Страница 23 из 28
– Что?! – Мы не верили тому, что слышим.
– У нее нет штампа о выписке из Грозного! – Милиционер, разглядывая бумаги, говорил обо мне в третьем лице. – Она до сих пор прописана в разбомбленном доме.
– Пусть ее выпишут по месту жительства в Чечне, представят нам справку, а потом приходите, – поддакнул другой служитель закона.
Совершенно ошарашенные, мы стояли посреди паспортного стола.
Первой нашлась мама. Она сказала людям в погонах:
– Ах вы зажравшиеся подлые суки! Хари у вас лоснятся от взяток!
Александра в роскошной шубе беспомощно развела руками, а Вадим тихонько сообщил, что хотел бы нам помочь, но боится проблем для семьи.
– Христос жив! Он до сих пор живет в Гималаях и занимается йогой! – на прощание воскликнула Александра. – Может быть, однажды он заглянет в Россию и наведет порядок…
Прописка и паспорт уплывали от меня в Шамбалу.
– Христа на вас не хватает, отпрыски дьявола! – крикнула Александра работникам паспортного стола.
Милиционеры посмотрели на нее с недобрым прищуром.
– Уходим, пока нам не приписали неповиновение властям… – Вадим крепко взял мать под локоть.
Они ушли.
Как только за ними закрылась дверь, из кабинета начальника выпорхнула наша старая знакомая Любовь Андреевна и с улыбкой поинтересовалась:
– Чудаки! Вы хотели получить паспорт задаром? Пятьсот долларов!
– Нет у нас, – ответила ей мама. – Землю есть буду, если вру! Нет у нас таких денег!
– Ваши проблемы, – нараспев произнесла Любовь Андреевна. – Ищите лучше!
И нырнула обратно в кабинет начальника.
Мы вышли из паспортного стола с ощущением, что нас в очередной раз стукнули пыльным мешком по голове. Оставалось познакомиться с человеком, давшим объявление в газету. Судя по всему, дом находился на окраине, куда ходили только маршрутные такси. Мы заняли два пустых места в салоне, как вдруг водитель поинтересовался:
– От кого это воняет?
Пассажиры усмехнулись.
– В салоне воняет от черных обезьян в платочках, – подытожил водитель маршрутного такси. Внешне мужчина выглядел прилично, но его слова нельзя было принять за шутку. Он намекал прямо на нас, чтобы оскорбить. В платках были только мы.
– Выйдем отсюда! – сказала я маме. – Кругом фашисты!
– Сиди тихо, – одернула она меня. – Следующая маршрутка через час. Мы бездомные. Нам не до гордости. Никому мы не нужны. Русские нас гоняют, и чеченцам мы не родня. Забыла, что ли?
Пришлось всю дорогу смотреть в пол, чтобы не встречаться глазами с пассажирами. На грубость водителя никто не ответил, не вступился.
Мы вышли на окраине, и я увидела дом в два этажа с крышей из бордовой металлочерепицы. Забор вокруг представлял собой мелкую сетку примерно в метр высотой. Отворенная настежь калитка была придавлена большими камнями. Проходя мимо окна на первом этаже, я услышала, как кто-то громко ругается матом. Из дверей выскочила девушка-почтальон с сумкой писем. Оглянувшись, она крикнула:
– Сама паскуда! Сама старая грымза!
Так мы познакомились с инвалидом первой группы Ниной Павловной.
Женщина лет шестидесяти, крепкая, въедливая, она смотрела на нас свысока, как на рабов. Нина Павловна не ходила самостоятельно, но это не мешало ей держать окружающих в ежовых рукавицах. Ее боялись социальный работник, почтальон и участковый.
Едва мы вошли, я сразу почувствовала злобный характер: домовладелица не предложила нам присесть после дороги, а когда мать поздоровалась, приказала:
– Быстро пошла и закрыла форточку! Дует!
Я зажмурилась, понимая, что мама может на это ответить, а когда открыла глаза, оказалось, что она уже хлопочет у окна.
– А ты что встала? – обратилась Нина Павловна ко мне. – Вымой руки и подавай обед! Кастрюля с борщом в холодильнике. Соленые огурцы мелко нарезать. Хлеб черный. Рюмку водки!
Как выяснилось буквально через полчаса, Нина Павловна всю жизнь проработала надзирателем в женской колонии, а на старости лет ее избили неизвестные. И она стала инвалидом.
Пока я, подпоясавшись фартуком, прислуживала за столом, хозяйка дома перечисляла, что входит в наши обязанности: стирка, уборка, походы в химчистку, массаж, купание и обслуживание при трапезе.
– За это я позволю вам жить на чердаке, – сказала Нина Павловна. – Там две небольшие комнаты без электричества… как кладовки. Мебели нет, спать придется на полу.
Мое недоумение нарастало с каждой секундой, но мама решила, что предлагаемый судьбой вариант куда лучше ночлега под открытым небом.
– Вода в доме только холодная, чтобы умыться, нужно греть ведро на печке, – продолжала Нина Павловна.
Выяснилось, что на чердаке нет замка. Воры неоднократно наведывались в дом инвалида, пользуясь тем, что она не в состоянии оказать сопротивление.
Помимо этого, Нина Павловна созналась, осушив рюмку, что состоит в религиозной секте.
– Если вам действительно негде жить, вы согласитесь на мои условия, – добавила она. – Может быть, я даже буду платить вам тысячу рублей в месяц, поскольку мне требуется две помощницы одновременно.
Тысяча рублей в месяц – это тридцать долларов. Но сломленная от невзгод мама на все согласилась. Она осталась ночевать с Ниной Павловной, отправив меня в коморку, чтобы я собрала вещи и приготовила кошек к очередному безумному переезду.
Обратно я поехала на другой маршрутке, где, слава богу, никто не стал насмехаться над моим внешним видом: длинной юбкой и платком.
Делают ли испытания человека сильней или, наоборот, полностью уничтожают его личность? Скорость на этом аттракционе запредельно высокая.
Вместо того чтобы заниматься творчеством, путешествовать, получать знания, люди загнаны в клетки, как крысы, над которыми проводится жестокий эксперимент.
У Нины Павловны была родная сестра, но они ненавидели друг друга и судились за дом, оставленный родителями.
Если бы тетушка Юлия позволила нам пожить у себя, мы бы избежали нового поворота судьбы. Но она не позволила. Когда-то мать тетушки Юлии жила у моей прабабушки пятнадцать лет, ее воспитали как дочку, одарили приданым и выдали замуж. Тетушка Юлия не желала вспоминать былые дни.
Голодная и расстроенная, я позвонила Николя.
– Привет, сестра по несчастью, – бодро поздоровался он. – У нас тоже негусто. Давай встретимся и вместе поужинаем в столовой.
Столовая находилась на улице Ленина, недалеко от авиационного училища, где на постаменте возвышался военный истребитель МиГ-17.
В столовой питались малоимущие, в основном студенты и пенсионеры. Самое дешевое питание в городе – жареные пирожки, пюре и сосиски – стоили копейки. Но даже на это у меня не было средств.
Я договорилась встретиться с братьями в шесть вечера. Все-таки удивительные это были люди. Николя отличался любовью к жизни, поэтому я не принимала его за обычного человека. Его бледное изящное лицо с зелеными глазами миндалевидной формы выглядело фарфоровым на фоне элегантной черной одежды и темно-каштановых волос. Четко очерченный алый рот выдавал в нем чувственную и беззащитную душу. Захар, напротив, был широкоплечим, здоровым, как мастер по вольной борьбе, и уверенным в себе. Синеглазый, с короткими светлыми волосами, уложенными гелем, Захар выглядел старше двоюродного брата, но на самом деле был младше. В его манере одеваться прослеживался спортивный стиль. Совершенно не похожие друг на друга парни ждали меня на остановке.
– Привет! Возьмите деньги, что давали на паспорт, – хлюпая носом, сказала я. – Никакого паспорта все равно не будет.
– Ничего не знаем. Мы тебе ничего не давали, – отшутился Захар.
– Салют! – Николя приобнял меня.
От неожиданности я даже не сделала ему замечания.
Деньги, несмотря ни на какие уговоры, парни не взяли.
В столовой Захар выяснил, что сегодня в меню гречневая каша с рыбными котлетами и яблочный сок.
Мы сели у окна за пластиковый белый стол, вдыхая ароматы съестного.
– Перед днем рождения мне приснился странный сон, – сказала я. – Будто бы явился первый президент Чечни, Джохар Дудаев, и объявил: «Я буду жить вечно!» В реальности из прокуратуры в тот же день пришла бумага, что документы из института отдавать отказываются. Теперь я без паспорта и без прописки. Как бонус – без вуза, без работы и без жилья. Сегодня ездила устраиваться на работу в цветочный магазин, но, прождав два часа, так и не дождалась директора. Он обещал прийти, но забыл.