Страница 2 из 11
– И что это значит – Юша? – спросил я как можно аккуратнее.
– Вопрос хороший. Главное – полезный. Юша – погоняло у меня такое. Еще с зоны. От слова «юшка». Что такое юшка, знаешь?
Про юшку я слышал впервые.
– Темная ты личность, Шурик, – констатировал шкипер. – Чему вас, барбосов, на факультетах учат? «Вдоль по Питерской» тоже не слыхал? «Свари куму судака, чтобы юшка была!». Прости, Господи, за ку́ма, три раза́ на образа́, шоб не лопнули глаза…
– А кум тут при чём? – не понял я. И тут же инстинктивно втянул голову в плечи: вспомнил предупреждение директора Гликмана насчёт «зверского кума».
– Примета есть такая: не упоминай кума всуе, – пояснил Юша.
– Я думал, Господа…
– Господа тоже. Но с Господом можно договориться, а с кумом – голый вассар… Ты хоть знаешь, кто такой «кум»? Понятно. Непуть ты, Шурик, беспонтовый. Кум, брат ты мой Шурик, – это начальник «кумовки», зам хозяина зоны по оперативно-режимным пакостям. Вроде как у нас Лисовская при Гликмане. Таких лучше не вспоминать – тут же прикатят и за шиворот нагадят. Так что лучше трижды перекреститься либо через плечо сплюнуть. Знаешь молитву-то арестантскую? – И Юша мрачно забурчал:
Спаси меня, грешного,
От порядка здешнего,
От моря Охотского,
От конвоя вологодского,
От злобных ключников,
От стальных наручников,
От хозяина-беса,
От пайки-недовеса,
От звона кандального,
От шмона капитального,
От отрядного-рогоноса,
От кума-оперсоса…
Потом прервал торжественный молебен и пояснил:
– Короче, длинная она, зараза, как этап до порта Ванино… Так к чему я это всё? А, насчёт юшки! Юшка – это хлебалово жидкое. В супе там, в борще, в солянке. Водица, по ходу, с наваром. А в народе юшкой кровя называют. В деревне, к примеру, дерутся до первой юшки. Или грозятся: «Я тебе, уроду, красную юшку пущу!» Так что соображай, зоолог.
С каждой минутой в зоопарке мне нравилось все меньше.
Видимо, Юша это почувствовал.
– Да лады, по́цан, не бзди горохом, – успокоил он меня отечески. – По сравнению с зоной тут лафа. Держись меня – не пропадешь. Только умничай поменьше.
– А как вы сюда попали, дядя Толя? – спросил я. – Без соответствующего образования…
– Велико образование – за слонами сранки подбирать, – отмахнулся шкипер. – А вообще, конечно, место козырное. Особенно для того, кто из-за колючки откинулся. Я тебе, Шурик, так скажу: про то, как я здесь оказался, не в курсе никто, кроме директора и зама. Любому другому за такой вопрос я бы калган проломил. Были, знаешь, пренценденты…
«Пренценденты» я на всякий случай пропустил мимо ушей.
– Но к тебе я, Шурик, ощущаю особое расположение, – продолжал Юша.
«Лучше бы не надо», – подумал я, но вслух не сказал.
–Так что тебе я тайну приоткрою. Только за бо́талом следи, не ляпни где. А то ведь шибко болтливых можно и к Эллочке на прожор!
Юша ткнул толстым пальцем в сторону мирно дремавшей амурской тигрицы, мимо которой мы как раз проходили.
– Были пренценденты? – уточнил я для верности.
Юша расхохотался.
– С тобой, парнишка, дело иметь можно, – заключил он. – Ну, слушай…
История оказалась не особо интригующей. Просто за время скитаний по многочисленным зверинцам России-матушки, куда дядя Толя попадал в качестве обитателя за мелкие и крупные заслуги, он однажды «снюхался» (по его собственному выражению) с интеллигентным земляком Сёмой Гликманом. Сёма окончил когда-то биолого-почвенный факультет универа, и родные пристроили его по специальности – замом директора мясокомбината. Гликман зарекомендовал себя работником творческим и инициативным, что в принципе тянуло на десять лет, но обошлось «семериком». В колонии биолог пристроился заведующим библиотекой. Тут его и откопал Юша – страстный любитель чтения и кроссвордов. Несмотря на то что должность библиотекаря на зоне считается немного холуйской, близкой к начальству, дружба «босяка» Юши с Гликманом затянулась на четыре года. Затем Сёму выкупили родичи на стройки народного хозяйства, и пути друганов разошлись.
Впрочем, Юша тоже через пару лет освободился. И даже решил отойти от веселой бродяжьей жизни, найти непыльную работенку и угомон своей разнузданной душе. Тут он опять наткнулся на Сёму, который к тому времени превратился в Семена Исаевича и возглавил мокропаханский зоопарк. Как это ему удалось, история умалчивает, но Юшу Гликман охотно прибрал под свое крыло и произвел в почетные шкиперы.
– И все вроде бы мне поперло, – продолжил свою повесть дядя Толя. – Обженился даже, баба с однокомнатной хатой. По ходу, шхуна взяла верный курс. И тут, понимаешь, случилась легкая неприятность. Под Новый год это было. Отметили мы с Валентиной праздник чин чинарем, культурно бутылочку «беленькой» придавили – и в люлю. А посередь ночи – вой и стоны из-за окна! Короче, у какой-то твари сигнализация на тачке сработала и все никак не уймется. С четверть часа я терпел, как Господь на Голгофе. Думал, совесть у этого дебила пробудится. Но у него, видать, на месте совести рог вырос. Нникаких тебе позывов. Ну, я накинул армячок и как был в семейных труселях, так во двор с третьего этажа и спустился. Только по пути биту прихватил бейсбольную. Кореша на днюху подогнали, по старой памяти. Прошелся по «фольксвагену», подрихтовал мальца. И вот тебе какой педеракс случился! В смысле – парадокс. Пока, значит, сигнал надрывался, хозяин, падла, сопел в обе дырки. А как только я вырубил немецкую гадину на хрен, как Саня Матросов, – этот Шумахер вылетел во двор со скоростью бешеного таракана! И на меня с кулаками и матом! Дальше оно как-то машинально вышло. Слышу только – хрясь. И лежит этот хряк тепленький. Обняв родной капот.
– Насмерть? – ужаснулся я.
– Не, так, баловство одно. Сотрясение мозгов и колебание воздуха. Но срок все одно впаяли.
– И что, отсидели?
– А куда с подводной лодки денешься? Отмотал, натурально. Что моё, то моё, базару нема. Жена меня кинула, остался без родины и флага. Один только Сема за меня не забыл. На свиданки приходил, хавчиком грел. А как на волю я вывалился, по-новой взял меня шкипером.
– Хороший человек, – заметил я.
– Или? Теперь тут мой дом. В домике администрации кабинет мне выделили, диван, телевизор, даже компьютер есть. Все путем. Хата УУС.
– Это что значит?
– С зоновской мовы переводится как улучшенные условия содержания.
– Выходит, дядя Толя, вы с одной зоны в другую перевелись, – осторожно пошутил я и на всякий случай слегка подался в сторону, ожидая крепкой затрещины.
– Выходит, что так, – неожиданно согласился шкипер. – Кисмет такой. Судьба, значит. Не то по-турецки, не то по-татарски. Короче, что-то басурманское. Я вот и Геночке объяснял…
– Геночка – это кто? – поинтересовался я.
– Геночка – это крокодил наш. Вернее, аллигатор. Да все одна хрень. Их вообще-то два вида существует – американский и китайский. Геночка наш – из Китая, узкоглазик. Это я его Геночкой назвал, когда нам его, кажись, чехи подарили – ещё мальцом. Вспомнил, что у нас на зоне под Питером был такой крокодильчик в живом уголке. Мы его мышами кормили.
– И чего вы аллигатору Геночке объясняли? – повернул я беседу ближе к теме.
– Да того и объяснял, что рыпаться не надо. Потому как через год после появления у нас в террариуме Геночка подрос, заматерел – и подался, понимаешь ты, в бега. До сих пор не могу дотумкать, как он этот финт провернул. Только выбрался, гаденыш, аж за территорию зоопарка. Мы и не кинулись сразу-то. А часа через два – звонок Гликману: мол, дядя, тут ребятишки крокодила по детской площадке гоняют – гляньте, не ваш ли? Сюжет… Чуть зверушку не забили, дурни. И за хвост таскали, и лопатками по морде. Не могу рассказывать, до сих пор расстраиваюсь. Беззащитная же тварь…