Студент

- Я кивнул головой.

- Достойный человек. Примите мое искреннее соболезнование по поводу тяжелой утраты.

- Вам институт даёт хорошую характеристику, отмечая ваши неординарные способности, - после небольшой паузы сказал Иван Фёдорович.

Я пожал плечами.

- Володя, вы комсомолец и должны понимать, что если мы пригласили вас к нам, то мы вам всецело доверяем, но хочу предупредить: всё, о чем здесь пойдет речь, не должно выйти за эти стены. Надеюсь, вы понимаете, в каком учреждении находитесь.

Последние слова Иван Федорович произнес жестко, пробуравив меня стальным взглядом серых холодных глаз.

- Понимаю, - сказал я, а по телу пробежали мурашки, хотя мое время уже не было таким страшным как то, когда в этом кабинете сидел отец.

- Я недаром заговорил о ваших способностях. Но я имею ввиду не те, которые отмечает руководство вашего института, а те, о которых я знаю со слов некоторых своих бывших сослуживцев, в частности от Фаддея Семеновича, которому вы оказали в свое время неоценимую услугу.

- Ничего особенного там не случилось. Сейчас в научной литературе полно примеров излечения методом наложения рук.

Говоря это, я немного лукавил. В случае с дочерью генерала Фаддея Семеновича играли другие факторы. Я тогда смог ввести девушку в то особое состояние, в котором мог пребывать сам, и это стало основой лечения. Я погрузил ее в мир отрицаемых наукой тонких энергий.

- Я об этом знаю. Сейчас политическая обстановка позволяет свободно говорить о телепатии и других подобных явлениях. Даже в литературе по криминалистике появляются намеки на то, чтобы использовать способности экстрасенсов для раскрытия преступлений. Но нам также хорошо известно, что официальная наука опровергает саму возможность парапсихологических феноменов, а поэтому любому здравомыслящему человеку трудно воспринимать это серьезно... С другой стороны, мы знаем, что государство сейчас финансирует закрытые исследования в этой области. А также нам известно, что в некоторых серьезных учреждениях такая работа все же на свой страх и риск проводится, хотя ее результаты не документируют╛ся. Больше того, сотрудники опасаются огласки фактов обращения к такого рода способам и методам получения нужной для дела информации и тщательно скрывают ее источники... Вот такое положение дел.

- Кстати, это тоже закрытая информация, - заключил Иван Федорович и опять строго посмотрел на меня.

- И чего вы хотите от меня? - спросил я, смутился от того, что вопрос прозвучал неприлично вызывающе, и поправился:

- Чем я могу помочь?

- Дело щепетильное...

Иван Федорович сделал короткую паузу, словно еще раз взвешивая, доверять мне или нет, и решительно заговорил:

- На первый взгляд может показаться, что это дело личное. Но нужно иметь ввиду, что оно касается одного из ответственных работников государственной структуры, а потому здесь возможны любые провокации... В общем, у моего заместителя, полковника Самойлова, пропала дочь. И никаких следов. Пропала и как в воду канула. Мы предприняли все меры, насколько это было возможно в данной ситуации, но вопрос, еще раз повторю, щекотливый, и мы бы не хотели давать огласку этому делу.

Иван Федорович замолчал и выжидающе смотрел на меня.

- Когда пропала девушка? - спросил я.

- Четыре дня назад.

- Мне нужно поговорить с отцом девушки.

Иван Федорович нажал на кнопку коммутаторного телефона и попросил секретаршу пригласить полковника Самойлова.

Через пару минут в кабинет вошел моложавый полковник, на вид лет сорока с небольшим. Он окинул меня беглым взглядом и без приглашения сел на диван, закинув ногу за ногу.

- Вот, Николай Афанасьевич, молодой человек, о котором я тебе говорил, - сказал Иван Фёдорович.

- Что-то больно молод, - дал мне оценку полковник.

- У него к тебе вопросы, - не обращая внимания на реплику своего заместителя, пояснил хозяин кабинета.

Полковник молча повернулся ко мне. Я, не зная, как обращаться к нему, замялся, но тот понял без слов и назвал себя.

- Обращайтесь ко мне Николай Афанасьевич.

- Спасибо, - поблагодарил я.

- Николай Афанасьевич, при каких обстоятельствах пропала Ваша дочь? - спросил я.

- Что вы имеете в виду? - нахмурился полковник.

- Ну, не могли, например, явиться следствием исчезновение вашей дочери какие-то семейные отношения?

- Нет, не думаю... Но сейчас мне, прежде всего, важно знать, жива она или нет. Жена в истерике, твердит: "убили, убили!"

- Мне нужна фотокарточка Вашей дочери, - попросил я.

Полковник достал из кармана гимнастерки портмоне и вынул черно белую фотокарточку девять на двенадцать. Я взял фотографию в руки. На меня смотрела симпатичная девушка с ироничной улыбкой, красивым очертанием губ и с толстой косой, выпущенной на грудь.

Всякий раз, когда я смотрю на фотографию мертвого человека, мне бывает тяжело от ощущения отсутствия живого взгляда. В этом случае лицо на фотографии становится как бы плоским и теряет что-то неуловимое. Лицо меркнет, темнеет. Если я беру такую фотографию, то от нее идет легкий холод, который может усиливаться. Иногда мне нужно положить руку на изображение, чтобы установить энергетическую связь с портретом, и когда я более явственно чувствую холод, исходящий от него, мне кажется, что моя рука проваливается в пустоту.

К счастью, дочь полковника оказалась жива. Я внимательно всматривался в лицо девушки на фотографии и видел, что черты ее лица приобретают чёткость и яркость, резче обозначаются глаза, а вся фотография не утрачивает трехмерности изображения, ощущения тепла и света, исходящего от нее.

- Ваша дочь жива, - сказал я, и с меня самого словно камень свалился.

- Это точно? - еще не вполне веря моим словам, переспросил полковник.

- Точно, - заверил я с легким сердцем.

- Иван Фёдорович, извини, я должен позвонить жене. Она же с ума сходит, - попросил полковник.

- Да звони, конечно, - придвинул к краю стола телефонный аппарат Иван Фёдорович.

Полковник набрал номер, подождал, пока там возьмут трубку и проговорил:

- Марго, дочь жива... Ну-ну, успокойся. Большего сказать не могу... Всё, дома поговорим.

- Ну, и где все же ее искать? - спросил Иван Фёдорович.

- У Вашей дочери комната отдельная?

- Конечно, - удивился полковник.

- Вы можете показать мне ее комнату?

- Если это необходимо, пожалуйста.

- Давай, Николай Афанасьич, бери мою машину и езжай. Может, правда, что получится, - приказал генерал.

Квартиру открыла жена полковника. Ее заплаканные глаза испугано и с надеждой смотрели на мужа, а потом с недоумением и вопросительно на меня.

Мы разделись, и полковник, ничего не объясняя жене, провел меня в комнату дочери. Я сел на мягкий стул за письменный стол, который стоял перед окном, провел руками по крышке стола, и уже предчувствуя готовность мозга к измененному сознанию, ощутив мурашки, которые пошли по телу как при ознобе, попросил дать что-нибудь из вещей девушки. Жена полковника вошла в комнату следом за нами, не понимая, что происходит, но, приученная не задавать лишних вопросов и полностью полагаться на мужа, достала дамскую сумочку дочери, но я, заметив плюшевую обезьянку, сидящую в глубине кресла в углу, попросил подать мне ее. Я понял, что это то, что мне нужно, потому что от обезьянки исходила неуловимо энергия, которая больше, чем сумочка, связывала ее с девушкой.

Звон в ушах появился и исчез внезапно, не причиняя мне обычной при этом боли. Комната заколыхалась и растворилась в дымке, а когда дымка рассеялась я увидел девушку с фотографии. Она шла в обнимку с молодым человеком. Я видел их настолько четко, что описать не представляло труда. Он - красавец восточного типа. Правильные черты лица, черные густые волосы чуть длиннее, чем следовало бы иметь по канонам общих требований к прическе. Одет модно: безукоризненный костюм, тонкий галстук и узконосые туфли. Вот они поднялись в какую-то квартиру, она идет на кухню, что-то начинает готовить. Все неестественно медленно и как-то зыбко, словно я заглянул в параллельный мир. А, может быть, так и было?