешком ты пришёл. Это знаю и сам я.
Также скажи ещё откровенно, чтоб истину знал я:
[175] В первый ли раз прибыл ты на Итаку, иль раньше бывал здесь
Гостем отца моего? В нашем доме в те дни иноземцев
Много гостило: отец мой известен был гостеприимством».
Так отвечала ему светлоокая дева Афина:
«Всё расскажу я тебе откровенно. Зовут меня Ментес,
[180] Царь Анхиал мой отец, его мудрость приносит мне гордость;
Я над тафийцами царь, мой народ любит вёсла и море.
Нынче с моими людьми я корабль свой привёл в ваши земли.
Мы тёмным морем идём к иноземцам; хочу я в Темесе
Меди добыть; на обмен мы железо блестящее взяли.
[185] Свой я причалил корабль под горою лесистой Нейона,
В гавани Ретре, она возле поля, от города дальше.
Издавна нас твой отец называл дорогими гостями.
Может, ты слышал о том от героя Лаэрта, от деда.
Ты расспроси у него. Говорят, он уж в город не ходит;
[190] В поле далёком живёт, удручённый своим тяжким горем.
Пищу готовит ему и живёт с ним старуха служанка;
Кормит, когда, истомив свои старые ноги, усталый,
День проходив по холмам виноградника, в дом он вернётся.
Прибыл я к вам потому, что сказали мне, будто отец твой
[195] Дома уже. Но видать, задержали в пути его боги.
Только пока ещё жив Одиссей благородный, поверь мне!
Где-нибудь, бездной морской окружённый, на острове заперт
Волнообъятом или, дикари его держат в неволе
Хищные, злые. И там он томится, надеясь вернуться.
[200] Но я тебе предскажу то, что мне всемогущие боги
В сердце вложили, и что неминуемо сбудется, верю.
Сам я хотя не пророк и по птицам гадать неискусен.
Будет недолго теперь он в разлуке с любимой отчизной,
Хоть бы и скован он был даже цепью железной, – отыщет
[205] Способ вернуться домой: он за то хитроумным и прозван.
Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:
Верно ли вижу в тебе Одиссеева славного сына?
Очень похож на него головой ты и глаз красотою…
Помню его я, ведь мы раньше часто встречались друг с другом,
[210] В Трою когда он ещё не отплыл… да… туда устремились
Лучшие из аргивя́н на своих кораблях крутобоких…
С той же поры мы нигде с Одиссеем уже не встречались».
Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«Добрый мой гость! Если ты хочешь знать, – я скажу откровенно.
[215] Мать уверяет, что я ему сын, только сам я не знаю:
Можем ли точно мы знать, кто отец наш, чья кровь в наших венах?
Я бы желал, чтоб отец мой не был уж таким злополучным,
Чтоб во владеньях своих жил он мирно до старости поздней.
Но, если хочешь ты знать, то отец мой из ныне живущих
[220] Самый несчастливый муж; от него, говорят, и рождён я».
Так отвечала ему светлоокая дева Афина:
«Видно, угодно богам, чтобы в будущем был не без славы
Род твой, коль сына они Пенелопе такого послали.
Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая,
[225] Что здесь творится у вас? Для чего здесь собранье такое?
Свадьба ли, пир ли какой? Ведь не в складчину это разгулье?..
Только вот гости, гляжу, в вашем доме бесчинствуют нагло.
Всякий порядочный муж устыдится бы в обществе с ними,
Видя позорное их поведение в доме пристойном».
[230] Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«Добрый мой гость! Если ты хочешь знать, – я скажу откровенно.
Некогда полон богатств был наш дом, всеми был уважаем,
В те времена, как ещё здесь несчастный тот муж находился.
Только иначе потом порешили враждебные боги,
[235] Сделав пропавшим его, а судьбу его мраком покрыли.
Меньше страдал бы о нём я и сам, если б знал, что погиб он:
Если б в троянской земле средь друзей боевых пал он храбро;
Или уж после войны на руках у друзей умер дома.
Холм погребальный над ним возвели бы тогда всеахейцы,
[240] Сыну оставил бы он после смерти великую славу…
Нет же! Он просто пропал! Его Гарпии взяли бесславно.
Всеми забытый погиб он без гроба, оставив в наследство
Сыну лишь слёзы да скорбь. Но скорблю я не только об этом.
Боги послали ещё и другое мне горькое горе.
[245] Сколько здесь на островах знатных есть женихов, и богатых,
С Дулихия, с Зама, ещё и с Закинфа, покрытого лесом,
Также с Итаки родной каменистой, кто властен и знатен, –
В брак принуждают вступить мать мою, и наш дом богатство.
Мать же не хочет вступать в этот брак ненавистный, однако
[250] Средств не имеет спастись: ведь они пожирают нещадно
Наши остатки добра… и меня как наследника сгубят».
С гневом великим ему отвечала богиня Афина:
«Горе! Я вижу теперь, как отец тебе нужен пропавший,
Чтобы он сильной рукой разогнал женихов столь бесстыжих.
[255] О, если б он у ворот вдруг теперь появился, вернувшись:
В шлеме своём, со щитом, и в руке – два копья медноострых!..
Так я увидел его в первый раз, когда в дом наш пришёл он;
После на шумном пиру, он вином и едой наслаждался.