Страница 16 из 19
Он любил открыть перед сном синий томик Гоголя. В особенности «Сорочинскую ярмарку». И вскоре обнаружил: то, что он прочитал накануне вечером, он мог слово в слово повторить наизусть утром. Еще легче запоминались стихи.
Аркадий был полон впечатлений от книг, которые давал ему Галка (так много он еще никогда не читал). Его не покидало радостное возбуждение от того, что он видел результаты своих усилий по развитию собственных способностей. Да и усилия-то понадобились не бог весть какие. Главное, Галка подсказал ему путь.
Аркадий снова стал сочинять стихи. Даже на уроках он вынимал из ранца тетрадку и торопливо заносил в нее пришедшие в Голову строки. Товарищи это заметили и стали просить, чтобы он им почитал. Помня злосчастное сочинение, Аркадий краснел и долго отнекивался, но его уговорили. Однажды после занятий, когда в классе собралось несколько человек, Аркадий прочитал восьмистишие, посвященное отцу.
– Здесь недостает одной строфы, – заметил Шурка Плеско. Он был на год старше Аркадия и слыл в училище эрудитом. – Допиши. В субботу мы проводим благотворительный вечер в пользу выздоравливающих солдат. И ты выступишь. Под музыку.
– Но я никогда не выступал. Тем более под музыку. У меня и слух не того…
– Мы дадим тебе замечательного аккомпаниатора. Адька Гольдин у нас играет на рояле, как Паганини.
– Паганини вроде был скрипачом, – робко напомнил Аркадий. – Играл на одной струне.
– А у нас Гольдин, как Паганини, играет на рояле, – авторитетно заметил Шурка: он не любил, когда с ним спорили.
Страх выступления в переполненном зале, да еще под музыку, боролся в душе Голикова с желанием помочь собрать деньги для солдат. И потом, вдруг какой-нибудь выздоравливающий вернется в полк, где служит отец?..
– Хорошо, – согласился Аркадий, – только пусть Адька играет нс слишком громко.
Вечер состоялся в городском театре. Аркадий впервые увидел свое имя на афише. Правда, оно было набрано самыми мелкими буквами.
Аркадий и Гольдин поднялись на сцену. Аркадий был невысок, а Гольдин еще меньше. И оба выглядели со сцены совсем маленькими. Голиков и Адька неумело поклонились. В зале раздался доброжелательный смех. Гольдин сел к роялю и взял первый аккорд. Аркадий от волнения его не услышал. Гольдин, нажимая для громкости на педали, повторил – в зале снова засмеялись. Наконец Аркадий совладал с собой и прочитал стихи хорошо, а Гольдин вообще показал себя виртуозом. Мальчишкам долго аплодировали, но у них был подготовлен всего один номер. Пришлось исполнять его второй раз.
С этого дня Аркадия приглашали на все благотворительные вечера. Он читал не более двух-трех своих стихотворений, но, если публика его не отпускала, начинал декламировать Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Шевченко. А со временем включил в программу прозу Лермонтова, отрывки из повестей Гоголя и Льва Толстого.
Однажды Голиков дежурил в классе. Во время переменки через приоткрытую дверь он услышал спор, который возник в коридоре.
– Да не помнит он всего наизусть, – говорил одноклассник Мешалкин. – Он пересказывает Толстого и Гоголя близко к тексту.
– Нельзя так точно пересказывать, легче запомнить. – Аркадий узнал голос Борьки Доброхотова, сына владельца городской типографии. Он был мальчишкой начитанным.
– Я докажу, – не унимался Мешалкин. – В следующий раз на Аркашкино выступление я возьму книгу и буду следить… Пари?
– Со мной, – распахнул дверь Голиков. – Спорим на «американку».
Мешалкин побледнел: проигравший «американку» был обязан выполнять любые желания победителя. Многие реалисты таким образом надолго попадали в рабство к одноклассникам.
– Разрешаю взять свои слова обратно, – великодушно предложил Аркадий.
– Нет. – Лицо Мешалкина покрылось круглыми пятнами: отступать ему было поздно.
– Тогда «американка».
– На три желания, – поспешно уточнил Мешалкин.
– Согласен. Проверку устроим после уроков. Книги принесешь сам.
После занятий остался почти весь класс. Мешалкин принес из школьной библиотеки однотомник Гоголя.
– Проверяй по «Сорочинской ярмарке» или «Мертвым душам», – предупредил Аркадий.
Он стоял у доски. Мешалкин с раскрытой книгой сидел за первой партой. Вокруг него сгрудились остальные, чтобы следить по тексту.
– «Прежде, давно, в лета моей юности…» – начал Мешалкин.
– «…в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, – подхватил Голиков, – мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту».
– Это потому, что начало главы, – торопливо произнес Мешалкин и раскрыл книгу в другом месте. – «Слова хозяйки были прерваны странным шипением…» – стал он читать снова.
– «…так что гость было испугался, – продолжал без малейшего усилия Аркадий, – шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить».
Слушатели восторженно зашумели: одно дело, когда ты сидишь в зале и выступает декламатор, а другое, когда идет такое состязание. Но Мешалкин решил не сдаваться. Он снова перелистнул изрядное количество страниц.
– «Между тем герою нашему готовилась пренеприятнейшая неожиданность», – начал он.
– «…показался из последней комнаты Ноздрев, – подхватил Голиков. – Из буфета ли он вырвался, или из небольшой зеленой гостиной, где производилась игра посильнее, чем в обыкновенный вист, своей ли волею, или вытолкали его, только он явился веселый, радостный, ухвативши под руку прокурора, которого, вероятно, уже таскал несколько времени…»
– Считаю проверку законченной, – заявил Борька Доброхотов. – Мешалкин проиграл. Аркадий, твое первое желание. Брат, между прочим, прислал Мешалкину отличный карманный фонарик и полдюжины батареек. Вечером включишь на улице – всю улицу видно.
– Да, фонаря у меня нет, – признался Аркадий, – свой я отдал матери. Она часто поздно возвращается. – И посмотрел на Мешалкина – у того был совершенно несчастный вид.
И Голиков подумал: как бы он себя чувствовал, если бы отец прислал с фронта подарок, а он, Аркадий, этот подарок проспорил бы?
– Фонаря у меня нет, – с сожалением повторил Аркадий. – И первое желание у меня такое… – Он выдержал длинную паузу. – Мешалкин, за месяц ты должен выучить «Сорочинскую ярмарку». А если не выучишь, заберу фонарь.
Весть о необычном пари разошлась по городу. Голикова стали приглашать в другие школы. И он особенно был польщен, когда явилась делегация из женской гимназии. Проверять Аркадия по книге, как Мешалкин, в других школах стеснялись, но зато во время выступлений его просили из зала:
– Прочтите, пожалуйста, из «Тамани».
– Из «Капитанской дочки».
– Сцену у Манилова.
И Аркадий читал. Он сделался городской знаменитостью, и его звали так: «декламатор из реального».
Часть вторая
Пожнешь судьбу
Необыкновенное время
Раз в неделю Аркадий ходил в библиотеку. Он менял книги, а потом садился в темноватом углу и читал свежие номера журнала «Нива» и газеты.
Пока он читал журнал, душа его наполнялась гордостью: он видел снимки грозных русских бронепоездов и могучих пушек, которые наносили сокрушительные удары по войскам немецкого кайзера. Аркадий подолгу разглядывал фотографии героев – разведчиков, летчиков, артиллеристов с новенькими Георгиевскими крестами на гимнастерке.
Однако стоило взять подшивку «Нижегородского листка», и настроение моментально портилось. На самой первой странице публиковались списки раненых, убитых и пропавших без вести. Аркадий торопливо и с опаской их проглядывал, с облегчением вздыхал, не найдя знакомой фамилии, и начинал искать отца в числе награжденных. Не обнаружив и тут, успокаивал себя, что указы о награждениях постоянно запаздывают.
Те же газеты публиковали «всеподданнейшие депеши Державному Вождю» – царю Николаю Второму. Депеши были полны словесного мусора: «Мы восторженно гордимся… под доблестным руководством Верховного Главнокомандующего… одушевленные твердой верой… чувства беспредельной любви и преданности…»