Страница 6 из 25
23 июня утром мне сообщили, что сына больше нет. Он погиб в ночь на 17 июня. Тихо сползла по стенке. Не могла поверить в то, что мне сказали. Мой мальчик, везунчик, счастливчик, выходивший из любых ситуаций целым и невредимым… Нет! Нет! Нет!
«Скорая», уколы. Я не хотела жить, я не хотела дышать. Младший сын. Павел. Друзья.
Моя подруга сообщила отцу о гибели сына. Он не приехал, новая жена не пустила.
Бабушка Тая тоже не смогла приехать к любимому внуку – она «ушла» 12 мая, о чём и сообщили в отделении милиции.
Все близкие мне люди были рядом. Я впала в ступор. Я не могла представить себе, что такое предстоит испытание.
25 июня – мой самый страшный день. Привезли Димку. А увидеть его я не могла. Груз 200. Ничего не помню из того дня. Только сумасшедше – яркое солнце. Его свет выжигал меня дотла… Меня обливали водой, били по щекам, чтобы я начинала дышать. Спазм петлёй обматывал горло, и я падала в темноту. Я умирала на руках Павла… Я хотела уйти к сыну.
Утро следующего дня стало для меня чёрным. Всё такое же ослепительное солнце, а сына нет. И меня нет.
Мой сын закончил путь земной.
И я не знаю, что мне делать?
На улице жара и зной,
А я мертва: душой и телом.
Не пережить. Не передать…
И безысходность лишь вначале.
И не могу я всё предать,
Хотя я в скорби и печали.
Две недели рядом со мной по ночам была моя самая – самая подруга Светика. Она следила за тем, чтобы я не перестала дышать. Я впадала в забытьё. Меня надо было караулить. Так сказал врач. Когда она успевала отдыхать? Как она всё это пережила? Не понимаю. Ближе подруги у меня нет. А я же сильная. Стала возвращать себя к жизни. У меня второй сын. Он взял всё на свои плечи. За это низкий поклон. В нашей семье за мужчину теперь он. Денис и Меланья переехали ко мне обратно. Врач настойчиво просил не оставлять меня одну. Да и Шурку надо выгуливать, и за кОтами присматривать. Всех кормить. И меня в том числе. Очень похудела за эти три недели.
Единственный мой младший сын,
Прошу. Пойми мою тоску.
Вас было два. Теперь один.
Не знаю, как переживу.
Спасибо за любовь ко мне.
Прости, что причиняю боль.
Горя на медленном огне,
Не знаю, делать что с собой.
Младший брал меня везде с собой. Даже на свои объекты. Я каталась целый день у него в машине. Дениска через день возил меня: то в церковь, то к Мите. Матушка Параскевья не утешала меня. Она позволяла мне вволю отвыть у икон свою невыносимую тоску. Она не говорила дежурных слов. Она сидела рядом и гладила меня по голове, как моя бабушка Паша в моём далёком детстве. Она и внешне была похожа. И мне становилось на миг легче. Только на миг. Не больше.
Своему старшему сыну я выбрала место не на Аллее Славы, как ему определили… Он лежит меж высоких мачтовых сосен на горе. Подальше от всех любопытных глаз. И всегда мне улыбается с фотографии. Он всегда был и есть мой Лучик солнца, а Дениска – мой Солнечный мальчик.
Два моих сына. Два крыла за спиной. И вот одно крыло вырвали… С кровью, с мясом .
Уже и на погосте меня знали все. Я приходила к сыну, и только вой из груди. Надрывный, животный. Женщины, которые были там, подсовывали библию и прочие книги. Для успокоения. Пытались беседовать со мной. А мне было всё равно. Меня складывало пополам от горя. Я ненавидела и себя, и весь мир в тот момент. Я настолько себя выматывала, что обратно идти уже не могла сама. И это солнце… Оно будто издевалось надо мной. Июль стоял такой же жаркий. Все цветы теперь были для сына.
Один раз увидела Митю во сне. Он стоял у входной двери нашей квартиры в своей любимой чёрной футболке, склонив голову. И я услышала его:
– Прости…
Пыталась задержать сон. Не получилось. Сын растворился в темноте ночи.
Мне надо жить за нас обоих,
Мой милый сын, мой пилигрим.
Теперь твоя душа спокойна?
Судьбы виток необратим.
Не возвратить тебя из мрака.
Твой Млечный путь неведом мне.
В глазах моих иссякла влага.
Почаще приходи во сне.
В июле меня определили в больницу. И физическое состояние, и психическое были на грани. Больница находилась за городом в сосновом лесу. И тут сказалась моя сила воли. Никто из пациентов не знал, почему я здесь. Только врачи. Напросилась в самую большую палату. Нас было шесть человек. Писала стихи, пыталась работать. Рядом был пруд. Много плавала. До изнеможения. Младший остался на хозяйстве дома один, потому как его невеста уехала отдыхать на море с подружками. Павел исчез из моей жизни совсем. Дениска звонил каждый день. Докладывал, как он справляется со всеми нашими звериками и своей работой. Я удивлялась его будущей жене. У жениха в доме горе, а Меланья на море с подружками. Хотя… Ни родители Меланьи, ни её многочисленные бабушки-дедушки не были ни на похоронах, ни потом у нас в доме ни разу… Зачем? Это чужое горе. И оно их совершенно не касалось. В больнице оказалось много молоденьких девчоночек и парнишек. Была удивлена. У всех свои трагедии. Я стала старшей сестрой, мамой, а где-то и нянькой. Отключила свой мозг от себя. Не плакала. Совсем. Застыла. Молодёжь всегда была со мной. Психологи проводили групповые занятия. Выхаживали и вытаскивали из состояния «не могу и не хочу жить» обратно в цвет и в свет жизни. Но не всё зависело только от врачей и психологов. От нас самих очень многое зависело. Направление к дороге жизни показали, а пойдёшь ли ты по ней или нет, определяешь сам. Мой лечащий врач оставил мне возможность работать. И это спасало. Мои проекты. Дениска забирал меня домой на выходные, где было сложнее справляться с собой. Но… Сын нуждался в отдыхе от нашего большого хозяйства. Понимала. Я – мама. У меня ещё один сын. Здесь. На Земле.
Пощади меня нынче, Господи.
Не могу я пока умирать
Ещё сын у меня. Пусть взрослый…
Но ему я нужна. Я – мать.
Дай мне силы. Терпенья, волю.
Не о многом тебя прошу.
Я плачу нестерпимой болью.
Дай мне выжить в таком аду.
На сороковой день Денис повёз меня к Димке. По дороге заехали за цветами. И тут сын изрёк:
– Мам, не надо покупать на погост очень дорогие цветы. Их всё равно воруют.
Меня обожгло. Дениска рассказал, что тот огромный куст белых лилий, которые мы отвезли перед моей больницей, а это всего две недели тому назад, украли. Так сказал папа Меланьи. Он ездил к своей маме и видел. Был конец июля. Цветов разнообразных огромное количество у женщин, что торгуют на улице. Купили много букетов у бабушек. Всё, что касалось моего старшего сына, било больно наотмашь. Со всей силы. Эта боль до сих пор, только теперь я могу взять свои эмоции в руки, как говорят. Раньше нет. Голову «сносило» моментально.
В слезах доехала до Димки. С дороги ничего не было видно. Но я приготовила себя к такому низкому поступку людей– нелюдей… Иду.
Боже, какое чудо я увидела, когда подошла ближе. Куст лилий стоял на месте. Только цветы из белых стали розовыми. Куст распустился весь, до самого последнего цветка и нежно розовел. Старший сын меня ждал. Не верила своим глазам. Но … Он был рядом.