Страница 103 из 104
Повернув голову, я посмотрел на сухую, сгорбленную фигурку понурившейся моры. Душевные переживания не мешали ей шагать быстро и легко, машинально и безошибочно минуя препятствия и с ловкостью гимнаста уклоняясь от веток.
- А ты, часом, не брешешь мне, мора? – поинтересовался я, мучимый сознанием своей легковерности.
Она остановилась. Подняла правую руку, пошевелила в воздухе пальцами, передразнивая меня.
- Поскольку тема эта в продолжение нашего договора, то, как видишь, - нет.
* * *
Степь была прекрасна. Я обрадовался ей, как земляку в чужедальней стороне. Знакомые с детства запахи окутали тёплым одеялом, лёгкая предзакатная тишь лениво перекатывалась волнами цветущих тюльпанов в ожидании неподвижных сумерек.
Я невольно улыбнулся, прикрыв глаза и подставляя лицо ласковым ладоням вольных степных летениц…
Накануне, в нашу последнюю ночёвку почти недельного перехода, мы разбили лагерь на более или менее сухом островке влажной топкой низины. Осатаневший от безлюдности гнус, уже около часа гнавший нас по болотным кущам словно северных оленей, дождался, наконец, грандиозного праздничного банкета. Одна старуха и четверо здоровых полнокровных мужиков были поданы в сегодняшнем меню под гречневой кашей, торопливо довариваемой в котелке несчастными, кутающимися в одеяла, жертвами. Вернее, всё-таки не четыре мужика. Три.
- Любят же тебя летеницы, страж, - удивлённо проскрипела Вежица, уставившись на, как обычно бесстрастного, Зварыча.
Он не торопился глотать обжигающую еду, не отмахивался руками, не бил себя по щекам и шее, исступленно матерясь – гнус ему совершенно не досаждал, над ним не висело плотоядное зудящее облако. У нас челюсти отвисли от удивления и зависти.
- Я всегда знал, - буркнул Тим, отмахнувшись от атакующего комарья ложкой и засеяв при этом округу гречкой, - что Лёха ядовитый человек. Но настолько, чтобы кровопийцы дохли ещё на подлёте… Ты превзошёл мои самые смелые подозрения, Зварыч.
- Что за летеницы? – осведомился я, чувствуя себя вечным ребёнком-почемучкой, познающим неведомый мир с помощью взрослых.
- Маленькие лесные духи, - отозвалась Вежица, плотнее заворачиваясь в одеяло и укладываясь ближе к костру. – В лесу – лесные, в степи – степные, в реке – речные… - Она широко зевнула и закрыла глаза, умостив голову на согнутом локте. – Мужикам их не видать, глупым бабам не поймать, малым детям не играть, серым волкам не имать… - бормотала она засыпая.
- В чём же их любовь к Зварычу выражается? – повернулся я к Тиму.
- Бабка считает, - усмехнулся он, - что комары его не грызут, потому что летеницы их отгоняют, - он пожал плечами. – Может, и так. Ей видней, она же мора.
- За что же ему такая милость?
- Это уж ты у них спроси. Если сможешь, - Тим закутался в одеяло с головой и вытянулся у костра…
Я долго пялился в темноту, стараясь разглядеть в ней движения и шорохи. Лесная тьма была тиха, сыра и пуста как открытый космос…
В степи совсем другое дело. Здесь я чувствовал себя дома. Чувствовал степное тепло, безграничную волю, дышал полной грудью. Здесь добрые летеницы, признавая, ластились ко мне пушистыми кошками. Оглянувшись через плечо на чёрную громаду леса, я только теперь осознал как же неуютно и зябко было мне во чреве Морана.
Топча лазоревки, наш маленький отряд двинулся в степь. Алый, золотой, молочно-белый, чёрно-бордовый шёлк выстилал наш путь, курясь ароматом раздавленных лепестков в бледнеющее перед закатом небо.
Мы очень быстро вышли к глубоким колеям набитой дороги и зашагали по ней, змеящейся среди курганов и холмов к уже совсем близкому, жуткому, тревожному, невероятному моему будущему.
Вскоре Вежица простилась с нами.
- Ты многого так и не рассказала, - мне было почему-то жаль расставаться со старухой, словно вместе с ней я лишался последней опоры.
- Я к тебе в сказочницы не нанималась, - буркнула она. – Да и закончились для тебя сказки, княжич. Реальность тебя ждёт – страшная и жестокая. Постарайся не загнуться слишком быстро.
Она повернулась было уходить, но остановилась, словно колеблясь, приблизилась порывисто и просвистела шепотом:
- Не моё это дело, конечно. И говорить этого не стоит… Но… Жаль мне тебя, сиромаха, что ли…
Она помолчала, подёргивая нервно щекой.