Страница 32 из 43
- И что же это за бумага? - Репнина почувствовала, как от волнения задрожали колени. Она тоже ухватилась за перила.
- Я написал отречение в пользу своего брата Константина. - спокойно, словно речь шла о каких-то пустяках, ответил Александр Николаевич.
- Нет! - вырвалось у Наташи. - Зачем ты это сделал? - она подошла к нему вплотную и схватила за плечо.
Цесаревич обернулся к ней и их взгляды встретились.
- Чтобы защитить тебя и нашего будущего ребёнка. - сохраняя невозмутимость, ответил он. - Не волнуйся, эта бумага будет использована лишь как крайняя мера, если государь попытается спрятать тебя или выслать куда-нибудь подальше. Я уже принял решение, что ежели он разлучит нас: я брошу всё и последую за тобой.
- Ты с ума сошел. - прошептала Натали, подумав, какой удар хватит государыню, и что будет с принцессой Марией! - Нет, так нельзя, я не позволю тебе сломать жизнь другим людям! - она встряхнула его, словно пытаясь вывести из забвения.
- А ломать наши жизни он вправе? - Александр вновь встретился с ней глазами, при этом его взгляд был полон отчаяния. - Мне хотелось бы верить, что удастся договориться с отцом, но его затея с сокрытием писем говорит об обратном. А ведь я уже столько раз твердил ему всего лишь об одной просьбе — не трогать тебя и позволять нам изредка видеться! - Он обнял её за плечи и притянул к себе. - Прошу, только не волнуйся: я же сказал, что эта бумага — крайняя мера. Обещаю сделать всё возможное, чтобы мы с государем нашли общий язык.
- И всё же — это не правильно. - промолвила княжна, не оставляя попытку образумить его.
- Я просто не могу потерять тебя, понимаешь? Особенно сейчас, когда от меня зависит не только твоё благополучие, но и нашего не родившегося сына или дочери. - Цесаревич крепче прижал её к себе.
На какое-то время воцарилась тишина. А после он произнёс:
- Пару месяцев назад мне приснился чудной сон: ты — и стоишь в облике ангела за моей спиной. В белом одеянии, с белыми крыльями — как знаешь, пишут на иконах.
- Вы придаёте значение снам, Ваше Высочество?
- Ты помнишь Раду, цыганку из табора? - ни с того, ни с сего выпалил он, немного отодвигаясь, чтобы видеть лицо Репниной.
- Да, Миша рассказывал о ней. - растерянно ответила княжна. - Их табор, кажется, покинул наши края прошлой весной.
- Она как-то гадала мне по руке. И знаешь, что сказала?
Наташа отрицательно покачала головой.
- Что меня ждёт беда. И ходить мне по лезвию ножа. И семь раз моя жизнь будет висеть на волоске.
- Ты в это веришь? - спросила княжна, вглядываясь в лицо любимого.
- Хотел бы не верить, но семь раз! Надо же такое предсказать!
- По-моему, Рада просто хотела произвести на тебя впечатление. - весело сказала Натали, стараясь не показывать, как на самом деле напугана услышанным. - Или получить от тебя несколько золотых монет.
- Может быть. - задумчиво ответил Александр, вновь обнимая её. - Только знаешь что? Я почему-то уверен: пока ты со мной — мне ничего не грозит. Но если тебя не будет рядом, мне просто станет всё равно: жизнь или смерть.
- Не говори так, пожалуйста! - Наташа вырвалась из его объятий. - Ты словно сам хочешь испытать судьбу!
- Ладно, забудь. Не следовало тебе этого знать. - он протянул ей руку, и когда Репнина вложила свою, вновь к ней приблизился. - Но от тебя невозможно что-либо скрыть.
- Обещай, - Наташа взяла его руки в свои. - что не будешь совершать опрометчивых поступков, и что непременно найдёшь общий язык с Его Величеством, а ещё позаботишься о принцессе Марии и своей дочери.
- Обещаю.
- Я люблю тебя. - голос Натали дрогнул. - И не хочу, чтобы ты стал жестоким игроком чужими судьбами. И со своей судьбой не играй — это и вправду может быть опасно.
- А я и не собирался. Но слишком люблю тебя, чтобы позволить кому-либо причинить тебе боль.
Утреннее солнце выползло из-за дома и коснулось верхушек деревьев, осветило раскинувшиеся просторы Высокого. Наташа с Александром так и стояли на балконе второго этажа, прижавшись друг к другу и не желая отпускать драгоценные минуты, проведённые вместе. Они оба внимали окружающей гармонии, волшебству пробуждающейся природы. Где-то там, вдали, можно было увидеть кусочек желтеющего поля, за которым чернели деревенские избы с торчащими трубами, чей дымок неспешно поднимался и растворялся в небесной синеве. Проснувшиеся птицы весело чирикали на раскидистых ветках лип и дубов. Вдруг послышалось пение кукушки, эхо которого отдавалось от стен усадьбы. Туман, наконец, рассеялся, и воздух, чистый и прозрачный, дурманил своей свежестью. Обнимая Наташу, Александр Николаевич вновь вспомнил слова цыганки Рады, которые так же были сказаны во время гадания в кибитке: «Вижу по руке, ты очень смелый. Если веришь во что-то — готов за это драться. Но человеку одному с драконом не совладать!»
«Совладать. - ответил он сам себе, бережно беря лицо княжны в руки и целуя каждую чёрточку. - Ради неё я одолею любого дракона, сколь страшен он бы не был. Никому не под силу отнять у меня самое драгоценное — мою Наташу!»
***
Днём к ним присоединился Михаил, который, по своему обыкновению, заехал в Высокое проведать сестру. Репнин чрезвычайно был рад видеть Александра Николаевича, хотя в душе по-прежнему недоумевал: как можно было так долго не писать сестре и не объявляться? Но за спокойствие Наташи он готов был простить многое. Натали же с цесаревичем, не сговариваясь, умолчали о коварстве императора, поэтому Репнин продолжал пребывать в неведении по поводу всех обстоятельств, которые послужили поводом для стольких тревог.
Заметив, что Миша простужен, княжна поспешила на кухню за чаем с малиной, оставив мужчин в гостиной, а когда вернулась с подносом, заметила, как те разом прекратили свой таинственный разговор полушёпотом и с невозмутимым видом отошли друг от друга. Протянув брату горячий чай, Наташа села на диванчик рядом с Александром. Она вся прямо-таки светилась от счастья, переводя взгляд с одного на другого. Михаил опустошив чашку, поспешил откланяться, поскольку не хотел мешать двоим наслаждаться уединением.
После обеда княжна потянула цесаревича наверх в кабинет. Туда же она принесла гитару и впервые за долгое время села исполнять любимые романсы. Александр Николаевич, сидя в своём кресле, не сводил взгляда с Репниной, которой в этот вечер особенно хорошо удавались песни, ведь пела сама душа Натали.
Ближе к ночи небо затянуло свинцовыми тучами и пошёл проливной дождь, чьи тяжёлые капли смешивались с сильными порывами ветра. Наташу встревожила такая резкая перемена погоды, так как буквально полчаса назад она уговорила-таки Александра Николаевича отправиться в путь на рассвете. Никогда ещё прежде он не задерживался в Высоком на двое суток, и сердце княжны изнывало от опасений, как бы государь не разгневался пуще прежнего. Цесаревич же наоборот — был рад непогоде, так как в тайне надеялся, что она продлится до утра, и у него будет повод побыть с любимой ещё хотя бы несколько часов.
И повод задержаться действительно появился, только погода была здесь ни при чём. К большому сожалению Александра, утро встретило их вновь чистым небом, однако окончательно проснувшись, он увидел перед собой бледную Наташу, только что поборовшую очередной приступ дурноты. Поднявшись и наспех одевшись, цесаревич принялся ухаживать за Репниной, несмотря на её слабые протесты: взбил и поправил подушки, чтобы она могла удобно устроиться в изголовье кровати, помог ей лечь и укутал одеялом, сходил за стаканом воды, а после сидел рядом, взяв за руку, и развлекал всевозможной весёлой чепухой.
Вскоре ей стало лучше. Она встала с постели и привела себя в порядок, чтобы позавтракать с Его Высочеством. Когда они закончили трапезу, Александр настойчиво предложил остаться ещё на один день, но княжна уверила его, что такие состояния привычны для её положения, а ему просто необходимо возвращаться в Царское село. С огромной неохотой он облачился в свой мундир и, взяв в руки плащ, спустился в гостиную, где Наташа собирала посуду.