Страница 17 из 19
И Аркадий недоумевал: если в русской армии столько героев, то почему в сводках то и дело читаешь: «Наши войска отошли на новые позиции…», «Наши доблестные войска, после кровопролитных боев, оставили…». Он спросил об этом маму. Она ничего не ответила. А придя к ней в приемное отделение, увидел: мама, сидя в накрахмаленной шапочке и белоснежном халате, торопливо просматривает первую страницу «Нижегородского листка»…
Вечером Аркадий спросил о том же Галку. Учитель встал из-за стола, прошелся вдоль книжных шкафов, плотно прикрыл дверь в прихожую.
– Мы не были готовы в 1904 году, – произнес он наконец, – когда началась война с Японией. Мы оказались не готовы и теперь. Помимо этого возникла опасная и двусмысленная ситуация. Наша царица, Александра Федоровна, – родная сестра кайзера Вильгельма. Вряд ли она желает поражения своей родине – Германии. И ходят слухи, что она тайком переписывается со своей родней.
– А царь знает, что его жена – немецкая шпионка?!
– Аркадий, не так громко, – предостерег его Галка. – Известно только одно: если царь уезжает, как главнокомандующий, на фронт, то многие дела внутри страны вершит Александра Федоровна. И что она делает для блага России, а что для блага Германии… – Галка развел руками.
Арзамас наводнили беженцы. Они прибывали из мест, захваченных противником. Снова сильно подорожали продукты. Тетя Даша уходила в очередь за крупой и хлебом с ночи. А как-то в класс, где учился Аркадий, один из купеческих сынков явился с опозданием. И на левой его щеке запечатлелась пятерня.
– В чем дело? – спросил преподаватель математики. – Вы дрались на улице?
– Это отец… – Лицо мальчика скривилось от обиды. – Я хотел, он не пускал…
В перемену выяснилось, отец оставлял сына считать деньги – выручку в дом носили мешками, а мальчику это надоело.
И вдруг в марте семнадцатого года в реальном после занятий накрепко заперли двери на улицу. Ребята, уже одетые в шинели, бегали по вестибюлю и коридорам. А сторож объяснял, что выполняет распоряжение инспектора Лебяжьева.
Площадь перед училищем заполонили толпы. Они несли красные полотнища на длинных палках. Никаких демонстраций в Арзамасе отродясь не было. Один из старшеклассников крикнул:
– Братва, айда в туалет! Оттуда вылезем на улицу!
В туалете на первом этаже с треском открыли законопаченное окно, и ребята стали прыгать в снег. Аркадий прыгнул тоже.
С высокого крыльца дома, что напротив училища, выступал человек в солдатской папахе и запачканной мазутом шинели железнодорожника.
– Граждане, – говорил рабочий, – поздравляю вас с небывалым праздником: царь Николка, Николай Второй, по прозвищу Кровавый, который велел расстреливать рабочих в 1905 году, царь, из-за которого мы несем столько поражений, отрекся от престола. Теперь у нас будет Временное правительство!
Люди закричали «ура», мальчишки от радости засвистели. А. Голиков подумал: «Раз не будет царя, то не будет и царицы. Это ясно. А когда же кончится война и вернется папа?»
В училище после митинга началось невообразимое. Реалисты собрались в актовом зале, начали свистеть и кривляться перед портретами царя и царицы, кидая в физиономию Николая и Александры Федоровны карандаши и резинки. Конец беспорядку положил директор, который велел сторожу унести портреты.
В городе замелькали люди в красных рубашках. Они называли себя эсерами. А затем появились другие – в черных. Они именовались анархистами. Кроме того, появились кадеты и трудовики. И все они призывали на митингах рабочих и мужиков окрестных сел пополнять их ряды. Народ недоумевал: какая же партия самая стоящая? На помощь пришел отец Павел. В своей проповеди в Воскресенском соборе он объяснил, что социалистом и революционером был еще Иисус Христос. И арзамасские обыватели повалили записываться в эсеры.
Аркадий старался не пропускать ни одного митинга. Он хотел понять главное: когда же закончится война?.. Но ораторы говорили в своих речах о чем угодно, кроме этого. А в газетах он прочитал: без свергнутого царя народ освобожденной России будет воевать с удвоенной силой.
Но одно объединяло всех ораторов: они дружно ругали большевиков и Ленина. Да и газеты писали о большевиках недоброжелательно и странно.
Совершенно сбитый с толку, Аркадий обратился к отцу.
«Милый, дорогой папочка!
Пиши мне, пожалуйста, ответы на вопросы:
1. Что думают солдаты о войне? Правда ли, говорят они так, что будут наступать лишь только в том случае, если сначала выставят на передний фронт тыловую буржуазию и когда им объяснят, за что они воюют?
2. Не подорвана ли у вас дисциплина?
3. Какое у вас, солдат, отношение к большевикам и Ленину? Меня ужасно интересуют эти вопросы, так как всюду об них говорят.
4. Что солдаты, не хотят ли они сепаратного мира?
5. Среди состава ваших офицеров какая партия преобладает?.. Какой у большинства лозунг? Неужели – «Война до победного конца», как кричат буржуи, или «Мир без аннексий и контрибуций»?..
Крепко целую. Твой сын Аркадий Голиков.
Пиши мне на всё ответы, как взрослому, а не как малютке»*.
Но письма с фронта шли долго. Не дождавшись ответа, Аркадий пошел к Галке.
– За что, – спросил он, – все ругают большевиков?
– Кого же вы слушаете? – спросил Галка. – Выездновских лабазников, мясников, семинаристов, мечта которых поскорее стать попами? Вот погодите, я отведу вас вечером в клуб большевиков.
Они пришли в деревянный дом на Сальниковой улице, окруженный густым садом. Еще по дороге Галка сообщил, что большевиков в городе всего двадцать человек.
– А вы? – спросил Голиков.
– Я тоже большевик, – улыбнулся Галка.
Народу в клубе набралось битком: солдаты из госпиталей, расконвоированные пленные австрийцы, рабочие с кошмовальных и кожевенных заводов. И вдруг среди шинелей и темных пальто Аркадий заметил канареечный кант шинелей реалистов. У дальней стены, за столом с красной скатертью, сидели выпускники прошлого года – Колька Березин и Женька Гоппиус. А между ними – маленькая женщина в темном шелковом платье. Это была Мария Валерьяновна, мать Женьки.
Гоппиусы жили на окраине, возле самого перелеска и кладбища. Существовали они уроками и тем, что сдавали в аренду сад и огород, которые не могли обрабатывать сами. Обыватели говорили, что на окраине Гоппиусы поселились неспроста, и если вечерком возле ихнего дома тихо постоять, то много любопытного можно заметить: и народ к ним загадочный ходит, и свертки носят, – не иначе как мама с сыном скупают краденое, а потом на базаре в Нижнем перепродают.
– А мать Женькина тут чего делает? – неприязненно спросил Аркадий, вспомнив обывательские разговоры.
– Что делает? – Галка загадочно усмехнулся. – Мария Валерьяновна Гоппиус – самый главный наш большевик.
А Женя и Коля Березин – ее главные помощники. Пойдемте, я вам все расскажу.
В тот же вечер Аркадий узнал, что Мария Валерьяновна Виноградова родилась в семье чиновника, вышла замуж за состоятельного инженера-путейца Гоппиуса, который, между прочим, строил арзамасский вокзал. А судьбу свою Мария Валерьяновна связала с революцией. Ее арестовывали и ссылали. В тюрьмах, во время переездов она потеряла троих детей.
От нее ушел муж. Но Мария Валерьяновна продолжала революционную работу. Живя в Арзамасе в ссылке, она тайно создала большевистскую организацию.
Голиков стал ходить в клуб на Сальникову улицу каждый день и однажды услышал то, что ему всего важнее было знать.
– Наша партия и Ленин, – заявил один из ораторов, – стоят за то, чтобы крестьяне получили землю и чтобы солдаты разошлись из окопов по домам!
Аркадий хотел подойти и спросить: «А когда она кончится, эта война?», но постеснялся. Зато его приметила Мария Валерьяновна и подозвала к себе.
– Мальчик, – спросила она, – ты чей? И что ты каждый вечер у нас делаешь?
Вопрос ее прозвучал холодновато, будто она Аркадия в чем-то подозревала. Аркадий растерялся. На помощь пришел Женька.