Страница 10 из 14
«Входит Мими. Ей от девятнадцати до двадцати девяти. Ее отличает особая изысканная красота. Неброская, но полная соблазна. Она – воплощение девственности и одновременно опасности». – Однако… – пробормотала мисс Беллами. – «Из-за угла камина выходит Ходж. Одобрительно присвистывает при виде девушки. Делает недвусмысленные жесты с кошечьей грацией».
Почему эта строка вызывает у нее какие-то смутные опасения? Она стала переворачивать страницы. Да, роль действительно большая.
«Мими: Если б сейчас был апрель, тогда… Или же я, проснувшись так рано, неправильно восприняла указания?»
«Черт», – подумала мисс Белами.
Но затем прочла вслух еще несколько реплик и решила, что в них что-то есть. Продолжая перелистывать страницы, она вдруг поняла, что пьеса нравится ей все больше и Дики написал для нее большую и интересную роль. Совсем не похожую на все ее остальные роли. В таком виде, это, конечно, никуда не годится, но сразу видно: намерения у него были самые лучшие.
Рукопись выскользнула из рук, упала на грудь. Скандалы и нервотрепка всегда страшно выматывали ее. Перед погружением в дремоту ее вдруг точно током пронзила одна мысль, и Мэри встрепенулась всем телом. Она подумала о Пинки. Глупо было бы предположить, что этот секундный дискомфорт был вызван приливом ненависти, а не какой-либо иной чисто физической причиной. В любом случае мисс Беллами погрузилась в беспокойный сон.
Вошла Флоренс. В руках у нее был флакон духов под названием «Врасплох». Она на цыпочках пересекла комнату, поставила духи на туалетный столик и какое-то время смотрела на спящую мисс Беллами. За шезлонгом на подоконнике стояли горшки с тюльпанами и азалиями в бутонах, между ними примостилась жестянка с ядом для вредителей. Чтобы достать ее, Флоренс пришлось перегнуться через свою госпожу. Она сделала это крайне осторожно, но мисс Беллами в этот момент шевельнулась. Флоренс отпрянула и тихо, на цыпочках, вышла из комнаты.
На лестничной площадке стояла престарелая Нинн. Стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на Флоренс.
– Спит, – сказала та и кивком указала на дверь. – Легла баиньки.
– Ну, как всегда после скандала, – заметила Нинн. А потом добавила деревянным голосом: – Погубит она этого мальчишку.
– Она сама себя погубит, – проговорила Флоренс, – если не будет следить за каждым своим шагом.
После ухода мисс Беллами огорченная Аннелида обернулась к дядюшке. Октавиус мурлыкал под нос какую-то елизаветинскую мелодию и разглядывал себя в якобинском зеркале, висевшем над письменным столом.
– Очаровательно, – выпалил он. – Просто волшебно! Клянусь тебе, Нелл, за последние лет двадцать я вдруг удостоился внимания хорошенькой женщины. И она была так любезна и настроена весьма игриво, точно тебе говорю. И всё это… произошло так внезапно, так трогательно и импульсивно! Нам предстоит расширить свои горизонты, любовь моя.
– Но дядя! – в отчаянии воскликнула Аннелида. – Ты даже не представляешь, какую заварил кашу!
– Кашу? – Октавиус удивленно посмотрел на нее, и руки у нее опустились. – О чем это ты? Я принял приглашение, столь любезно представленное нам очаровательной женщиной. Причем тут какая-то каша, скажи на милость? – Аннелида не ответила, и он продолжил: – Нет, тут, конечно, следует решить несколько проблем. К примеру, я понятия не имею, в каких нарядах сегодня принято выходить в свет на коктейльные вечеринки. В мое время я надел бы…
– Наряды тут не причем.
– Разве? В любом случае надеюсь, ты просветишь меня на эту тему.
– Я уже сказала Ричарду, что не смогу прийти.
– Глупости, дорогая, – заметил Октавиус. – Ну, разумеется, мы пойдем. Что тебя беспокоит? Не понимаю.
– Трудно объяснить, дядюшка. Дело в том… Ну, отчасти в том, что я в театральном мире занимаю нижнюю ступеньку. Что я в нем всего лишь жалкая пылинка под колесами сверкающей колесницы мисс Б. Я все равно что капрал, случайно оказавшийся на празднике высших офицерских чинов.
– А вот это, – покраснев от возмущения, сказал Октавиус, – фальшивая, на мой взгляд, притянутая за уши аналогия. Ты уж прости, Нелли, за эти слова. И еще, дорогая, когда хочешь процитировать что-то, лучше брать из надежных источников. В дни моей молодости настоящим бичом светских салонов была индийская любовная лирика.
– Извини.
– Было бы крайне неприлично отказаться от столь любезного приглашения, – не унимался Октавиус, все больше походя при этом на избалованного непослушного ребенка. – И я хочу его принять. Да что с тобой такое, Аннелида?
– Дело в том, – уже в полном отчаянии выпалила девушка, – что я не совсем понимаю, как следует держать себя с Ричардом Дейкерсом.
Октавиус смотрел на нее с таким видом, словно до него только что дошло.
– Стало быть, – угрюмо произнес он, – этот Дейкерс пытается за тобой приударить. Просто удивительно, как я не замечал прежде. И он тебе совершенно не нравится, так?
Тут, к его разочарованию, Аннелида едва не расплакалась.
– Нет! – воскликнула она. – Нет! Ничего подобного… правда. То есть я хотела сказать, хотела сказать, что я не понимаю… – Она беспомощно смотрела на Октавиуса. А дядя, как она чувствовала, находился на грани нервного срыва, что случалось с ним крайне редко. Мисс Беллами уязвила его самолюбие. Как он крутился и пыжился перед ней, распустил перья! Аннелида очень любила дядю, и ей стало его жалко.
– Не обращай внимания, – сказала она. – Тут и говорить-то не о чем. И прости, дорогой, если я испортила тебе настроение. Теперь не захочешь идти на эту чудесную вечеринку.
– Да, я расстроен, – сердито отозвался Октавиус. – Но на вечеринку пойду.
– И иди. Я повяжу тебе галстук, будешь у меня настоящим красавцем.
– Вот что, дорогая, – заметил Октавиус, – это ты будешь у меня настоящей красавицей. Это же радость для меня – вывести тебя в свет. Я буду тобой страшно гордиться.
– О, черт! – воскликнула Аннелида. Бросилась к дяде, крепко обняла его. Он смутился и несколько раз легонько похлопал ее по спине.
Тут дверь в магазин отворилась.
– А вот и он, – прошептал Октавиус, глядя поверх ее головы. – Дейкерс пришел.
Попав с солнечного света в темноту лавки, Ричард, щурясь, различил смутные очертания двух фигур, и ему показалось, что Аннелида просто повисла на шее Октавиуса. Он выждал несколько секунд, она отошла от дядюшки, напоследок поправив платок в его жилетном кармашке.
Ричард старался не смотреть на Аннелиду.
– Я пришел, – заявил он, – прежде всего извиниться перед вами.
– Не стоит извинений. Это я вела себя глупо.
– И еще сказать, что я очень рад. Мэри говорила, вы согласились принять приглашение на вечеринку.
– О, она была так любезна. Просто околдовала дядю.
– Мы с вами люди воспитанные, не так ли? Вежливо сейчас говорим.
– Уж куда лучше, чем ссориться из-за пустяков.
– Так я могу за вами зайти?
– Нет необходимости. Нет, правда. Вы будете заняты приготовлениями к празднику. А дядя будет просто счастлив сопроводить меня. Он сам так сказал.
– Да, конечно. – Теперь Ричард смотрел прямо ей в глаза. – А вы плакали, – тихо заметил он. – И еще испачкались, прямо как маленькая девочка. У вас на щеке серое пятно.
– Ничего страшного. Сейчас же пойду и приеду себя в порядок.
– Помощь нужна?
– Нет.
– Сколько вам лет, Аннелида?
– Девятнадцать. А почему вы спрашиваете?
– Мне двадцать восемь.
– Прекрасно сохранились для своего возраста, – вежливо заметила Аннелида. – И уже успели стать знаменитым драматургом.
– Всего лишь сочинителем пьес.
– Думаю, после написания этой последней вы вправе называться драматургом.
– Дерзости, как посмотрю, вам хватает, – задумчиво произнес Ричард. И через секунду добавил: – Как раз сейчас Мэри читает мою пьесу.
– Она ей нравится?
– Возможно. Но зря. Она считает, я написал ее для нее.