Студент

ЧАСТЬ II

В ГОРОДЕ ПЕТРА

Глава 1

Московский вокзал города Ленинграда. На Невском проспекте. Четная и нечетная стороны Невского. Аничков мост, Казанский собор, каналы и многое другое. Город на болотах? Главный корпус института имени А.И.Герцена.

Поезд, проскрипев колесами и прорезав воздух неприятным металлическим лязгом, дернулся, так что наиболее нетерпеливые пассажиры, которые выстроились по направлению к выходу, качнулись, и сумки, положенные на чемоданы, попадали на пол, и встал.

Переждав толкучку, я, закинув рюкзак за плечи и взяв чемодан, где книг, включая учебники, оказалось больше, чем носильных вещей, вышел на платформу.

Для кого-то, может быть, приехать сразу с вещами в город, где никто не ждет и неизвестно, как все сложиться, стало бы авантюрой, но я твердо знал, что буду учиться здесь и именно в институте имени А.И. Герцена, куда прямо и собирался отправиться, сдав вещи в багаж.

С легкой серой картонной папочкой с завязками, где поместились необходимые для перевода бумаги, я вышел из вокзала и спросил какую-то симпатичную барышню: "А где здесь Невский проспект?". Она посмотрела на меня как на идиота, и сказала, по-моему, даже заикаясь: "Так вы стоите на Невском", а когда я попросил объяснить, как добраться до института Герцена, она показала рукой на противоположную сторону: "Вон троллейбусная остановка, через дорогу".

- Да я пешком, - сказал я, улыбаясь во весь рот, потому что настроение у меня было приподнятое. Еще бы, я стоял на земле легендарного города, заложенного Петром Великим, второй столицы нашей Родины, и, хотя еще не ощутил кожей его величия и красоты, уже любил его и знал, что он меня примет.

- Пешком? - удивилась девушка, и улыбка тоже невольно появилась на ее лице. - Это вам весь Невский придется пройти. Вы знаете, сколько это?

- Знаю, - сказал я весело. - Четыре с половиной километра. Спасибо.

- Ну, это от Александро-Невской лавры до Адмиралтейства. Вам потребуется пройти чуть меньше.

Малиновым звоном прозвучали для меня слова "Александро-Невская лавра" и "Адмиралтейство". Я энергично зашагал в ту сторону, где должен был находиться мой новый храм науки, а когда через несколько шагов обернулся, симпатичная девушка все еще стояла и удивленно смотрела мне вслед.

Город встретил меня приветливо ясным солнечным утром и безоблачным небом, что, как я знал, для этой широты явление не частое.

Вспомнив легенду, по которой четная сторона Невского проспекта является солнечной и на ней всегда больше людей, при этом эти люди улыбаются чаще, чем на теневой стороне Невского, я сообразил, что нахожусь как раз на нечетной стороне, потому что оказался в тени. Недолго думая, я перешел на другую сторону, где люди должны были улыбаться. К моему разочарованию, люди на этой стороне не улыбались или улыбались не чаще, чем на той, нечетной стороне, хотя настроения моего это никак не испортило. Но народу здесь оказалось действительно больше. Наверно, потому что солнышко Северную столицу особенно не балует.

Я шел и крутил головой, узнавая памятники великого зодчества и, наверно, казался похожим на аборигена Новой Гвинеи, которого взял с собой в Петербург Миклухо-Маклай, как я видел это в фильме.

Я дивился на коней Клодта на Аничковом мосту через Фонтанку. Правильнее сказать, на четыре скульптурных группы "Укротители коней" Петра Карловича Клодта.

На память пришли стихи Александра Блока:

...Лошадь влекли под уздцы на чугунный

Мост. Под копытом чернела вода.

Лошадь храпела, и воздух безлунный

Храп сохранял на мосту навсегда...

Все пребывало. Движенья, страданья -

Не было. Лошадь храпела навек.

И на узде в напряженьи молчанья

Вечно застывший висел человек.

Честно говоря, мне эти стихи не нравились. Что-то громоздкое, заумное и путанное. А, с другой стороны, если они отпечатались в моем сознании, то, наверно, источали какую-то мощь и силу, которые меня впечатлили и остались в памяти.

Я еще дважды прошел по мостам - через канал Грибоедова и в конце - через Мойку. Подивился сходству магазина купца Елисеева в Ленинграде и в Москве. У Гостиного двора я перешел Невский проспект в самом его широком месте. Площадь Гостиного двора занимала целый квартал. Купцы, на деньги которых предполагалось строить торговое здание, пожадничали, отвергли проект Растрелли и приняли более скромный проект Валлен-Деламота. Но, и согласно этому скромному проекту, здание растянулось на 230 метров. Я специально прошел всю анфиладу, чтобы представить, где и как можно было разместить 300 лавок, которые изначально расположили на этом месте.

У Казанского собора я не остановился, просто замедлил шаг, отдавая дань похороненному здесь полководцу Михаилу Кутузову.

Я шел по Невскому, с которого моё знакомство с городом только начиналось, но уже испытывал восторг перед величием творения Петра. Город возник как по мановению волшебной палочки, как призрак - были болота и появился город. Ведь по историческим меркам, несколько десятилетий - это очень небольшой срок. А ведь нужно еще осушить болота. В первые годы после основания города здесь ещё бродили дикие звери, а спустя всего лишь несколько лет улицы Петербурга уже освещало около тысячи фонарей.

Есть гипотеза, что никакого болота и никакого чистого поля на месте Петербурга не существовало, а стоял город шведов или финнов с небольшим населением, а то предполагают о существовании на этом месте римского заброшенного города.

Но это также как с авторством Шолохова. Можно сто раз предполагать, что он не автор гениального произведения, но пока на его книгах стоит имя Шолохова, мы будем считать его настоящим автором.

Пока я, не спеша и зевая по сторонам, чтобы не пропустить что-то интересное, а интересным оказалось все, и каждое из зданий, выходящих фасадом на Невский, заслуживало внимания, я не заметил, как пролетело время. Часы показывали без четверти десять. Это значит, что я разгуливал по Невскому почти два часа. На небе появились тучки, похожие на белых барашков. Тучи медленно плыли по небу, ненадолго закрывая Солнце, и тогда тени от предметов размывались и пропадали.

У Мойки, чтобы выйти к институту, я должен был свернуть налево, но зная, что где-то рядом находится Исаакиевский собор, не удержался от соблазна и пошел его искать. Правду говорят, что в Питере трудно заблудиться: все по прямой, так что я без труда нашел Морской проспект, и, наконец, увидел: вот он, Исаакиевский собор - один из самых известных символов города на Неве вместе с Медным всадником и Адмиралтейством. Я стоял перед собором и мыслью уносился в тот, уже для нас далекий век, ко времени, когда француз Огюст Монферран показал свой проект императору Александру I, а потом под основание будущего собора вбивали более десяти тысяч шестиметровых сосновых свай. Представить невозможно, что ста двадцати пяти тысячам рабочих потребовалось пять лет, чтобы построить один только фундамент...

До института я добрался только в двенадцатом часу, и теперь уже ругал себя за то, что разгуливал по Невскому вместо того, чтобы сначала уладить свои дела, а потом гулять по городу.

В главном корпусе института, бывшем дворце Разумовского, в конце XVIII века размещался Воспитательный дом, а потом сиротский институт.

Пеликан, кормящий птенцов, на воротах главного корпуса считался символом воспитательного дома, да так и остался, только теперь стал символом института....

Деканат нужного мне факультета я нашел без труда и, к счастью, декана застал на месте. Но все оказалось сложнее, чем я ожидал. Помог случай и, слава Богу, мне не пришлось воспользоваться письмами Зыцеря и не только потому, что еще требовалось побегать и поискать тех, кому адресовались письма, но и потому, что в протекции я видел что-то унизительное. Вроде того, что без этих писем я сам ничего не стою. В моем городе это смотрелось как-то по-другому, то есть казалось лестным, что уважаемый мной учитель видит во мне молодого человека, который достоин поддержки, и подтверждает это рекомендательными письмами. Но здесь, на месте, когда дело потребовало конкретного решения, все воспринималось по-другому.