Страница 16 из 19
Он смотрел в лица Неделяеву и Обрееву: как они отнеслись ко всему, что услышали?
Обреев произнёс искренне:
- Сколько жестокостей! - однако продолжать не стал.
Неделяев молчал, и офицер проговорил:
- Ты как будто такой любознательный... узнал, что хотел?
- Узнал, почему вы, ваши все возмутились.
- А как можно было не возмутиться? - спросил напористо писарь.
Маркел хотел сказать, думая о большевиках: "Так и у тех, конечно, было чем возмутиться", но поостерёгся и произнёс:
- Понятное дело...
- Что тебе понятно? - наседал молодой человек.
- Что вы считаете вашу войну справедливой, - безразлично ответил Маркел.
21
Пришёл фельдшер, поглядел на сидевших в горнице, сказал штабс-капитану:
- Малярия затрепала Неласова. Хорошо, что хинин ещё есть, я ему дал. А у Гринцова кровохарканье. Из-за того, что он, как жердь, длинный, поверили, будто ему семнадцать, а я узнал: ему пятнадцать только.
Фельдшер обвёл всех взглядом невесёлого человека, вынужденного утешать:
- В другое время его бы в Уфу послать кумысом полечиться. А так... домой списать - он будет к другим частям прибиваться. Такие ребятки дома не сидят.
- Оставляем у нас, - сказал штабс-капитан.
Писарь поглядел на Маркела и Илью:
- Наш брат из гимназий и реальных училищ идёт воевать за демократию, а крестьяне не торопятся.
- Мы только от вас поняли, что да как, а то одно услышишь, другое, брехни много, - оправдывался Илья.
Тавлеев заговорил о том, что в Самаре организовался КомУч: Комитет членов Учредительного Собрания. Его второе название "Комитет защиты Учредительного Собрания. Самарское правительство". Растёт Народная армия КомУча, сказал штабс-капитан, его отряд вошёл в её состав.
Фельдшер, у которого не изменилось грустное выражение лица, обратился к Маркелу и Илье, словно утешая их:
- Большевики украли у революции красный цвет, поэтому КомУч, им наперекор, поднял Красное знамя.
- Красное? - вырвалось у Маркела, помнившего, что ему разъяснил про красный цвет Москанин. - Большевики хотят, чтобы красный цвет уважали и любили! Это знак борьбы за права рабочих и всех бедняков!
- КомУч узаконил для рабочих восьмичасовой рабочий день, - сказал штабс-капитан Тавлеев. - А бедняков большевики натравливают на зажиточных односельчан, раскалывают крестьянство. Они стремятся вообще раздробить весь народ. Поступают по правилу, которое отличает всех поработителей: разделяй и властвуй!
"Был бы тут Лев Павлович, он дал бы тебе такой умный ответ, что тебе крыть было бы нечем", - подумал убеждённо Маркел, спросил:
- А какие у вас идеи для будущего, если взять науку?
- Взять науку... - повторил фельдшер, не без некоторого удивления.
- Я стал эсером, когда окончил юнкерское училище и служил в полку, поэтому полагают, что я, прежде всего, думаю о военных нуждах, - сказал штабс-капитан. - Но это не так. О науке я заявляю, что она как можно скорее должна дать народу передовую медицину! - и он взглянул на фельдшера, который не преминул кивнуть. - Наука, - продолжил Тавлеев, обращаясь к Маркелу, - должна служить прогрессу созидания. Я тебе объясню, что это такое. У нас в стране нет дорог, мало элеваторов, паровых мельниц, неразвита культура хозяйства, мы не производим автомобили. И ещё многого нам не хватает. Прогресс должен дать нам всё это.
- И великие силы мирового могущества? - с суровым видом спросил Маркел.
Офицер, фельдшер и писарь улыбнулись.
- Об этом не беспокойся, - сказал Тавлеев. - Прогресс сделает Россию, при её населении и природных богатствах, одной из самых могучих держав мира. Прежде всего, она будет кладовой продовольствия.
Маркел понял, что эти люди, которые, конечно, считают себя очень умными, которые столько наговорили ему о справедливости их дела, не знают об идеях, ради каких борется Москанин. "Не знают и не хотят знать, и поэтому они ему смертельные враги", - объяснил себе Маркел.
Он обратился к штабс-капитану:
- Мы можем овцу зарезать, хорошо бы, если б вы за неё заплатили.
Тавлеев велел писарю, исполнявшему и обязанности казначея, выдать деньги. Маркел и Илья вернулись в кухню, где Мария стирала бельё, а Михаил сидел на лавке. Он спросил парней:
- Ну, поняли, что нельзя не воевать?
- А то нет? Чтобы за народ и не встать! - произнёс Илья с тем видом истовой готовности, с каким ответил Москанину: "Получил - надо и послужить!"
Маркел прошёл к полке, взял нож. Илья сказал Михаилу:
- Овечку будем решать. Поджаришь офицеру почки? Наш хозяин любил.
- Наш не увлекается. Что он любит, так пирожки с морковью, - и солдат спросил Марию: - Морковь с прошлого года осталась?
Мария, прежде чем ответить, поймала взгляд Обреева и кивнула:
- Осталась.
22
По небу вытянулись полосами серые тучи, утреннего солнца они не заслоняли, оно жгло всё острее. В воздухе над двором гудели слепни, липли к лошадям в конюшне, те взмахивали хвостами, ударяли копытами в доски пола.
Накануне Илья привёз из леса две берёзки, обрубив с них ветви, и сейчас вышедший во двор штабс-капитан позвал писаря:
- Сосновин! Размяться не хотите?
Они положили ствол берёзы на козлы. Тавлеев, любитель физических упражнений, разделся до пояса, молодой человек последовал его примеру. Взялись пилить бревно на чурбаны.
Маркел только что вычистил хлев и стоял в дверном проёме, уперев руку в бок, Илья обстругивал новый черен для навозных вил - на днях надо будет вывозить навоз на поля.
Вдали над улицей поднялась пыль, донеслись шум, голоса, и вскоре двор оказался полон конников, въехала телега. Штабс-капитан, который оставил пилу и надел рубаху защитного цвета, подошёл к телеге, в ней лежал кто-то.
Штабс-капитану доложили:
- Подозрение, что он убил наших товарищей в Бузулуке!
Несколько солдат запустили руки в телегу, выволокли из неё мужчину со связанными за спиной руками, одетого в потрёпанный грязный пиджак. Пока его выволакивали, он издавал стоны.
- Цел и невредим, - доложил о нём солдат, взволнованно глядящий, лопоухий, едва ли не подросток. - Не захотел сидя ехать, лежал всю дорогу.
У мужчины было бритое не далее, как вчера, сытое лицо, он глядел на офицера горестными глазами.
- Никого нигде я не убивал! Я в команде, которая фураж заготовляет, - произнёс звучным голосом.
С Тавлеевым переглянулся статный, постарше других, военный, двинул головой в сторону: они отошли шагов на десять. Военный, который был не носившим погоны подпоручиком и командовал конной разведкой, отчитался, где побывали он и его ребята. Выведав, в каких местах стоят части красных, они повернули назад и вчера вечером невдалеке от деревни Липатовки узнали от идущего оттуда старика: красные там есть, но их немного.
Верстах в полутора от деревни зелёный от ряски пруд тесно обступали старые тополя, тут был одичало-заросший барский парк, усадьбу сожгли зимой. Двадцать два разведчика, включая командира, ведя коней в поводу, укрылись в парке.
Когда стало темно, разведчики на конях двинулись шагом за стариком, которого они уговорили помочь им. Собаки в деревне, где хозяйничали чужие люди, лаяли и днём и ночью, к их лаю привыкли. Давеча старик сказал: красные устроились человека по четыре в нескольких стоящих рядом избах, теперь он указал крайнюю. К её двору вдоль плетня с росшим возле бурьяном прокрались подпоручик, с ним трое. В неплотной тьме была различима фигура часового, он сидел на ступени крыльца и, очевидно, дремал. Подпоручик осторожно поднялся над плетнём с карабином в руках, приложился - от удара пули часовой чуть дёрнулся, обмякло сунулся головой вперёд.
Разведчики перемахнули через плетень, кинулись к избе. Невысокий быстрый паренёк очутился первым у двери, рывком открыл её и прижался к стене сбоку - бросив внутрь осколочную гранату Ф-1, прозванную лимонкой. После взрыва ворвались в избу, вскидывая винтовки.