Одиссея

Что ж ты теперь вздор несёшь, словно глупый младенец лепечет?

Мы испытали не раз гостелюбие в странствиях наших,

Прежде, чем снова домой возвратились. Дай Зевс, чтоб на этом

[35] Кончились беды у нас! Распрягайте коней чужеземцев!

Их же самих ты сюда проводи, чтобы нам угостить их».

Только сказал он, скорей побежал тот сквозь множество комнат,

Дома большого, с собой царских слуг расторопных брал многих.

Быстро коней распрягли легконогих, вспотевших до пены;

[40] К яслям в конюшне царя привязали голодных животных;

В ясли насыпали им полбы, и ячменя подмешали.

К белой фасада стене прислонили затем колесницу.

В царский божественный дом пригласили гостей. Те, увидев

Зевса питомца, царя дивный дом, изумлялись, любуясь:

[45] Всё лучезарно кругом, всё блестит словно солнце с луною

В доме высоком царя Менелая, великого славой.

Вот, насладив, наконец, глаза дивными видами дома,

Оба в купальни пошли, гладкотёсные, чтобы омыться.

Вымыв их чисто, тела маслом им умастили рабыни;

[50] Каждого в лёгкий хитон облекли и в плащи тонкой шерсти.

Рядом с царём на пиру садят их, с Менелаем Атридом.

Тотчас служанка кувшин золотой принесла и омыла

Руки им чистой водой из него над серебряным тазом;

Гладкий подставила стол. А почтенная ключница ловко

[55] Хлеб разложила на стол и различных закусок к обеду,

Кушаний вкусных для них принесла из запасов охотно.

Мяса раздатчик, подняв высоко, нёс мясные подносы

Прямо на стол, а затем кубки им золотые поставил.

Жестом приветствуя их, так сказал Менелай русокудрый:

[60] «Пищи вкусите, друзья, на здоровье, и радуйтесь с нами!

А как насытитесь вы, я спрошу у вас, кто вы такие.

Вижу, что в вас не увял, цвет породы родителей ваших:

Оба вы дети царей, скиптродержцев от Зевса рождённых!

Знаю, такие, как вы, не из низких сословий выходят».

[65] Так он сказав, положил от быка им хребтового мяса

Прямо из доли своей отделив два куска, из почётной.

К сладостным яствам тогда дружно руки они устремили.

После того как едой и питьём голод свой утолили,

Тихо сказал Телемах сыну Нестора, голову близко

[70] К уху его наклонив, чтоб никто разговор не услышал:

«Видишь, мой друг Несторид, благородный, любезнейший сердцу,

Как в этом светлом большом гулком зале повсюду сверкает

Золотом и серебром, янтарём, медью, костью слоновой!

Думаю, разве что Зевс дом такой на Олимпе имеет.

[75] Что за богатство! Всего и не счесть! Я смотрю с изумленьем!».

Но его тихую речь Менелай русокудрый услышал.

Голос возвысив, к гостям обратил он крылатое слово:

«Милые дети! Нельзя смертным с Зевсом владыкой равняться!

Так как и дом у него, и сокровища – вечны, нетленны.

[80] Люди ж, – иные со мной и поспорят богатством успешно,

Ну а иные и нет… Много я претерпел и скитался,

Много привёз и добра в кораблях, на восьмой год вернувшись.

И Финикию, и Кипр посетил я; достиг и Египта;

У эфиопов я был, посетил сидонян и эрембов.

[85] Также и в Ливии был, где ягнята родятся с рогами,

Где по три раза окот у овец и у коз ежегодно;

Там ни богач, ни пастух никогда недостатка не знают

В сыре и мясе, или в молоке жирно-сладком и свежем:

Доят там коз и коров круглый год, молока там в избытке.

[90] Но пока в землях чужих собирал я богатства, скитаясь,

В милом отечестве брат мой погиб от убийцы лихого,

Тайно, коварно: он был подло предан своей же супругой.

С тех пор богатства мои мне постылы, в них радости нету…

Но, верно, ваши отцы, кто б ни были, уже вам об этом

[95] Всё рассказали… Но мне горько: больно мне видеть потерю

Дома, что прежде блистал, был мне близок, был славен богатством!

Рад бы остаться теперь я и с третью того, что имею,

Лишь бы вернуть тех мужей, что под Троей великой погибли,

Тех, что назад не пришли в милый Аргос, богатый конями.

[100] Часто сижу я один здесь, в богатом большом своём доме,

Их поминая, о них обо всех сокрушаясь и плача.

Плачем о них сердце я услаждаю порой, и на время

Всё забываю: ведь скорбь быстро душу у нас пресыщает.

Но, вспоминая друзей, об одном я печалюсь всех больше.

[105] Только я вспомню о нём, – мне и сон ненавистен, и пища.

Ведь из ахейцев никто не сумел столько вынести бедствий,

Сколько их снёс Одиссей. Видит бог, несчислимые беды

Пали на долю его; на мою же – печали о друге.

Долго отсутствует он. Жив ещё или нет, мы не знаем.

[110] Бедный отец каждый день безутешно горюет о сыне,

Старый Лаэрт. Слёзы льёт и супруга его, Пенелопа;

И Телемах; он ещё был в пеленках, когда тот уехал».

Так он сказал, пробудив боль тоски об отце в сердце сына;

Имя отца услыхав, не сдержал сын слезы подступившей.

[115] Тут же пурпурный свой плащ он за по́лы схватил торопливо,

Чтобы глаза им прикрыть. Менелай, видя это, всё понял.

Но колебаться он стал и рассудком, и сердцем, не зная:

Ждать ли, чтоб юноша сам говорить о родителе начал,

Или вопросами всё от него разузнать понемногу?

[120] Тут, пока молча сидел он, колеблясь рассудком и сердцем,

К ним из покоев своих благовонных спустилась Елена,

Схожая образом всем с Артемидою золотострельной.

Кресло изящное ей пододвинула тут же Адреста;

Мягкий ковёр шерстяной положила под ноги Алкиппа;

[125] Фило корзинку несла, драгоценный подарок Алькандры,

Умной Полиба жены; жил Полиб тот в египетских Фивах,

Там, где во многих домах можно встретить большое богатство.

Дал Менелаю ещё в дар он две сребролитые ванны,

И два треножника дал, дал и золотом десять талантов.

[130] Также супруга его подарила царице Елене

Прялку из золота и закруглённую снизу корзинку

Из серебра, но края золотые. И эту корзинку

Фило теперь принесла и поставила возле Елены,

Полную пряжи цветной; на корзинке лежала и прялка

[135] С шерстью пурпурной. Итак, в кресло села царица Елена,

Нежные ноги свои на подставку-скамью опустила.

Тотчас у мужа она с любопытством расспрашивать стала:

«Что ты узнал, Менелай, благороднейший Зевса питомец?

Кто наши гости, что в дом к нам пришли? Как себя называют?

[140] Верно скажу, или нет, только сердце моё говорит мне,

Что не встречала ещё я такого уж явного сходства

Ни у мужей, ни у жён… я гляжу, и сама изумляюсь!..

Как этот гость наш похож на царя Одиссея! Не сын ли

Это его, – Телемах? Ведь младенцем его тот оставил

[145] Дома, когда на войну уплывали ахейцы под Трою,

Из-за бесстыжей меня предприняв свой поход столь отважный».

И, отвечая жене, так сказал Менелай русокудрый:

«Ты справедливо, жена, говоришь. Я и сам это вижу.

Схожи и ноги его, схожи руки и стан, и фигура;

[150] Те же глаза, тот же взгляд; те же кудри он носит густые

На голове. А когда я сейчас помянул Одиссея

При разговоре о том, сколько тот за меня бед изведал, –

Из-под ресниц у него покатились внезапные слёзы,

Но под пурпурный свой плащ он их спрятал, лицо закрывая».

[155] Тут Несторид Писистрат благородный сказал Менелаю:

«Богорождённый Атрид Менелай, повелитель народов!

Истинно, спутник мой сын Одиссея, как сам говоришь ты.

Но рассудителен он, и решил, что ему неприлично

Сразу себя выставлять так нескромно при встрече с тобою,

[160] Так как ты сразу пленил нас божественной речью своею.