Страница 3 из 7
Наиболее общим признаком имитационности в этом контексте выступает идентификация с группой придерживающихся подобных или схожих имитационных практик. Советская система в последние периоды существования вступила в период имитации, вернее, можно сказать, что советский человек жил уже в 70–80-е годы в мире имитируемых символов, имитируемой лояльности к власти. И нельзя преувеличивать значение влияния на личность кризиса социальной идентификации.
Во всех вариантах поведения имитационной личности следует оценивать ее «обыденность». Так же как миллионы людей ощущали себя советскими людьми, так и на переломе 90-х годов они восприняли российскую гражданственность, относясь к ней как к обязывающей формальности. В имитационном контексте недопустима основательная разрушительная самокритика. Негативная оценка положения в стране, в обществе при стремлении переложить ответственность на независящие от себя обязательства подчеркивают уход имитирующего индивида от действительности: он не осознает свою сопричастность к общественно-резонансным событиям, потому что не видит смысла в социально-преобразовательной деятельности и не верит в то, что другие заинтересованы в созидательной (креативной) социальной ориентации.
Позитивные намерения, настроения, в этом смысле, остаются вторичными, зрительскими, воспроизводится схема разделения на частную и общественную жизнь, демонстративное отношение к официальным практикам и отношение к повседневной жизни, только в которой возможны реальные социально-продуктивные действия.
Анализ проблемы имитационной личности приводит к необходимости, как отмечал еще Ю. П. Левада, различать два уровня рассматриваемых показателей: декларативный (кем люди хотят называть себя) и реальный (кем они себя ощущают). Из опросов, проведенных ИС РАН под руководством М. К. Горшкова, по проблемам социокультурной модернизации российского общества можно сделать вывод о том, что, ощущая неудовлетворенность ситуацией в стране в целом, в индивидуальном контексте господствует чувство удовлетворенности[3].
С чем, на наш взгляд, связана такая парадоксальная позиция? Вероятно, с тем, что в расхождении оценок по поводу ситуации в стране и индивидуальной траектории ощущается не демонстрация независимости, индивидуальной состоятельности, мы имеем дело с феноменом модальной имитационности, когда ориентир на ценность успеха является основным в определении значимости человека, и независимо от того, какую социальную позицию личность занимает, какова степень удовлетворенности материальными и социальными благами, он следует стереотипу успеха, т. е. имитирует успех, который отсутствует, или маскирует отсутствие успеха какими-то незначительными паллиативными приобретениями.
Характерно, что уход от удовлетворения духовных запросов (театр, музыка, кино) во многом связан с наступлением имитационности, для которой как чужды идеалы высокого искусства, внутренне ориентированного человека, так и неосязаемость духовной самоудовлетворенности и сложности разыгрывать роль высококультурной личности.
Демонстрация личных успехов является адекватной реакцией имитационной личности на ухудшение ситуации в обществе. Речь идет не только о симулятивной адаптации или об уходе от фрустрации под влиянием негативных последствий вынужденной адаптации. Во-первых, имитирующая личность подвержена влиянию социальной эксклюзии, стремлению переложить ответственность на внешние обстоятельства, так как воспринимает социальные реалии через упрощенную схему прагматизма. Во-вторых, личные успехи являются мощным индикатором социального самочувствия, так как основываются на вере в возможность построить стабильную карьеру в условиях социальной неопределенности. В-третьих, даже если личность испытывает сложности в выстраивании социальной карьеры, обладание достижениями в виде определенных потребительских благ вызывает чувство удовлетворенности: можно преодолеть бесперспективность социальной и профессиональной карьеры на основе обретения благ, содержащих имитацию успеха («автомобильная» лихорадка в России).
Имитация дает возможность ориентироваться на действительность, как расшифрованную социальную реальность, путем обретения «минимальных» рыночных или достиженческих качеств. Показателями личностной имитации в значительной мере можно считать регулярно получаемые ответы о целях жизни. В приведенном исследовании под руководством М. К. Горшкова[4] резко бросается в глаза несоответствие между целью жизни завести семью, растить детей и продолжающимся в стране распадом института семьи и сокращением бремени деторождения. Мы полагаем, что дело не только в отсутствии (дефиците, невозможности) социальных ресурсов (семейного капитала).
Есть и другая причина, связанная с тем, что имитация традиционных добродетелей, как представляемых невыполнимыми, нереализуемых в современных условиях, приводит к самооправданию личности, которая, даже достигнув определенного жизненного успеха, будет ссылаться на новые обстоятельства, не позволяющие ей посвятить себя делу рождения и воспитания ребенка, так же как и видеть в том, что не является собственным миром, только пространство социальных рисков.
Личность имитационная, таким образом, настроена на идентификацию по принципу соответствия собственным завышенным социальным ожиданиям, ориентирована на адаптацию с минимальными издержками к действительности и создание собственного приватного пространства. Имитация вырастает из индивидуализации, стремления быть непохожими в одинаковых стандартных условиях и стереотипном мышлении.
Для имитационной личности исторический опыт не имеет значения, так как носит чисто компенсаторный характер, без попытки найти истоки социально-интегративных ценностей. Традиции актуализируются в качестве ценности прошлого, чтобы не консолидироваться в современности. Россияне обнаруживают удивительное единодушие в оценке событий прошлого, испытывают гордость за великие исторические стремления, но отнюдь не стремятся повторить опыт отцов, считая это пройденным этапом и неэффективным с позиции индивидуального успеха[5]. Вероятно, срабатывает механизм имитационности: прислониться к прошлому, чтобы повысить социальную самооценку и одновременно продемонстрировать презрение, отчужденность от переустройства современной жизни на коллективистских основаниях.
Таким образом, можно сделать вывод, что личность имитирующая вырастает из условий вынужденной индивидуализации общества, встраивания в инородные социальные структуры. Российский исследователь М. А. Шабанова в статье «Проблема встраивания рынка в нерыночное общество»[6] де-факто подтверждает это положение. Говоря о том, что дилемма «план или рынок», отошла на второй план, она отмечает, что при всем росте, многообразии экономических и профессиональных ролей и правил выполнения многих прежних, уменьшении их регламентации и зависимости, жизненное пространство большинства россиян не содержит надежды на рынок[7], что, по нашему мнению, свидетельствует об имитационности жизненных намерений, узких возможностей для выстраивания реальных межличностных взаимодействий, зависимости от большого социального мира при том, что декларируется дистанция от него.
Не случайно усиливается воспроизводство административно-командных ролей. И дело не в унаследовании старых правил игры, а в том, что, наполняясь неформальными договоренностями, социальные роли становятся имитационными, содержат следование формальным стандартам, как внешний признак, не влияющий на реальную социальную практику. Благоприятствующими факторами выступает то, что свобода индивидов зависит не столько, как это проявляется на поверхности, а от характера позиций, которые они занимают. Не являясь социально самостоятельными, большинство населения имитирует социальную самостоятельность, выходя на нелегитимные социальные практики, утверждаясь на уровне вынужденной адаптации, и при отсутствии надежных способов решения своих проблем (только 9 %) уверено в том, что сможет с ними справиться в будущем.
3
Готово ли российское общество к модернизации? / под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, Н. Е. Тихонова. М., 2010. С. 6.
4
Готово ли российское общество к модернизации? С. 124.
5
Российская идентичность в условиях трансформации. М., 2005. С. 19.
6
Шабанова М. А. Проблема встраивания рынка в нерыночное общество // Социс. 2005. № 12. С. 33.
7
Там же. С. 39.