Моя сумма рерум

Услышав мою угрозу, Смурфик аж затрясся.

— Нет. Погоди. Не говори ничего. Умоляю, — он прикрыл дверь и тихо, но очень поспешно заговорил. — Они больные. Они на всю голову больные. С ними очень страшно жить. Они знаешь, как дерутся между собой? Как визжат? Они мне такие вещи рассказывают, такое говорят. Они своего брата убили, представляешь? Из ревности друг к другу. В лесу повесили. Не знаю, может, это и неправда, но мне почему-то кажется, что правда. А ещё они голые ходят по квартире.

Смотри, что мне сделали.

Он засучил рукав и показал на внешней стороне руки, чуть выше запястья выцарапанную надпись «Гном».

— Одна держала, а другая резала. Моим же ножичком. Швейцарским. Просто так. Ни за что. Если бы не тот пакет, да разве я бы терпел такое?

Смурф мог наплести что угодно, лишь бы получить пакет, но я и сам видел, как близняшки себя ведут и про повешенного брата слышал. И в том заявлении их отчима читал, что они психические и что их судили за убийство.

— Пожалуйста, не говори им ничего, — яростно зашептал мне в лицо Смурфик, у него изо рта неприятно пахло гнилыми зубами. — Они точно со мной что-нибудь ужасное сделают. Они только с виду безобидные, а на самом деле бешеные.

— Если скажешь, откуда пакет, не скажу.

Смурф вдруг отпрянул. В его щенячьих глазах сверкнула злость.

— А вообще, с чего бы им тебе верить? Я скажу, что это ты его прирезал и всё. Твоё слово против моего. Я про них ещё один секрет знаю, и они мне ничего не сделают. А ты — никто.

— Прирезал? Я не говорил про это.

Из глубины коридора послышался звон колокольчика. Смурфик бросился к лампе и выключил свет.

— Спрячься. Мы не знаем кто это.

Я был уверен, что это Трифонов с Яровым, но всё равно прижался к стенке возле двери.

Подождали немного, но никто не появился. Выглянул за дверь — тишина.

Зашел к близняшкам. Яна по-прежнему сидела рядом с Дятлом. Ани в комнате не было.

Увидев меня, Дятел встрепенулся, будто его за постыдным чем-то застукали.

— Я сейчас, Никит. Ещё пять минут.

— А где Аня?

— Дракона встречать пошла.

Очень удачно, что она свалила. Я подошел к ним, сел на корточки, рядом с Яной. И попытался говорить как можно добрее и ласковее.

— Слушай, Ян, я же вижу, что ты совсем не такая, как твоя сестра. Ты очень милая и отзывчивая. Только подумай, как все волнуются из-за того, что Зоя домой не приходит. Расскажи, пожалуйста, что ты про это знаешь. Если она тут у вас прячется, лучше сказать. Её дома никто не обижает. У неё тоже сестра есть, которая вот уже третий день с ума сходит, и мама от страха умирает. И то, что она, может, вам про нас рассказала — это неправда. Мы её любим. И Тифон любит. Очень сильно. Это он по глупости так с ней грубо разговаривал. Я тебе клянусь, что если ты расскажешь, где она, то сделаешь ей только лучше. Иначе её будут искать всякие спецслужбы. И у всех будут большие проблемы. И у неё, и у её мамы и даже у вас, потому что они могут прийти сюда, чтобы самим проверить.

Яна внимательно посмотрела на меня.

— Мы с Аней — одно целое. Я не могу быть не такой. Я её отражение. Каждое отдельное «я» происходит из «мы», а не наоборот. И я знаю то, что говорит она, а она знает то, чего я не говорю.

— Ну, хватит, пожалуйста, сейчас срочный и важный вопрос, — взмолился я, тряся её за руку.

— Я не знаю, где ваша рыжая.

— Смурфик сказал, что вы знаете, — пришлось соврать.

— Ну, что ты, — она небрежно засмеялась. — Нашел, кого слушать. Он же наркоша. У него вечно какие-нибудь галлюцинации. С ним, конечно, не так страшно жить, как с Козлом, но ему постоянно что-то мерещится. Один раз проснулись от жутких криков. Выбежали, а он на пороге своей комнаты стоит, и ему чудится, что там, за порогом, пропасть. А раз приперся, забрался к нам в кровать, лёг между нами и давай приставать. А он грязный и вонючий. Не моется совсем. Пришлось щеколду от него поставить. Он наркотики украл у какого-то торговца. Убил кого-то. А как узнал, что его ищут, уже три дня из дома не выходит.

Когда я говорил со Смурфом, я верил ему, теперь верил Яне. Но кто из них прав, было не так важно. Важно, что про Зою они ничего не знали.

Снова звякнул колокольчик, и послышался голос Ярова.

Парни напоминали двух средневековых монахов — инквизиторов. В глубоких капюшонах и с фонарями в руках. Один черный, другой — белый. Оба запыхавшиеся и на нерве.

— Ребята, привет! — воскликнул Дятел. У него был такой вид, словно он отправился в увлекательное приключение. — Я тоже теперь здесь.

— Что вы так долго? — спросил я.

— Проверяли всё сразу, — Яров скинул капюшон пальто.

— Нигде нет, — пожаловался Тифон почти шепотом. — Даже на одиннадцатом.

Он упал в красное кресло и запрокинул голову назад. Я понял, что он надеялся на то, что она здесь, до последнего. Его отчаяние невольно передалось и мне.

— Привет, я Яна, — сказала та и заинтересованным взглядом вперилась в Ярова.

— Очень хорошо, — отозвался тот. — Дайте попить.

Она достала стоящую на полу бутылку с водой и протянула ему. Ярик попил и передал Тифону, но тот отказался. И всё же, этот дружеский жест немало удивил меня.

Яров тоже был расстроен. Никакой злой иронии на лице. Походил по комнате, остановился возле зеркала и, нахмурившись, застыл.

— Ну, что, звоню Олегу Анатольевичу? — спросил он Трифонова. — Точно больше нигде быть не может?

Тифон молчал. Он, похоже, совсем расклеился. Натянул бандану на всё лицо и так сидел.

— Эй, Тиф. Ну ладно тебе, — я потряс его за плечо. — Сейчас Ярик позвонит, и они её найдут обязательно.

— Это я виноват, — сказал он. — Как я так мог? Как я мог так с ней?

— А я думаю, Зоя сама виновата, — ничуть не смущаясь, ляпнул Дятел. — Если бы она на концерте не стала вредничать и вышла к тебе, то ничего плохого бы потом не случилось. Мама говорит, что когда люди притворяются, что любят тебя — это беда, а когда делают вид, что не любят — катастрофа. Вот, как Никита, например. Он же только с виду такой спокойный, а на самом деле, знаете, как за всё переживает? Но никогда не скажет. И от этого становится плохо всем.

Я вскочил:

— Слушай, Дятел, ещё одно слово, и ты — покойник. Клянусь, никаких переживаний на этот счет не будет.

— Моя вина тоже есть, — вдруг признался Яров. — Но не могу сказать, что рад этому.

— Ты выиграл, — стягивая бандану, проговорил Тифон. — Нет, реально. Ты во всем выиграл. Но, знаешь, мне не важно. Больше неважно и плевать. И на тебя, и на отца твоего, и на остальное. Я просто сейчас умру и всё. У меня там не только рёбра сломаны у меня там сплошное мясо.

— Ты чё? — в голосе Ярова послышалось неподдельное удивление. — Типа ты сдаешься?

— Не говори так, Андрей, — попытался встрять Дятел, но я показал ему кулак, и он замолчал.

В комнату заглянул Смурфик

— Привет, Тиф. Сказать тебе нужно что-то. Очень важное. Выйди, а?

— Скройся, гном, — зашипела на него Яна.

Но он не ушел. Просто остался в дверях.

Впервые с момента нашего знакомства я увидел Трифонова слабым и беспомощным, как Дятел под покрывалом.

Все это тоже видели.

Я думал, что полюбил Зою по-настоящему. Но оказывается, нет. Потому что я не чувствовал, что я умираю. Я грустил, волновался, но не умирал. А Трифонов реально впал в оцепенение. Ещё утром, когда он прижал Дядю Гену, когда ходили к Пуху, когда шли через лес, он был полон решимости всех «убить», даже после того, как нас побили, верил в свои силы, а теперь на наших глазах словно рассыпался.

— Ты чего? Правда сдаешься? — Яров стоял над ним с выражением негодующего разочарования, как ребенок над сломавшейся вдруг игрушкой. — Я не про себя. Я про Зою. Больше не ищешь?

— А что вы хотите? — Яна откинулась на руки. — Если человек не доехал до дома, не забрал свои вещи, не оставил послание или какой-то намёк, то ясно же, что он не сбежал. В таком случае, искать бесполезно. Только если по моргам или канавам.