Страница 4 из 6
– Не только это, брат мой. Человек, вошедший в радость Господа, должен объяснить всем испытывающим за него тревогу, что стремление к Сладчайшему Иисусу невыразимо словами. Это некое высшее духовное состояние, непонятное тем, кто подобных переживаний не испытал. Как ребенок, не знающий алфавита, не может читать, так не в состоянии постичь духовные вещи тот, кто не выучил алфавит духовной жизни.
– Так же, с таких же духовных опытов, начинают и монашествующие. Раз и навсегда отречься от мира решается только тот, кто переживает подобные опыты в высшей полноте. Монахи – высокочувствительные души, как и те христиане, которые вкусили плодов духовной жизни. Естественно, что вторым приходится отвлекаться на многочисленные обязанности и бесконечные житейские попечения.
– Добавлю кое-что еще, – говорит Старец. – Духовная жизнь, которой живет монах, не отличается от той, которой призван жить христианин в миру. Существует лишь внешнее различие. В сущности, стремятся к Сладчайшему Иисусу и те и другие, и следуют они по одному пути, определенному для всех Церковью. Но брат Панарет принес нам кофе. Давайте ненадолго прервемся.
Затем мы встаем и спускаемся в сад, чтобы полить помидоры и перец. Старец открывает кран и из шланга поливает грядки. Я стою поодаль и любуюсь его неподдельной умиротворенностью. Он радуется плодам земли и шепотом повторяет: «Слава Тебе, Боже». Начинаю благодарить Бога и я. Вся окружающая природа словно говорит со мной. Время течет тихо и насыщенно. Собираю свой ум в таинственный чертог сердца и произношу молитву в чувстве неизъяснимого торжества.
Поздно, после вечерни, мы возобновляем беседу, сидя на уже знакомом мне балконе. Старец произносит:
– Человек, жаждущий Бога и миновавший первую стадию духовной жизни, о которой мы говорили утром, вступает во вторую, уже свободный в душе от всякого земного вожделения. Отныне его единственное желание – верно хранить заповеди Бога. Им владеет священное рвение. Он бескомпромиссен к привычкам греховного мира. Он днем и ночью изучает Евангелие и переходит к самопознанию. Он видит себя, свои немощи и свою плененность страстями. Он убеждается в том, что честолюбие затуманивает его разум, сребролюбие не дает покоя, мучает злопамятство и ожесточает ненависть. Его интерес теперь направлен на корни и действия страстей, и он устремляется за знаниями к святым отцам, особенно к отцам-подвижникам. У них он открывает для себя доселе неизвестный мир. Убеждается, что действительно трудно совершается восхождение по дороге, ведущей к Богу. Он близко к сердцу принимает опыты, пережитые святыми, смиряется и повторяет упорно и горячо: «Господи, помилуй». Благодать Святого Духа обновляет и возрождает его душу и тело. Он просвещается, преображаются его душевные силы и энергии, он становится более мужественным и твердым в исполнении заповедей Божиих. Он достигает такой степени просвещенности, что сподобляется зрения откровений великих таинств. Прекраснейшее описание подобных духовных состояний можно найти в «Оглашениях» святого Симеона Нового Богослова[8].
Старец говорит, а мне на ум приходят слова одного афонского подвижника, который уверял, что в духовной жизни каждый получает великую меру Божественной сладости и переживает частичку райской радости, неизреченного радования. Поэтому я прошу Старца сказать о сладчайшем опыте святых.
– Я не способен рассуждать об этих Божественных усладах. На это наложен запрет святым Симеоном, который советовал «не желать постичь не выразимое одними лишь словами, ибо это невозможно как для учащих об этом, так и для слушающих»[9]. Просто я старался показать тебе, что для духовных борцов благодать Святого Духа таит неожиданности. Такие люди становятся выразителями Бога! И это не преувеличение. Об этом говорят святые Церкви, знавшие это по опыту. Цель нас, живущих сегодня, – совершить решительный поворот к Богу. Все остальное приложится.
Мы прекращаем беседу до завтра. Старец отправляется в свою келью отдыхать. Я выхожу в беседку и пишу заметки. Пишу быстро, чтобы не забыть слова Старца.
Мои мысли прерывает брат Панарет. Он зовет меня на кухню готовить трапезу. Однако Старец уже опередил нас – всё на столе. Мы молча садимся и едим пищу, сдобренную оливковым маслом. После все трое расходимся по кельям.
Путь безмолвия
На том же самом балконе сегодня мы продолжаем нашу беседу. Старец с готовностью выслушивает меня. Он избегает учительства и, вникая в мои проблемы и вопросы, отвечает со смирением и духовной мудростью.
– Надеюсь, отче, ты уже привык к жизни нашего монастыря, да и цель твоего визита мало-помалу осуществляется. У нас здесь тишина редко нарушается. Вам, мирянам, должно быть, непросто к ней привыкнуть, даже если и кажется, что это именно то, о чем вы мечтали.
– Я люблю, Геронда, тишину. Но житейские попечения часто мешают мне оценить ее по достоинству. Я очень рад, что уже третий день живу в вашем чудесном, благодатном монастыре, что наполняется записями моя тетрадь.
– Не многие люди, отче, любят тишину. Большинству по душе суматоха, общественные церемонии, публичные выступления и вообще суетная показуха. Они жаждут контактов и общения со многими людьми, любят высказывать по каждому поводу свои суждения, которые обычно не что иное, как осуждения. То же мы видим и среди христиан. Зная, что молчание и покой – это корни безгрешного состояния, они все же остаются «великими общественными деятелями» и демагогами. Они не готовы жить в деревнях и провинциальных городках, чувствуя потребность в общении со многими и разными людьми. И все же, отче, нам надо стараться подружиться с молчанием и покоем. Это отнюдь не призыв покинуть свои дома и уйти из городов. Человек может жить в покое и сохранять молчание, оставаясь в обществе, достаточно только знать, как воспользоваться безмолвием и каким его наполнить содержанием.
– Мне бы хотелось, Геронда, чтобы вы сказали о ценности покоя и о том, является ли он непременным условием духовного делания.
– Покой – это по большей части внутреннее состояние человека, которое зарождается и сохраняется в зависимости от силы желания человека не понести духовного ущерба, иными словами – держать свой ум и сердце вдали от суетных житейских попечений. Таким образом человек становится ближе ко Христу.
Путь покоя непрост и доступен не каждому. Немало таких, кто этот путь отвергает, отдавая предпочтение общественной активности или считая его чисто монашеским путем. Да, правда, не каждый способен идти по нему. Живущие в обществе привыкли распыляться и заниматься сразу многим; им недостает сердечного умиления. Их поведение жестко, а в словах нет духовного благоухания. Преподобный Арсений восхищался Ангелами, у которых одна лишь цель и одно желание – непрерывно воспевать Бога и служить Его воле. А вот цели и желания людей, говорил святой Арсений, совсем иные. Поэтому он избегал братий. Он не мог разделить свое сердце между Богом и людьми[10].
Не будем забывать и о том, что покой воспламеняет в безмолвнике любовь к ближним, и от этого он усиливает свою молитву за братий. Он хранит любовь и исполняет вверенные ему поручения втайне и смиренно, не ища признания и похвалы. Это отнюдь не мало: молиться за братий, поминать их имена на проскомидии, перебирать за них четки и жить их болью.
– Покой тесно связан с добродетелью молчания. А молчание – это благодатная почва для взращивания сердечного умиления. Ведь признано, что беседы и многословие вызывают опустошенность, в то время как молчание помогает человеку лучше молиться, хранить плач о прегрешениях и память смертную, плодотворно возделывать таинственное поле сердца, – говорю я Старцу, расширяя нашу тему.
– Давайте вспомним слова аввы Моисея о том, что человек, любящий молчание и избегающий многословия, похож на зрелую виноградную лозу, а общающийся с людьми – на незрелый виноград[11]. Но важно вот еще что. Человеку доставляет покой не только место. Необходимо и его собственное стремление и благоговейное отношение к покою. Например, монах может не иметь покоя, живя в удаленной от суеты обители, если отвлекается на множество попечений: на реставрацию монастырских построек, на служение посетителям, на постоянные телефонные звонки. В итоге он имеет попечений больше, чем человек, живущий в миру.
8
В русском переводе свт. Феофана Затворника – «Слова преподобного Симеона Нового Богослова». Т. 1–2. М., 1890–1892 (репр.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993).
9
Ср.: Прп. Симеон Новый Богослов. Деятельные и богословские главы, § 160 // Прп. Симеон Новый Богослов. Слова. Т. 2. С. 561.
10
См.: Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. М., 1999. Об авве Арсении, 13. С. 35.
11
См.: Там же. Об авве Моисее, 7. С. 304.