Страница 27 из 29
И люди тянулись в Оптину. Известный русский писатель К. Н. Леонтьев в конце жизни приехал сюда ив 1891 году принял монашество с именем Климента – видимо, потому, что близкий друг его Константин Карлович Зедергольм, сын реформатского суперинтенданта, блестящий студент историко-филологического факультета Московского университета, защитивший магистерскую диссертацию, чиновник по особым поручениям при обер-прокуроре Святейшего Синода, то есть человек, делавший успешную по мирским меркам карьеру, неожиданно для близких принял Православие, прожил в Оптиной пустыне 15 лет и скончался там монахом Климентом.
«Почему вы избрали такой путь?» – спросил его как-то, еще будучи дипломатом, Леонтьев. «Я шаг за шагом, мыслью дошел до необходимости стать монахом, – ответил отец Климент. – Я хотел поступить сюда еще раньше, чем пришлось. Но случилось так, что в Петербурге я кое с кем перессорился; покойный оптинский старец, отец Макарий, узнав об этом, сказал мне: “Нет, поезжай, еще послужи, помирись со всеми и тогда приезжай”. Когда я вернулся и вошел к отцу Макарию, я увидал у него в келье видного молодцеватого мужчину с окладистою бородой, в новом подряснике. Это был богородицкий предводитель Ключарев, богатый человек, поступивший тоже в послушники Оптинского скита. Я был с ним знаком, но так как он прежде брился и носил обыкновенное штатское платье, то я его и не узнал. В подряснике и с бородой он стал гораздо красивее. Отец Макарий немного погодя сказал: “Что ж, не пора и тебе надеть подрясник? Вот, посмотри, Федор Захарыч Ключарев каким у нас молодцом стал!”. Я отвечал, что очень рад, и так стал монахом…» (83, с. 187).
Отец Климент (Зедергольм), будучи иеромонахом, принимал участие в богослужении, по собственному рвению следил за порядком в обители, вызывая ворчание братии на «немца-аккуратиста». Помимо участия в издании святоотеческих творений, он составил жизнеописания оптинских старцев, из которых самые известные – жизнеописания преподобных Леонида (Наголкина) и Антония (Путилова). По мнению К. Н. Леонтьева, написавшего его биографию, «драгоценнее всего ему было очищение его внутреннего мира от всякой страсти, от всякой греховности. Он боялся донельзя и гнева своего, и самолюбия, и воображения, и лени. Он трепетал своих грехов, и, при всем видимом спокойствии его в обыкновенное время, при всей веселой простоте его обращения, очень часто проглядывала в нем эта внутренняя его тревога за свою душу и за свою совесть» (83, с. 197).
Во второй половине XIX века Оптина сделалась известной прежде всего своим скитом и его старцами. Круглый год сюда притекал поток паломников.
«Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего в минутах в десяти ходьбы. К нему идет убитая щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Главная дорожка случайно или по верному художественному чувству распорядителей идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону; от этого скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небольшого храма, розового цвета, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так “тепло” и красиво – и летом в густой зелени леса, и зимой в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны с их огромными, снизу грубочешуйчатыми, а наверху нежно-планшевы-ми мачтовыми стволами, – описывал скит К. Н. Леонтьев. – По обеим сторонам дверей, под этими воротами на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий, Нил Сорский, Исаак Сирин и другие… Внутри, со стороны скита, на этих розовых, как бы мирно-радостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери (этот образ имелся в Предтеченском храме скита и особенно почитался иноками). Под иконой есть подпись: “Все упование мое на Тебя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани меня под кровом Твоим!”. Кто, войдя в ворота скита, обернется, тот непременно прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенною силой» (83, с. 177).
В 1860-80-е годы люди тянулись к старцу Амвросию (Гренкову, 1812–1891). Его путь в монашество был никак не рассудочный. Окончив с отличием семинарию, он стал служить учителем в духовном училище. Как-то тяжело заболел, надежды на выздоровление почти не было, и он дал обет в случае выздоровления пойти в монастырь, но не пошел. По словам самого старца, «жался, не решался сразу покончить с миром». Летом 1839 года по дороге в Троицкую Лавру Александр Гренков со своим другом заехал к старцу Илариону в Троеруково. Умудренный монах сказал Гренкову: «Иди в Оптину, ты там нужен», а другу посоветовал пока пожить в миру. Пометавшись несколько дней, молодой учитель тайно ото всех сбежал в Оптину.
В 1842 году Александр был пострижен в монашество, в 1845 году был рукоположен в сан иеромонаха. После смерти опекавшего его старца Леонида несколько лет он был келейником старца Макария, помогал в составлении ответов на письма, а потом и вовсе стал сам составлять ответы, которые отец Макарий лишь подписывал. В эти годы проявились не только знания кандидата богословия, изучившего французский, греческий, древнееврейский языки, историю и литературу, но и дар человековедения. После кончины старца он естественно занял его место духовника обители. Между тем после тяжелой болезни в 1846 году он был признан инвалидом, не мог совершать церковных служб и был выведен за штат. И все же он трудился почти целый день.
Каждый день с раннего утра возле крыльца его «хибарки», выстроенной у ворот в скит (чтобы можно было принимать женщин), выстраивалась толпа самых разных людей. Келейник вводил их к старцу, а то и сам он выходил на крыльцо, оглядывая богомольцев. Его лицо было лицом настоящего русского крестьянина, с белой бородой и умными глазами, взгляд которых проникал глубоко в человеческое сердце. Он неизменно был скромен и благодушен. В его речах посетители обнаруживали изумительно богатый опыт, знание жизни и людей.
Из поучений преподобного Амвросия: «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, и всем “мое почтение”.
Уныние от тщеславия и от диавола. Уныние бывает от тщеславия, когда не по-нашему делается, другие толкуют о нас не так, как бы нам хотелось, а также от непосильного рвения – трудов, понуждения.
Древних христиан враг искушал мучениями, а нынешних – болезнями и помыслами.
Господь в Гефсиманском саду плакал о том, что знал: не многие воспользуются Его крестными страданиями, но многие по злой воле уклонятся от спасения».
Каждый вопрос и каждую просьбу старец рассматривал с одинаковой серьезностью и вниманием, не жалея сил и времени на просителей. А между тем он был очень тяжко болен, после 1868 года уже не мог ходить в церковь и причащался в келье; он ел только протертую пищу, и в количестве, какого хватало трехлетнему ребенку.
Преподобный Амвросий Оптинский
Необъяснимо здравым смыслом, как в таком состоянии он мог принимать десятки мирян и монахов (приходивших на исповедание помыслов) и отвечать на десятки писем. Болезнь оказала большое влияние на его жизнь и взгляды. Благодаря ей он получил особую прозорливость. «В монастыре полезно быть немного больным, – не раз говорил он позже. – Монаху не следует серьезно лечиться, а нужно только подлечиваться».
Вместе со старчеством отец Амвросий унаследовал от старца Макария и руководство изданием святоотеческой литературы, но в этой деятельности не находил полного удовлетворения. Души людей ему казались важнее книг. К нему шли крестьяне, купцы, аристократы, интеллигенты. Среди известных литераторов приезжали граф А. К. Толстой, М.П. Погодин, Н. Н. Страхов. В июне 1878 года Владимир Соловьев привез Федора Михайловича Достоевского, тяжело переживавшего смерть сына Алеши. После беседы со старцем писатель написал роман «Братья Карамазовы», в котором создал незабываемый образ старца Зосимы, описав в книге скит и отца Амвросия. Точности ради следует сказать, что, по воспоминаниям В. С. Соловьева, писатель возбужденно спорил со старцем о своем понимании христианства (46, т. 1, с. 18).