Студент

Девушка откашлялась, сама встала на ноги и вдруг заревела раненым животным. Она пошла куда-то в сторону, очевидно еще не очень соображая, что с ней случилось, но мы с Юркой подхватили ее под руки, уложили на одеяло, где сидел напуганный малец. Мать, ломая руки и захлебываясь словами, благодарила нас и даже пыталась поцеловать Юркину рук, которую он смущенно отдергивал.

- Вызовите "Скорую", - сказал я матери спасенной. - Пусть осмотрят. Мало ли что.

В Скорую помощь вызвался позвонить подросток. Он быстро вскарабкался на склон и сразу же исчез за ним.

Мы с Юркой поспешили к Ляксе, который стоял на склоне холма, все видел сверху, но не отходил далеко от нашего места, на котором стояло недопитое вино и не все съеденные пончики с ливером и повидлом.

Мы наспех допили начатую бутылку вина и, даже не закусив, собрали свою оставшуюся снедь, взяли не начатую бутылку и пошли к Ляксе. После инцидента с девушкой продолжать наш пикник возле места происшествия как-то стало неловко.

Глава 23

Последний день вместе с Аликом Тарасом. Преподаватель французского Морозов. Докторская диссертация Песикова. "Жребий брошен".

Юрка не стал испытывать судьбу и подал документы на заочное отделение в машиностроительный институт, где преподавал математику его отец. После вступительных экзаменов Юрка уезжал в Москву к дядьке, который обещал устроить его в экспедицию. Лякса собирался ехать в Москву к августу, к началу вступительных экзаменов в МГУ, а я рассчитывал на перевод на тот же факультет и курс и думал ехать в Ленинград ближе к началу учебного года, чтобы в случае благополучного исхода, в чем я не сомневался, там и остаться.

Мы сидели у Ляксы перед его отъездом. Нам было немного грустно. На столе стояли две бутылки сухого Рислинга, бокалы и ваза с пастилой, которую я на дух не переносил. Мы лениво потягивали вино и говорили больше о предстоящих экзаменах, вспоминали, как поступали в пединститут, казусы, которые случались при поступлении, преподавателей, "злых" и "добрых".

- Как не крути, а во всяких неприятностях есть свои плюсы, - сказал Лякса.

- Это ты про что? - не понял Юрка.

- Да хоть и про Морозова. Вот ушел ты из института, теперь не будете встречаться

Мы с Юркой рассмеялись.

У преподавателя французского Морозова, несмотря на сравнительно молодой возраст, очень явно выступал животик. Животик почему-то выдавался клинышком, не образуя жировых складок на боках, и Морозов походил на беременную женщину. И ходил он, отклоняясь всем корпусом назад, а животик плыл как бы сам по себе. Когда Морозов встречал Юрку с его плоским животом, подтянутой фигурой и упругой походкой, он останавливался и говорил:

- Юра, у вас изумительно спортивная фигура, - и, как бы извиняясь, добавлял: - А я вот никак не справлюсь со своим весом.

И он похлопывал себя по животу.

- Ничего, - обнадеживал Юрка. - Жир всегда можно обратить в мышцы.

Ободренный Морозов плыл дальше, а Юрка чертыхался про себя и настроение его портилось бесповоротно, потому что это повторялось в различных вариантах с постоянной периодичностью, и вскоре Юрка стал избегать Морозова. Увидит его издалека и юркнет в какую-нибудь аудиторию или повернет назад. Хорошо, что Юрка учился на английском отделении, и второй язык он выбрал немецкий. Так что встречались они с Морозовым не всякий день.

- А Песиков? - вспомнил Юрка.

Теперь засмеялись мы с Ляксой.

Песиков Семен Гаврилович преподавал серьезную науку политэкономию. Имел он не только маленький рост, но и щуплую комплекцию. В общем, плюгавенький мужичонка, да еще и с лысиной, по-ленински открывающей лоб. Но человек Песиков был хороший. Лекции читал баритоном, и это немного компенсировало его физическую ничтожность.

Замечательно то, что Семен Гаврилович, рано и успешно защитив кандидатскую диссертацию, никак не мог защитить докторскую, которую не успел защитить при товарище Сталине, и когда главой правительства стал Маленков, он начал править свой труд, сокращая количество цитат Сталина и вставляя то, что нашел в работах Маленкова. А пока сокращал, да правил, руководителем государства стал Никита Сергеевич, который развенчал культ личности, и весь тяжкий труд нашего политэконома пошел насмарку. Песиков, конечно, расстроился, но, потужив с годик, снова взялся за работу и сейчас пишет, полностью убрав все, что касается Сталина, и делая упор и ориентируясь на Хрущева.

- Бедный Песиков, - посочувствовал Юрка.

- А будет еще бедней, если снимут Хрущева и к власти придет кто-то другой, - едко вставил Лякса.

- Кощунственные вещи говоришь, - без всякого выражения произнес Юрка.

- Я помню, - отмахнувшись от Юрки, продолжал Лякса, - как мы на втором курсе сдавали диамат. Пользуясь добротой Семена Гаврилыча, мы заранее положили в столы учебники и потом беззастенчиво драли ответы. После экзаменов мы поднялись на площадку между этажами, откуда следили, когда откроется дверь аудитории и Песиков выйдет. Ждали долго. Наверно, он тоже ждал, потому что, конечно, догадался о нашей наглости. Но молодость победила, Семен Гаврилович, в конце концов, ушел. Мы чуть помедлили и бросились в аудиторию, чтобы забрать учебники. Книги-то библиотечные.

Лякса сделал паузу, давая нам время переосмыслить неприглядную, но такую обычную в студенческой жизни историю.

- Ну и что? - пожал плечами Юрка. - Тоже мне удивил!

- Да не в этом дело, - сказал Лякса. - Когда мы вошли в аудиторию, на преподавательском столе стопкой лежали наши учебники, а сверху записка: "Я надеялся, что хоть кто-нибудь не воспользуется шпаргалкой. Мне стыдно за вас".

- Да, господи, кто на экзамен ходит без шпаргалки! - сказал Юрка, посмотрел вдруг на меня и с улыбкой поправился: - Разве только Володька. Но это случай из ряда вон...

У Алика мы сидели недолго. У всех оставались еще какие-то дела. Лякса уезжал. Вот-вот должна прийти с работы мать, чтобы помочь собраться, а завтра проводить сына, для чего попросила поменять график дежурств. Юрка усиленно зубрил физику и решал задачи, хотя на заочное отделение таких знаний, как на дневное не требовалось, но принципиальный отец заставлял учить, чтобы сынок, не дай бог, опять не осрамился. У меня тоже накопились свои дела.

Я попрощался с Аликом, обещал не теряться и хоть изредка давать о себе знать.

- Alea jacta est , - сказал Лякса, улыбаясь.

- Factum est factum , - ответил я, похвалив Алика за то, что он обратился к латинскому.

Глава 24

Мила Корнеева - любовь и мука. Ложь во спасение. Прощальный визит к Есаковым. Акростих. Маша обвиняет меня в излишнем рационализме и цинизме. Лобода женился. Еще раз о паранормальных способностях человека.

Мила жила с родителями во Мценске. Отец ее заведовал РОНО, мать работала учительницей в средней школе.

Пока Мила еще какое-то время после экзаменов оставалась в общежитии, мы встречались, гуляли, даже успели пару раз сходить в кино, но, когда все ее соседки по комнате разъехались, она тоже засобиралась домой.

Я провожал ее в общежитие, и мы по пути целовались в каких-то подъездах, куда прятались от посторонних глаз. Однажды она предложила мне зайти к ней в комнату, когда там уже никого не было, но я струсил, сославшись на какое-то неотложное дело. Мила мне очень нравилась, но я боялся продолжения наших отношений, зная, что всё может закончиться с моим отъездом.

Я видел, как Мила все больше привязывается ко мне, знал, что сейчас она в моей власти и доступна. Она доверяла мне, и это делало ее беззащитной, но я не мог воспользоваться доверием любящей меня девушки, чтобы минутной слабостью разрушить ее жизнь. Да и слишком свежей в памяти оставалась история Маши и Юрки, а я не хотел для Милы участи Маши Мироновой. Как говорится, exemplis discimus ...