Страница 3 из 7
А если кто спросит про породу, смотри на него как на глупого и объясняй, что дворняги – они самые умные и самые верные. Да и вообще, откуда не дворняги у нас возьмутся? Наши же все – найдёныши!
– А вон в том вольере, постойте, это борзая? – спросит у тебя кто-нибудь глазастый.
И ты рукой махнёшь:
– Так это же Даймон! Он хозяйский, на передержке.
Тут посетитель заинтересуется:
– А что, у вас здесь… Вы что, ещё и собачья гостиница?
И ты знакомишь его с нашими услугами, как учит Янина:
– Да, и гостиница. Мы к себе принимаем, если вам надо в больницу или в отпуск…
И у тебя дальше спрашивают:
– Выходит, можно собаку к вам на время сдать? Какие у вас расценки?
Расценок я наизусть не помню. Тяну время, уточняю:
– А какая у вас собака?
И посетитель в ответ мнётся:
– Я просто так спрашиваю. Нет у меня никакой собаки…
Сколько их, тех, кто просто так спрашивает! А ты знай улыбайся.
В калитке примёрзла задвижка, я дёргаю её так и эдак, пальцам больно, и они деревенеют. С той стороны раздаются возмущённые женские голоса. Хотя до десяти ещё далеко! Ещё только без двадцати девять.
Может, сказать им, чтобы они шли куда-нибудь, погуляли по тропинке среди снега в промышленной зоне? Ещё целый час и двадцать минут мои. Мне пора загонять Сараму с компанией и выпускать вторую очередь – Кена, Пончика, Дизеля! И Кренделя тоже с ними. А пока они будут гулять, спокойно дочистить вольеры!
К маминому приходу мне надо убрать первую территорию. А то ведь, чего доброго, помогать полезет. Ещё и кричать на меня будет. Доказывать, что ей ничуть не тяжело управляться с ломом. Снова поругаемся…
Но я не открываю калитку совсем не потому, что мне сейчас не ко времени гости. Это всё дверь, а я не виновата, я её так и так…
Но вот железный стержень сдаётся, сдвигается еле заметно, и я поворачиваю его с громким скрипом и выдвигаю из петель.
И сразу же прямо на меня шагает с улицы женщина – плотная, в яркой куртке, с чёрной тучей кудрей, торчащих из-под шапки. А за ней такая же плотная тучеволосая девочка, младше меня – лет двенадцати, и у обеих одинаково недовольные лица. Женщина держит чёрную сумку, а оттуда выглядывает испуганная чёрная с белым пятном на ухе собака.
– Пакля! – ахаю я, и собака мне в ответ начинает визжать и виляет в сумке всем туловищем.
– Порвёт сумку! – ахает и тучеволосая женщина и с силой дёргает молнию. Но собачка молнии застряла в собачьей шерсти.
– Ещё и замок испортим! – предсказывает мне в самое ухо женщина, пока я выпутываю из замка Паклину шерсть.
Наконец Пакля прыгает на снег, и подружки кидаются к ней. Пакля и Тапка сцепляются в чёрный клубок, и он катится по двору, а Пальма с Альмой рядом бегут и наскакивают на этот клубок с двух сторон. Большая Сарама прыжками нарезает круги по двору вокруг всей их компании. Не скоро теперь загонишь их в вольеры.
– Мы отказываемся, – говорит женщина, и девочка стоит рядом и смотрит из-за её спины обиженно. – Нас обманули вчера у вас…
Я вчера не работала, кажется, были Тоня и Света.
– Нам сказали, что это хорошая собака, чтобы держать в семье. – И женщина передразнивает, очевидно Светлану: – «Ах, она компанейская, обожает детей!»
– Она совсем не играет дома, – объясняет мне девочка.
– Забилась в угол – и не подходи к ней. Рычит, и зубищи вот такие, – оскалила женщина свои зубы – один наверху был железный, как у дяди Юры, – и снова шагнула вперёд, так резко, что я отпрянула от неё и чуть не упала.
– Она бы привыкла… – говорю. – Ведь всего один день…
И оглянулась на собак: – Здесь-то она играет…
– Вчера тоже играла здесь! Я думала, какая у меня будет собачка! – пищит девочка. – А больше я её не хочу!
– Она чуть не покусала её! – кивает на дочку женщина. – И ночку устроила нам – выла так, что соседи стучали в стенку. К тому же в квартире теперь страшно воняет.
– Как – воняет? – не понимаю я.
И думаю, что мы сейчас пойдём нюхать всех собак. Вдруг мама с дочкой захотят подобрать Пакле замену. По запаху. А мне некогда, я ещё не убрала все вольеры.
– Мы вчера оставили деньги. В копилке, – говорит женщина. – И я бы хотела забрать их обратно.
И тут я пугаюсь. Потому что у меня нет ключа от копилки. Он у хозяйки, больше ни у кого нет.
И при этом Янина спрашивала у нас с мамой про Тоню, сменщицу:
– Как вам кажется, Тонька не вытаскивает из копилки деньги?
Мама так растерялась, аж заикаться стала:
– Н-наверно, н-нет…
– А вы поглядывайте, поглядывайте за ней! – приказала Янина. – Я вижу по глазам, что Тонька вороватая.
И мама не нашлась что ответить, да и я бы не нашлась.
Но Янина и не ждала ответа. С ней вообще трудно разговаривать так, как все говорят друг с другом – сперва она, а потом ты, и потом она, и опять ты. Ей надо только самой высказываться. Она высказалась тогда и пошла в домик заниматься своей бухгалтерией.
Но сейчас Янины нет, и я не знаю, что мне делать. Зачем-то я оглядываюсь по сторонам, и женщина нетерпеливо говорит:
– Ну позови же кого-то из взрослых! Почему я уже столько времени говорю с тобой?
– Я… Это… – тяну я.
Собаки за моей спиной необыкновенно взволнованно лают. Я различаю голоса: вот ухает Сарама, вот захлёбываются Тапка и Альма, и вот – чей-то истошный визг.
Там что-то происходит, и мои ноги уже пружинят, мне надо туда бежать, но женщина мне преграждает дорогу. Девочка топчется рядом с матерью. Ей уже скучно, она исподлобья глядит на собак, прыгающих на сетку вольеров. Гулять им надо, гулять!
Зачем я пустила этих двоих в неприёмное время?
В тоске я гляжу на калитку и вижу: она открыта! Я же совершенно забыла её запереть!
Странно, что никто из собак не убежал на улицу. Они очень заняты чем-то в углу за вольерами, там лай и возня. А в калитку между тем не спеша входит девушка в оранжевом комбинезоне и начинает озираться по сторонам. Ещё одна утренняя гостья! Но ведь на заборе у нас висит расписание! На него, кажется, вообще никто не смотрит, потому что калитка снова с противным скрипом раскрывается. «Кто-то ещё читать не умеет», – думаю я. А это моя мама! И она сразу же задвигает щеколду, чтобы никто больше не приходил до времени, и бежит к нам. А женщина бросается к ней навстречу:
– Вы… Нет, ваши подружки нас вчера обманули! Эту собаку нельзя держать в доме!
Она требует с мамы какие-то деньги, которые будто бы вчера положила в копилку.
Мама робко оправдывается:
– Это было пожертвование… Это ваша помощь приюту… У нас даже если кто не берёт собак, кто пришёл только посмотреть, – тот просто так жертвует деньги…
И женщина ей обещает:
– Я на вас налоговую напущу!
Мама тогда снимает рюкзак и, держа его на весу, роется внутри – ищет свой кошелёк. А потом достаёт купюру и спрашивает:
– Доча, посмотри, у тебя есть пятьдесят рублей? Мне не хватает…
Женщина удовлетворённо прячет деньги в сумку, а потом пытается рассказать маме всё сначала – как им сказали, что Пакля весёлая, а оказалось – нет, и как от неё в доме всё воняет.
Но мама только отмахивается:
– Уходите от нас, пожалуйста.
Тут к нам направляется девушка в оранжевом комбинезоне, но мама, только поглядев на неё, бежит за вольеры, на ходу бросив мне:
– Там что-то…
И уже издалека спохватывается, кричит:
– Валя, калитку за гостями замкни! И девушку проводи тоже!
Хотя я уже и так веду маму с дочкой к выходу. И девушке машу, чтоб шла за нами.
– Я сразу, – говорю, – сразу за всеми вами закрою! Мне так удобнее!
Это значит: «Мне удобнее, если я с тобой не буду разговаривать. Да я вообще ни с кем не хочу говорить. Мне сейчас не нужно посетителей!»
Но девушка мотает головой:
– Я к вам на работу.
И я тоже мотаю головой в досаде, что мне всё-таки говорят что-то, и надо слушать какие-то слова, а это совсем не вовремя.