Страница 8 из 25
Мой сын, хочу тебе сказать
Что дважды два не будет пять
Проклятый круг не разорвать,
А, значит, с болью жить опять.
Меня прости, мой младший сын.
Ты не единственный. Один.
Ты, мной по – прежнему, любим,
Мой кареглазый не блондин.
Мои сыновья и я – это было одно целое и неделимое. Я их отлично чувствовала всегда, как и они меня. Иногда мы с Дениской оба видели в парнишках нашего Димку, причём одновременно: то куртка такая же, то походка очень похожая, то разворот головы… И наша Шурка, наш преданный черныш, кидалась к молодому человеку и заглядывала в лицо, тоже искала Димку, если видела в нём похожего. Приходилось извиняться за её собачью беспардонность. На редкость, все относились с пониманием. Не кричали, не злобились. Вероятно, видели мои глаза, которые всегда полнились слезами, едва произносила имя старшего сына. Спасибо тем, кто был так терпелив к чужой маме в её горе.
Ты сбил себя на самом взлёте,
А я корю себя, корю.
Везунчик – мальчик, где ты? Что ты?
Тебя по-прежнему люблю.
Я вспоминаю всё, что было:
Твой первый шаг и первый смех…
А сердце в инее застыло:
Ты был со мной, теперь вот нет.
Твои глаза – девчонок зависть.
И руки сильные твои.
Но ничего мне не исправить.
И не вернуть. Не изменить.
*
Ты так нелепо, мой родной, ушёл.
И я не знаю, как мне с этим быть?
Ты смерть свою случайную нашёл.
Мне с этой болью весь остаток жить.
Не сберегла, ведь ты уже большой.
Сам выбрал путь. Считал себя счастливым.
А обернулось всё, лишь горем и бедой.
И жизни нет во мне. Пустынно и постыло.
Моя нить с Димкой крепко держала меня. И никто мне был не указ. Только – только всё случилось! И никакие уговоры… Надо «отпустить… Как «отпустить», если я не могу осознать, что сына нет на Земле?
Не пережить! Не передать!
Как можно чувствовать потерю…
И это может только мать.
Вот сына – нет. А я НЕ ВЕРЮ!
Наша Шурка была со мной. Она крепко запомнила дорогу к сыну. Всегда ходила и хожу к нему пешком. Это около 1,5 часов пути: город, лес. Мимо того памятника молодому человеку…Теперь одна. Или с Шуркой. Уже есть к кому… К старшему сыну. Горечь петлёй, как и раньше…
Винила себя. Очень сильно. Могла же уговорить, настоять, запретить, в конце концов. Тогда я не понимала, что не могла. Это только его судьба. Такая судьба, но только его, моего мальчика, моего старшего сына.
Прости меня, мой мальчик, тебя не сберегла.
Теперь твоё пристанище лишь мгла и тишина.
Каким ты был счастливым и солнечным каким!
Прости меня, мой милый. За всё меня прости.
Шурка вела меня сама к сыну, как только я ей говорила:
– Шурика, к Диме идём.
Дорога по кладбищу длинная. Всех уже узнавала по памятникам, если слёзы не заливали моё лицо и мою душу. Моя собака так любила старшего сына, что сама не знала, как разорваться между мной и им. У сына она ложилась мордой к его лицу и так лежала часами, пока я сидела и разговаривала с ним или … Солнце ли, хмарь ли…Что воля, что неволя. Невообразимое начиналось тогда, когда я решала-таки идти домой. Шурка будто не слышала. Как лежала, так и оставалась лежать. Даже ухом не вела. Я уходила к дороге. Не идёт. Возвращалась обратно. Не могла же собаку оставить одну.
Мы опять были с Димкой. И так могло продолжаться ещё несколько часов. Шурка подолгу не уходила от сына. У них была своя связь. Димка, когда был дома, много гулял с ней и баловал её, как мог. Я сердилась, что сын собаку расхолаживает. Шурку подарили сыновья. Решили, что мне нужен кто-то, кроме них, для заботы. Два кота не в счёт. Их надо любить и кормить. И всё. А тут: гулять по три раза в день, дрессировать и… много всего. И для охраны. Лучшая, какая есть из собак. Наш второй русский чёрный терьер – Шарлотта де Карда. По-простому, Шурка. Шарлотта – это для шарма. Карда – это богиня затворов и замков, хранительница семьи. «Карда» осталась от нашей первой собаки – Рады Карды Ричи. Своё назначение Рада выполнила на 6 по пятибалльной системе, несколько раз спасала семью от гибели, в буквальном смысле. Потому и второй оставили это переходящее имя. Для охраны семьи. Кто же знал, что это не спасёт моего сына.
Потом я снова уходила. Далеко. Шурка понимала, что не вернусь обратно, и медленно плелась за мной, постоянно оглядываясь. Я наблюдала за поведением собаки, если была в состоянии, что – либо видеть. Шурка вела себя по-разному, когда мы приходили к Димке. Могла часами лежать неподвижно. Иногда срывалась и куда– то убегала, возвращаясь через какое-то время.
Было и так: она вставала на скамью передними лапами и начинала вглядываться, но только в одну сторону, очень пристально и подолгу.
О том, чтобы к нам кто-то близко подошёл, не могло быть и речи. Издалека людей предупреждали – это наша территория. Никто не смеет сюда вторгаться.
Нашу территорию я устроила, как дизайнер. Альпийская горка в цветах и травах, с кустами и даже деревьями, где каждый сантиметр пролит моими горючими слезами и удобрен моими молитвами.
Стихи каждый день. Не могла оторваться от карандаша. Писала и писала. Откуда что шло? Не знаю. Записывала всё, что приходило мне сверху, еле успевая и хватая мысль, буквально, за последние буквы.
Леденящий ужас сковывает душу.
Начинаю я сердцем понимать,
Что мой сын уже, клятвы не нарушив,
Не придёт ко мне… Но я буду ждать.
Буду ждать всегда, зная безнадёжно,
Что с небес, увы, возвращенья нет.
А что сына нет, мне поверить сложно:
Вижу наяву глаз зелёных свет.
Волосы его пахнут разнотравьем.
Сильная ладонь гладит по плечам.
Мальчик мой родной, Лучик долгожданный,
Как мне жить теперь здесь и без тебя?
*
С болью своей не расстаться
Мне никогда – никогда.
Где-то есть солнце и небо.
Где-то луна и звезда.
Только не будет мне больше
Счастья на этой земле.
Сын мой, мой солнечный лучик,
Как-то погас в вышине.
*
Не могу принять, не хочу,
Что мой сын, так уйдя, не вернётся.
Снова я зажигаю свечу.
Вся застыла и сердце не бьётся.
Я слезами уже не давлюсь:
Просто лето и просто живу я.
Богу истово я не молюсь.
Что случилось, принять не готова.
*
Очень больно так жить. Очень больно.
И не знаю, помочь как себе.