Страница 13 из 15
С каждым днем ситуация становилась все более напряженной, и на каждой встрече с командованием союзников я видел, что военные представители Англии, Франции и Японии выступают единым фронтом по всем вопросам. Я не думаю, что беспристрастный человек, который лично знаком с тогдашним положением дел, станет утверждать, что представители Англии, Франции и Японии соблюдали нейтралитет во внутрироссийских конфликтах. Эти представители не только не отрицали, но хвастались своей деятельностью, направленной на уничтожение того, что они называли большевизмом.
Вскоре на этих встречах с союзниками стало очевидным, что меня воспринимают как темную лошадку, и при возникновении любых разногласий их стрелы дружно обрушивались на меня. В нашей политике существовали фундаментальные различия, которые невозможно было преодолеть, пока действовали данные мне предписания. Англия, Франция и Япония всегда преследовали цель нанести большевикам максимально возможный урон, тогда как я старался держаться в стороне от любых русских политических партий. Принцип невмешательства был провозглашен на весь мир, и каждый человек в Сибири, и русский и иностранец, знал об этом обещании, данном перед тем, как войска союзников вошли туда. С моей точки зрения, эта политика была здравой, потому что на земле нет ни одной нации, которая бы не возмутилась, если бы на ее территорию вторглись иностранные войска с целью привести к власти ту или иную политическую силу. В результате пострадал бы не только престиж подобной интервенции, но был бы нанесен существенный урон той политической партии, которой пытались помочь иностранцы.
В тот момент, когда Соединенные Штаты поддержали одну из сторон в российском конфликте, что противоречило официальным заверениям, данным президентом Вильсоном русским, их репутация и представление об искренности намерений были дискредитированы.
Чехи, оказавшиеся в Сибири, были приверженцами либеральных идей. Они достаточно натерпелись от автократии и вместе с тем были настроены бороться с большевизмом, поскольку видели в нем агента Германии и Австрии, считали его препятствием на пути их стремления создать чехословацкую республику. Как только чехи поняли, что борьба с большевизмом означает не только отрицание всех форм либерализма, но преследует цель передачи власти в руки тех, в чьих руках она находилась при Романовых, тех, кто поддерживал идеи царизма, они больше не могли идти в ногу с Англией, Францией и Японией.
Канадцы и китайцы не сходились во взглядах с тремя вышеупомянутыми нациями. Канадцы, по моему мнению, представляли собой сознательную, вдумчивую силу. Не секрет, что они не одобряли жестокие репрессивные методы, использовавшиеся против народа сторонниками Колчака и которые пусть и не поддерживались полностью генералом Ноксом и сэром Чарльзом Элиотом, но и не порицались ими. Практика убийств, заключения в тюрьму и избиения людей за то, что они исповедовали определенные идеи, вызывала у канадцев отвращение. Они не понимали, как повторяющиеся заявления правительств о том, что они не намерены отступать от традиционной политики невмешательства во внутренние дела России, соотносятся с действиями, которые девяносто девять и девять десятых процента людей, осведомленных об этих действиях, воспринимали как самое вопиющее вмешательство.
Однажды один из высших канадских офицеров сообщил мне о ситуации, возникшей в канадских частях, отказавшихся выполнять некоторые приказы, которые отдавал верховный британский комиссар сэр Чарльз Элиот. Вскоре после этого инцидента канадские части были отправлены назад в Канаду. Я никогда не видел никаких официальных заявлений о причинах отправки этих частей домой, но в одной английской книге читал, что они не вполне удовлетворительно выполняли свой долг. Что же касается того, в чем это выражалось, никаких разъяснений не давалось. Но для нас – для тех, кто был в Сибири, – такие разъяснения не требовались, поскольку причины были совершенно очевидны. Поскольку канадские солдаты находились под командованием британских властей, белые пропагандисты не могли заклеймить их страшным словом «большевики», как сделали бы, если бы они приехали не из Канады, а из Соединенных Штатов.
Итальянский командир проинформировал меня, что имеет от своего правительства предписание голосовать за все предложения американского представителя. При этом представители Англии, Франции и Японии оказывались в меньшинстве, и это ставило их в неловкое положение, поскольку генерал Нокс считал, что это он должен определять действия военных представителей союзников в Сибири. Как только Нокс понял, что Соединенные Штаты ни при каких условиях не будут ни прямо, ни косвенно участвовать в формировании Восточного фронта, он с легкостью переключился на идею, что войска союзников должны быть использованы для борьбы с большевизмом. И поскольку он часто оказывался в меньшинстве в союзном командовании, его раздражение, раскаляясь добела, обращалось преимущественно против меня и адмирала Найта. Я часто слышал, как он совершенно открыто критиковал президента Вильсона, и его негодование было таким сильным, что он забывался. Не один раз он самым возмутительным образом отзывался о представителях Соединенных Штатов. Однажды вечером во время обеда, на котором за британским столом сидел приглашенный в качестве гостя американец, он обозвал адмирала Найта и меня тупыми упрямцами.
В сентябре во Владивосток прибыл генерал Гайда, и я впервые встретился с ним. Его сопровождали генерал Пэрис – в то время старший французский офицер на Дальнем Востоке – и другие французские офицеры.
Генерал Пэрис тоже вынашивал честолюбивые планы о формировании Восточного фронта и склонен был критиковать американцев, которые не делали то, что он считал нужным. В то время генерал Гайда был молодым человеком двадцати семи лет, разгоряченным своими успехами в Иркутске. Поскольку представители союзников использовали его, побуждая сделать все возможное, чтобы заставить войска других наций идти на запад, я счел полезным предупредить его, чтобы он не ждал, что американские войска двинутся западнее озера Байкал.
К сожалению, для обеспечения единства действий в то время в поле зрения появился доктор Теслер, возглавлявший американский Красный Крест, про которого было широко известно, что он двоюродный брат миссис Вудро Вильсон. Он был убежденным сторонником самодержавия и почти восемнадцать лет прожил в Японии. Судя по всему, после окончания работы Красного Креста в Сибири он намеревался вернуться в Японию. Доктор Теслер в большей степени сочувствовал действиям англичан, французов и японцев, что не соответствовало американской политике невмешательства.
Как только генерал Гайда уехал от меня, доктор Теслер заверил его, что, несмотря на заявленную политику Соединенных Штатов, он знает: в случае если ситуация с чехами обострится и Гайда телеграфирует мне о необходимости военной помощи, я не посмею отказать и сразу же направлю американские войска на запад. Присутствовавший при этом майор американской армии Слотер слышал это заявление доктора Теслера и при первой же возможности воспроизвел его по памяти и отправил мне. Родственные связи доктора Теслера с миссис Вильсон заставляли иностранцев придавать слишком большое значение его точке зрения в вопросах политики. Майор Слотер также сообщил, что, совершая поездку на запад с генералом Гайдой, генерал Пэрис «критиковал действия Соединенных Штатов в отношении чехов, что в настоящее время наносит определенный ущерб».
В сентябре Семенов[1], который, как выяснилось позже, был убийцей, грабителем и самым отъявленным негодяем, тоже приехал встретиться со мной. Его финансировали японцы, но, хотя он не считал, что должен выполнять их приказания, всегда держался на расстоянии досягаемости от японских войск. По сути дела, ему не оставалось ничего иного, поскольку без защиты японцев он не просуществовал бы в Сибири и недели. Семенов постоянно твердил о «возрождении Родины».
В сентябре-октябре представители союзников и русских старались оценить меня, а я тем временем старался оценить их. Не знаю, насколько они достигли успеха, но я очень быстро разочаровался. Я ожидал встретить представителей союзников и русских представителей, не имеющих других мотивов, кроме желания помочь России. Ко мне приходило много русских, принадлежавших к разным политическим группировкам, таким как монархисты и социалисты-революционеры, и разным классам, как крестьяне и представители земств. Они, естественно, хотели знать, каким будет мое поведение в отношении их проблем, и я был рад сообщить им, что войска Соединенных Штатов не будут вмешиваться в их внутренние дела и политические процессы. Как и ожидалось, одним это нравилось, других разочаровывало. В октябре в мой кабинет пришел русский офицер в мундире царского образца и сказал, что он официальное лицо или, по крайней мере, занимает какой-то официальный пост. Этот человек заявил, что я встречаюсь с людьми, чью политику они не разделяют, и люди, которых он представляет, хотят, чтобы я перестал принимать нежелательных посетителей. Я спросил, каким образом смогу быть в курсе происходя щего, и он ответил: «Мы будем снабжать вас всей информацией, которую вам необходимо знать». Я объяснил ему, что буду говорить со всеми, с кем пожелаю. Этот русский в истинно казачьей манере щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета, и у меня появились враги еще в одной русской фракции. Его предложение меня удивило, и я подумал, что подобная идея могла появиться только в такой автократической стране, как старая Россия. Однако позже ко мне явился генерал Нокс и сказал: «У вас складывается репутация «друга бедняков», но неужели вы не понимаете, что они просто свиньи».
1
Семенов Григорий Михайлович (1890–1946) – казачий атаман, деятель Белого движения в Забайкалье и на Дальнем Востоке, генерал-лейтенант белой армии. (Здесь и далее примеч. пер.)