Страница 19 из 21
– А эта песня откуда? Я ее не слышала.
За это я не опасался. Услышу ее нынешним летом. Поэтому смело заявляю:
– В пионерлагере слышал.
– Странно. Хорошая песня, если бы я ее слышала, запомнила. Еще раз спой, пожалуйста, я мотив подберу.
– А с голосом как у меня? – меня интересовало другое.
– Хорошо у тебя с голосом. Я еще не определила твой диапазон, но петь ты можешь, даже на сцене. Конечно не оперной. Ну что, споешь? – ее другое интересует.
Повторил на бис. Она уже довольно правильно подыгрывала мне мотив. Потом схватила нотную тетрадь и стала записывать ноты, опять проигрывая мелодию на пианино. Закончив спросила:
– Слова напишешь?
– У меня почерк неразборчивый, – отговорился.
Заметил непонятный внимательный взгляд Толика на меня. Учительница прямо в нотной тетради записала слова песни. Потом шевеля губами и покачивая в такт головой, видимо про себя, пропела песню. Закончив, она опять на меня посмотрела:
– Ты сам не желаешь выступить на концерте?
– В качестве кого? Вообще-то, я не планировал пока на сцену, – многозначительно ответил.
Она не сразу, но выцепила слово «пока».
– Певца конечно. А почему пока? – заинтересовалась.
– Гитару приличную ищу. Вот буду уверенно играть, тогда можно будет подумать, – закинул пробный шар.
– У меня есть гитара. Я могу Вам подарить ее. Я все равно на ней не играю, – вдруг влез в разговор Толик. «Вот тебе и мужичок! Да еще на Вы меня назвал. Дела!» – я на него посмотрел по-новому:
– Спасибо. Дарить ничего не надо. Если гитара приличная – куплю, если твои родители не будут против и назовут цену, – обломал я его благородный порыв. «Чего это его подвигло? Я чего-то не понимаю?» – гадаю мысленно.
– Не надо ничего дарить. Я могу помочь тебе с гитарой. «Ленинградка» тебя устроит? – вмешалась Евгения Сергеевна. «Не фига себе! Не было гроша, а тут алтын!» – радуюсь.
– Конечно. Если цена приемлемая, – тут же отзываюсь. «Еще бы! Ленинградские – лучшие гитары в Союзе».
– Приемлемая, – утверждает она.
Я начинаю подозревать эпидемию небывалой щедрости.
– А это Ваша гитара? – подозрительно спрашиваю.
– Это не важно. Договоримся, – ответила, чуть смутившись.
Я взглянул на нее по-новому. А она еще совсем молодая. Лет тридцать, наверное. Стройная и симпатичная. «Что-то раньше я этого не замечал», – мелькнула мысль. Наверное, срабатывал стереотип ученик – учительница. Гитара друга, скорее всего.
– Договоримся, – отзеркалил ей и виновато улыбнулся Толику.
– Тогда у меня будет условие. Ты выступишь на школьном концерте к 8-му марта. Можешь с этой своей песней, – озадачила.
Я, конечно, могу кровь сдать за «Ленинградку». Но выступать!? Поторгуемся:
– Тогда и у меня условие. Мне нужен хороший репетитор по гитаре. Платно, – добавляю.
Теперь она задумалась.
– Сейчас, так сразу, ничего не могу сказать. Надо переговорить кое с кем, – отвечает, погрузившись в раздумья.
– Спасибо за помощь. Мы пойдем? Перемена уже, – киваю Толику на выход. Учительница задумчиво кивает, не вставая со стула.
В коридоре около двери класса столпились малолетки. Наверное, пришли на урок и не решились нас прервать. (Уши грели?) Окинул взглядом молодые лица. Не похоже. Галдят слишком. В коридоре остановил Толика:
– Все, что слышал – никому! Забыть!
– А для танца? – испуганно, чуть ли не прошептал.
– А для танца надо. Как же будете репетировать? – удивляюсь и продолжаю: – Завтра и на концерте ты должен играть, как аккордеонист-виртуоз.
Улыбается.
– Сергей! А можно мне – на секцию к вам, – вдруг спрашивает он.
– Конечно. У нас все ходят, кто хочет, – отвечаю не задумываясь.
Тут понимаю подоплеку вопроса. Сколько таких домашних милых мальчиков сидят по домам, радуя своих мам примерным поведением и отсутствием влияния улицы. И страшно завидуют более активным, смелым и независимым сверстникам. Так появляются и развиваются комплексы. А потом вырастают «тюфяки», не способные постоять за себя и близких или негодяи, упивающиеся властью, третирующие подчиненных и более слабых.
– Конечно, приходи. У нас скоро будет боксерский инвентарь. Можно будет удары отрабатывать, – повторяю и подмигиваю ему.
– Я обязательно приду! – радостно кричит он, убегая со своим аккордеоном.
Отступление. Евгения Сергеевна.
Евгения Сергеевна задумчиво глядя на заполнявших класс шестиклассников, пыталась разобраться в своих ощущениях в отношении Соловьева, сегодня открывшегося ей с другой, неизвестной и даже пугающей стороны. В процессе общения, она не могла избавиться от ощущения, что разговаривает с опытным взрослым человеком, а глаза видели знакомого подростка. Когда она преподавала в его классе, Соловьев немало ей потрепал нервы. Один из самых недисциплинированных учеников в школе. Не раз она его выставляла за дверь, чтобы не срывал урок и не мешал ей и другим. А сегодня он с ней разговаривает, как взрослый человек, твердо знающий, чего хочет и уверенно добивающийся этого. А как он голосом исполнил мелодию? И в ходе воспроизведения на инструментах подавал дельные советы. Правда, музыкальной терминологии он не знает. Да и откуда? Слух оказывается у него прекрасный. Голос хороший. Мелодию и замечательную песню он исполнил неизвестные. Да еще эти многочисленные, интригующие слухи о танце, придуманный якобы им и сведший с ума старшеклассниц. А песня такая романтичная – как раз для подростков. Надо у коллег и знакомых музыкантов при случае поинтересоваться про эти произведения. Она не могла понять, как подросток за какой-то год, что она с ним не общалась, смог так кардинально измениться. Она даже не подозревала про его слух и голос. Да и к ее урокам он никогда серьезно не относился. А сегодня она увидела совсем другого человека. Причем взрослого. Надо поговорить с его классным руководителем. Вроде в девятом – ведет класс Валентина Ивановна. И надо внимательнее присмотреться к нему – заключила она.
Наконец она пришла в себя, обратив внимание на замерший в удивлении, непонятным поведением учительницы, класс. Начав урок, она сообщила:
– К своему удивлению, я сейчас услышала замечательную неизвестную песню. Я бы хотела, чтобы вы ее тоже послушали, а потом рассказали мне о своих впечатлениях и высказали свое мнение. Повернулась к инструменту, разложила тетрадь с нотами и песней и положила пальцы на клавиши.
Седьмой день. Продолжение.
После последнего урока, выходя из класса, вижу у окна Воронкову с неизменной подружкой и подошедшими к ним Филину с Оськиной. Наверное, опять советоваться. А я на стрельбы опаздываю. Подхожу. Не дожидаясь моего вопроса, Светка выпалила:
– Толик нам все рассказал!
– Ну и…? – требую продолжения. «Надеюсь, не про мой вокальный дебют?»
– Сказал, что музыка – просто отпад и про Генеральную репетицию, – помогает подружка.
– Мы хотели посоветоваться с тобой, – наконец решилась Светка и смутилась.
Одноклассницы удивленно вытаращили глаза на нас.
– Сегодня репетируете под новую музыку, а там решаете сами насчет Генеральной. А вообще-то для Генеральной репетиции, я думаю, вы еще не будете готовы. Предполагаю, что завтра выявится много недоделок, потребующих времени на устранение. А Генеральная нужна, чтобы привыкнуть вам к залу, к сцене, к новой акустике. Там вы должны уже быть с готовым номером и только шлифовать умение, а не выявлять и устранять ошибки и недоработки. Был бы у нас еще день в запасе, тогда да, сам бы вас пинками погнал в клуб. Кстати, заполненный зрителями зал, способен кого угодно в ступор ввести. Никто из девчонок от волнения со сцены не упадет?
– Не должны, – засмеялись, – мы друг друга держим.
– Или держитесь. Профессионал может не с той ноги пойти, – бурчу я. – Все девчонки, мне пора. На стрельбы опаздываю, – заявляю уже на ходу.
– Удачи! Не пуха! Победы! – несется вслед.