Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 43

- Нет! Нет! Нет! - закричал Александр, кинувшись обнимать свою любимую. - Ты не можешь, не можешь!…

На громкий голос государя в комнату вбежали Михаил, Лиза и доктор Штерн. Их взору предстал рыдающий Александр Николаевич, сжимавший в своих руках умершую Наташу. Князь Репнин, чтобы не разрыдаться следом во весь голос, зажал рот ладонью и с ужасом смотрел на то, как Илья Петрович, осторожно приблизившись к постели, протянул руку и закрыл глаза Натали.

- Илья Петрович, Вы же можете что-то сделать! - закричал император, явно не в себе. - Дайте ей лекарство — она должна проснуться! Что угодно, прошу Вас!

- Ваше Величество! - только и смог вымолвить доктор Штерн.

Лиза, не проронившая ни единой слезинки, осторожно подошла к Александру, всё ещё сжимавшему Наташу, и, тронув за плечо, произнесла:

- Александр Николаевич, идёмте со мной. Вам надобно прийти в себя: мы спустимся вниз и я налью Вам горячего чаю с мятой.

Услышав последние слова, Его Величество округлил и без того полные горя глаза, а затем, прижав Натали ещё сильнее, словно защищая ото всех, резко замотал головой.

- Я не уйду, пока она не поправится, слышите?

- Ваше Величество, - Елизавета Петровна опустилась на колени рядом с государем и робко приобняла его за плечи. - Наташа не вернётся к нам. Но она очень любила Вас и, думаю, не хотела, чтобы Вы так мучили её бедное тело. Пойдёмте, нам надобно известить Ваших детей, чтобы они могли приехать и проститься.

- Проститься? - Александр посмотрел на окружающих словно ребёнок, не понимающий, чего от него хотят.

- Да, Александр Николаевич, проститься. - Лиза привстала сама и потянула государя вслед за собой. - Ну же, Ваше Величество!

Но государь всё никак не мог отпустить из рук свою любимую. Ему хотелось прирасти к ней и больше не двинуться с места; а ещё лучше: закрыть глаза и поспешить следом — туда же, где и она, потому что без неё просто невозможно жить!

Елизавета Петровна, видя тщетность своих попыток, подошла к плачущему супругу и, тронув за руку, требовательно прошептала:

- Миша, помоги мне. Нам надобно оторвать Александра Николаевича от тела Наташи, а то я боюсь, как бы он не лишился рассудка!

Репнин молча кивнул и они вместе, переглянувшись с доктором Штерном, обступили Его Величество со всех сторон.

- Вот так, осторожно. Всё будет хорошо. - приговаривали они, разжимая сильные руки Александра, приподнимая его и ставя на ноги. - А теперь: идёмте.

И обессилевшего, словно пребывающего в каком-то сне, безвольно опиравшегося на Елизавету Петровну и Михаила государя, вывели из комнаты. Доктор Штерн, оставшись с Наташей, тихо прикрыл дверь.

- Нет! - на миг очнувшись, слабо выкрикнул Александр и обернулся.

- Всё-всё, Ваше Величество. - проговорила Лиза, подталкивая императора. - Пойдёмте вниз — Вам обязательно полегчает.





***

Но ему не полегчало. Дойдя на ватных ногах до любимой Наташиной гостиной-столовой, он, словно в тумане, опустился на ближайший стул и уставился в одну точку. Михаила заботливая Лиза усадила неподалёку, после чего отправилась за чаем на кухню, а также разыскать Глафиру Петровну, чтобы сообщить о кончине Натали.

Князь Репнин понуро опустил голову и закрыл глаза, тоже до сих пор не веря, что всё это случилось на самом деле.

- Я хочу знать, что произошло. - громко сказал Александр, когда в его голову вновь стали возвращаться мысли.

- Это уже не важно, Ваше Величество. - Михаил слабо покачал головой.

- Нет, важно. Говорите. - и государь поднял на брата Натали свои холодные голубые глаза, красные от слёз.

- Она очень хотела выстроить для местной ребятни что-то вроде ледяного городка: знаете, горки там всякие, крепости. Да наверняка она Вам рассказывала. - с трудом выговаривая слова, начал Репнин. Александр утвердительно кивнул. - Пригласила мастеров из Петербурга. И вот — четыре дня назад работы, наконец, были закончены, и … Наташа… устроила по этому случаю большой праздник: пригласила детей из своей деревни от мала до велика. Они были очень рады: резвились, бегали по этому городку с весёлым смехом. Потом стали играть в снежки, и сестра давай с ними. А зима-то сырая, да и ветер холодный — она промёрзла и, кажется, промочила ноги, прыгая по сугробам, но, придя домой, лишь отогрелась чаем и вновь принялась за свои хлопоты. А после — это было вчера утром — не смогла встать с постели, всё лежала и кашляла. Просила Глафиру Петровну принести ещё чаю с мёдом, отказывалась посылать за доктором. Днём я к ним заехал и увидел, какая она бледная и слабая — послал за Ильей Петровичем. А она всё повторяла: «Не нужно, Миша, обойдётся.» А потом стала Вас звать. Всё шептала: «Александр! Саша!»

Князь Репнин не выдержал и, вновь вспомнив вчерашний вечер, закрыл лицо руками.

- Ещё что-нибудь она говорила? - хриплым голосом спросил государь.

- Да. - Михаил, смахнув слёзы, продолжил свой рассказ. - Что-то там про свои сны, про кровь. Ещё она Раду вспоминала. Я удивился: они ведь почти не знали друг друга, но подумал — это всё её фантазии… Она вроде как бредила, но временами мне казалось, что говорит вполне осмысленные вещи. Да только в себя она больше не приходила, и к тому времени, когда приехал Илья Петрович — уже просто лежала и тяжело всхлипывала.

Александр Николаевич, чувствуя тупую боль в груди, закрыл глаза и откинулся на спинку своего стула. Он вспомнил, как Наташа всю жизнь чего-то боялась, но это было связано не с ней и не с детьми, а с ним. И каждый раз, прощаясь, на протяжении двадцати с лишним лет говорила ему одну и ту же фразу: «Будь осторожен! Во всём.» Перед ним встали её глаза, обращённые на него с мольбой, а потом те же, но уже остекленевшие и безжизненные.

- Всё кончено. - прошептал он самому себе, не обращая внимания на Елизавету Петровну, появившуюся на пороге с дымящимся чайником.

Княгиня подошла к мужчинам и, поставив на стол свой поднос, наполнила фарфоровые чашки горячим напитком. Запахло свежей, ароматной мятой.

***

Все последующие несколько суток до похорон прошли для него словно и не с ним вовсе. Александру казалось, что он смотрит на себя словно со стороны, делает что-то, раздаёт приказания, но при этом это уже не он, а какой-то другой, чужой ему человек. Он практически не спал — стоило закрыть глаза и перед ним была Наташа, живая и весёлая, приглашающая в воспоминания об их счастливой жизни, пусть и не совсем такой, какой бы ему хотелось. Когда Лиза аккуратно подсунула ему листы бумаги и подала перо, он, словно автоматически, написал письма детям, а также во дворец — для принцессы Марии, которую, из соображений хрупкого здоровья, умолял воздержаться от приезда в Высокое.

В день, когда было намечено прощание с Наташей, он с раннего утра ходил по дому, шатаясь, словно раненый зверь, натыкаясь на распахнутые двери, врезаясь в углы то тут, то там. Елизавета Петровна, глядя на его муки, предложила Михаилу и вовсе уговорить государя немедленно вернуться в Петербург. Однако князь только устало покачал головой, так как прекрасно знал, что никакие уговоры не заставят Его Величество уехать. Лиза очень боялась, что, увидев Наташу в гробу, Александр вновь не совладает с собой, кинется к ней и не даст похоронить свою любимую. Но всё прошло спокойно: и по дороге в Двугорскую церковь, и на отпевании, и на кладбище государь вёл себя достойно. И только когда настал момент последнего прощания, и гроб с телом опустили в сухую, припорошенную снегом землю, раздался отчаянный крик, но не Александра Николаевича, а Михаила.

- Наташа!

Срывающийся голос Миши вывел Александра Николаевича из оцепенения. Лиза, мужественно державшаяся все эти дни, кинулась к рыдающему Репнину и принялась успокаивать его, что-то шепча убаюкивающим голосом. Но взгляд государя остановился не на них, и не на других людях разнообразных сословий, пришедших проститься с княжной, а на своих детях, стоявших по другую сторону от могилы, тесно прижавшись друг к другу. Георгий, которому совсем недавно минул двадцать второй год, обнимал тоненькую и хрупкую Ангелину, тихо плачущую на плече у брата. Его старший сын, превратившийся за последние годы в высокого и статного юношу, облаченный в форму своего полка, гладил по голове сестру, в то время как та глубоко несчастным видом глядела на свежую землю, под которой теперь будет покоиться их матушка.