Студент

Я проснулся от холодного носа щенка дворняги, который тыкался в мое лицо, и тоненько скулил. Щенок искал хозяина и решил пристать к мирно почивающим на травке. Собаки хорошо чувствуют тех, кто им не причинит зла. Мила открыла глаза и села. Щенок подбежал к ней. Она погладила его, и он опять заскулил, то ли жаловался, то ли хотел есть. Солнце уже поднялось значительно над горизонтом, и мы пошли назад, приманив щенка свистом. Щенок послушно шел за нами, и вдруг она остановилась, озаренная решением и заговорила торопливо:

- Я уйду от него. Я больше так не смогу. Я буду ждать тебя. Я буду ждать тебя, сколько бы не прошло времени, я буду ждать даже, если ты не захочешь вернуться.

В глазах ее не было слез, но слова выражали решимость. Я молчал. Я не знал, как ответить на это неожиданное, скоропалительное решение, но понимал, что сейчас ей руководило просто слепое чувство, разбавленное женской сентиментальностью...

Щенка мы сдали с рук на руки Мухомеджану.

- Вы чего в такую рань? - удивился Алик, но щенка взял в руки и тот лизнул его в щеку.

- Куда он мне? - он поставил щенка на пол.

- Будешь с ним на рыбалку и в лес ходить, - сказал я. - Не хочешь, пристрой его к кому-нибудь из пацанов. Я бы взял, да мне некуда.

Я проводил Милу. Чем ближе мы подходили к ее общежитию, тем большее смятение от неминуемого расставания испытывал я, а она шла молча, понурив голову, и я чувствовал, как ее охватывает нервная дрожь.

- Мы вечером увидимся? - как-то робко спросила Мила.

- Нет. Сегодня я уеду. Так будет правильно, - твердо сказал я. - У тебя будет время подумать и принять верное решение. Без меня тебе это будет сделать проще.

Я обнял Милу, поцеловал и, не оглядываясь, пошел назад. "Do not cut the cat's tail in parts" - подумал я и прямиком пошел к Юрке, заявив, что вечером мы уезжаем. Юрка поворчал и согласился.

Глава 24

Сталинская высотка на площади Восстания. Ученый дядя Юрки, Николай Дмитриевич. Квартира на зависть обывателя. У Ляксы в общежитии. Американская выставка. Компьютер на транзисторах. Автомобили с космическими формами. Абстрактное искусство. Джексон Поллак и Гастон Лашез. Пепси-кола, которая понравилась Хрущеву. Мы и Космос или Америка и сытый мещанский быт. "Не надо идеализировать Америку".

С вокзала мы поехали к Юркиному дядьке Николаю Дмитриевичу, у которого остановился Юрка. Николай Дмитриевич жил в сталинской высотке на площади Восстания. Мы вышли на станции метро Баррикадная, и я увидел эту высотку в двадцать четыре этажа, увенчанную шпилем с пятиконечной звездой, и с двумя крылами с башенками. Фасад украшали скульптуры. Сразу в голову пришли строчки из "Дяди Степы Михалкова":

Шли ребята мимо зданья,

Что на площади Восстанья.

Мы вошли в вестибюль здания. Московские высотки я видел только снаружи, но ни разу не видел изнутри, и меня поразила его роскошь. Наверх вела мраморная лестница с ковровой дорожкой. Огромный вестибюль украшали зеркала и роскошные люстры. Скоростной лифт мгновенно доставил нас на шестнадцатый этаж, и Юрка позвонил в квартиру. Нам открыла немолодая миловидная женщина с гладкой прической тронутых сединой волос, собранных на затылке в пучок. Юрка говорил, что его дядька, Николай Дмитриевич, живет бобылем , но у него есть домработница Поля, которая занимается хозяйством. Поля дала нам комнатные тапочки. Мы толкались в просторной прихожей, когда к нам вышел Николай Дмитриевич в домашней пижаме поверх костюма. Юрка говорил мне, что у его дядьки детская травма позвоночника, но сказал он это как-то вскользь, и я пропустил эти слова мимо ушей, не придавая этому особого значения. Теперь я увидел низкорослого человека с заметным горбом и большой головой, вдавленной в плечи. На приятном, можно даже сказать, красивом смуглом лице сидели большие карие добрые и печальные глаза, настолько выразительные, что, казалось, живут на лице сами по себе.

Юрка представил меня Николаю Дмитриевичу как своего друга и сказал, что мы немного отдохнем с дороги и поедем в Сокольники смотреть американскую выставку, потому что завтра я собираюсь ехать к себе в Ленинград.

- Наслышан, наслышан, - сказал Николай Дмитриевич, с любопытством оглядывая меня, и решил:

-Давайте-ка, примите с дороги ванну, да позавтракайте, потом поедете.

Я укоризненно посмотрел на Юрку. Бог весть, что он мог наговорить про меня.

Мы приняли с Юркой по очереди душ и устроились на диване в ожидании Николая Дмитриевича, чтобы сесть за стол, который накрывала домработница. Николай Дмитриевич вышел парадно одетый. Пиджак украшали два знака лауреата Сталинской премии, которую, как я знал, отменили, хотя это не значило, что она утратила свой вес. Эти премии Николаю Дмитриевичу присуждали явно не за политические пристрастия. И теперь я понял, почему он получил квартиру в высотке, мечте и зависти многих москвичей. В этой высотке жили преимущественно заслуженные работники авиационной промышленности и недаром она называлась "домом авиаторов", но такие квартиры получали и заслуженные люди, высокие чиновники и ученые. А Николай Дмитриевич был доктором физических наук и работал в Академии наук. Мне Юрка рассказывал, что в квартире его дядьки имелся диковинный пылесос: шланг вставлялся в отверстие на стене каждой комнаты и мощная установка в подвале вытягивала всю пыль. В этом я мог теперь убедиться лично, а, кроме того, увидеть машину мойки посуды и даже мусоропровод. Удивительно, дома мы выносили мусор на помойку, которая располагалась, как и туалет, метрах в ста от жилища, а чтобы посуду в доме мыла машина, я даже представить не мог. Оказывается, такие машины уже выпускал какой-то рижский завод.

За столом Николай Дмитриевич расспрашивал меня об учебе, о Ленинграде. Я скупо отвечал на его вопросы, не вдаваясь в детали, а в конце он спросил, есть ли мне где ночевать.

- Переночую у нашего общего друга в общежитии. Сейчас это не сложно, потому что до учебного года еще целая неделя, - сказал я.

- Ну, если не получиться, милости просим к нам. Места хватит, - пригласил Николай Дмитриевич.

После завтрака Николай Дмитриевич отправился на свою службу, а мы с Юркой поехали на Стромынку искать Ляксу.

Комната общежития, где жил Алик, почти не отличалась от моей ленинградской. Разве что здесь разместились не шесть, а пять кроватей. На одной кровати лежал с книгой в руках студент со всклокоченными волосами. Он на секунду оторвался от книги, чтобы посмотреть, кто там пришел, и снова углубился в книгу.

- Чувак, а где Алик Тарас? - спросил Юрка.

- В магазин пошел за пельменями. Ща придет, - лениво ответил студент, снова было уткнулся в книгу, но запоздало спросил:

- А вы ему кто?

- Друзья, - коротко ответил Юрка.

- А-а, - сказал студент и полностью отключился от процесса общения.

- Мы сели на крайнюю к выходу кровать и стали ждать Ляксу.

Лякса пришел скоро. Увидев нас, заулыбался. Мы обнялись.

- Есть будете? - Лякса открыл свою тумбочку и достал небольшую алюминиевую кастрюлю.

При этом его сосед с видимым неудовольствием покосился в нашу сторону.

- Ели уже, - успокоил студента Юрка.

- Тогда мы с Федькой сами... Это мои кореша: Юрка и Володька. А это Федор, третий курс истфака, - запоздало представил нас Лякса.

Лякса сварил пельмени, и они с Федором быстро умолотили целую пачку, которую принес Лякса, - причем ели пельмени с батоном. После этого Федор снова завалился на свою кровать, но книгу, отложенную в сторону, обратно не взял и лежал так, неподвижно, как сытый питон. только что проглотивший что-нибудь вроде бородавочника. У Ляксы глаза приобрели маслянистый оттенок, и он тоже готов был лечь, но мы категорически не дали ему сделать это и сказали, что все идем сейчас же на американскую выставку.