Страница 29 из 35
Помню, что погасивши лампу, я быстро выскочил из этой комнаты, переполненный тайной существования моего друга, прошёл по коридору в своё жилище, долго вертелся в постели, пока не забылся тяжёлым сном.
Утром меня прямо подбросило! Было хмуро, пасмурно, как будто собирался дождь.
Я быстро собрался, написал записку хозяину с извещением о делах, внезапно появившихся в связи со срочной телеграммой из города, велел запрягать и тут же уехал.
Помню ехал, уже наслаждаясь утренней росой на траве, бархатным свежим солнцем, преодолевшим тучи и пытался нащупать истину души Макса Доггера.
Спустя год я узнал, что мой друг скоропостижно скончался. Я поехал навестить могилу, и его вдова Эльма совершенно спокойно передала мне то, что сам Макс завещал. Дома я раскрыл пакет. Там были письмо и шкатулка.
Попробую воспроизвести письмо по памяти.
"Дорогой Фабиан, мне осталось недолго. Прощай, мой друг! Я знаю о том, что ты был В ТОЙ КОМНАТЕ. Всё, что ты видел - это моя жалкая попытка передать накопившееся в душе. Я хотел писать, как никто ещё не писал! Ещё в юности я хотел создавать картины необычные, совершеннее и сильнее всего, что существует в искусстве. Но, увы, это были жалкие попытки. Мне удалось лишь разъять Жизнь на составные части. Разворошить воз пшеничного зерна с возом мака, разобрать по зернышку, мак и зерно - отдельно. Моя кисть создала два лица Жизни, каждое в полном блеске могущества. Я пытался создавать Прекрасное, но меня всё больше тянуло во тьму. Если я смогу изгнать этих демонов, пригвоздить их к бумаге, значит я чего-то стою. Природа, сельский труд, воздух, огород, животноводство - это лишь попытка убежать от самого себя, зарыть талант в землю. Но я лишь усыпил свой разум. А чудовища рождаются, когда разум спит, это ещё Гойя понял! Я не мог показать людям эти картины, всего лишь жалкое подобие искусства, обнажив светлые стороны и все тёмные инстинкты души. Я думаю, ты поймёшь меня. Может у тебя получится, ведь я помню, у тебя был талант. Тогда в добрый путь!
Далее были прощальные слова, какие-то милые студенческие воспоминания, что-то в этом роде.
Письмо мне показалось сумбурным, но, в общих чертах, я понял своего друга. Я открыл большую шкатулку полную бархатного пепла. Я всё понял - он сжёг свои работы!
До этого случая в моей жизни я собирался завязать с живописью. Но теперь, наоборот, я стал глубже интересоваться ею.
- Вы стали сами собой. Перестали зачёркивать себя и вернулись к своему внутреннему призванию, - сказала задумчиво Харита, на которую история, рассказанная Фабианом, произвела сильное впечатление.
- Я хочу писать вас, - сказал Фабиан. - Точнее - ваши глаза... Только ваши глаза...Они такие красивые...
После они гуляли по лугу, и Петтчер делал зарисовки в блокнот. А Харита придумывала сюжеты и не успевала следить за порхающим по бумаге карандашом.
- Смотрите "Муравей и ромашка". А теперь вот: "Улитка на руке человека".
Немного утомившись, они уселись на душистую траву, отложив блокнот и карандаши.
Солнечный свет блестел на травинках, цветовое разнообразие необыкновенно пахло, раскинувшись до границы тёмно-зелёной рощи.
Харита бережно дотронулась до милых голубых цветов синей вероники.
Фабиан смотрел на Хариту добрыми и внимательными глазами, любуясь ею. Она посмотрела на него, улыбаясь - так ей было хорошо, вытащила листик из его волос, поправляя непослушный локон, провела нежно по его чёрным волосам, погладила их.
Он бережно взял её руку в свою, тихо и нежно поцеловал пальцы, потом углубление у изгиба локтя, отчего у Хариты заиграло всё внутри, как будто скрипичный оркестрик. Тепло пробежалось по телу, заполняя её всю до пяток.
Она притянула его голову ближе, поцеловала в шею и губы, постепенно опускаясь на травяное ложе, прижимая к себе тело художника, самого дорогого для неё человека на свете.
Х╤╤╤ ЦВЕТЫ ГРУСТИ ГИАЦИНТЫ
Горячее солнце купалось в облаках, а море весело смеялось.
Праздник на острове д"Авелес был в самом разгаре.
Председатель союза рыбаков Ватек решил соединить празднование двойного дня рождения Бонифации Дорлент и Юстина Бредта с традиционным Днём рыбака, имевшим древние корни.
С давних времён прибрежные жители проводили древний обряд - моление о Первой Рыбе, своеобразное заклинание седых морских богов об улучшении ловли. Чествовали Нептуна, ели уху и наслаждались музыкой. Жители острова, большинство из которых были рыбаки, очень любили это священнодействие и почти все сошлись на него.
На празднике присутствовали в основном рыбацкие семьи, чужаков к таким церемониям допускали неохотно. Поэтому художник Фабиан Петтчер на праздник не пошёл, но для Клауса Ферроля, его помощника Ганса Кресса и Хариты было сделано исключение. Первые готовили разные пиротехнические чудеса, а Хариту пригласила сама Дорлент.
Ферроля радостно приветствовал Томас Вильсон, старый моряк с Гертонской больницы, с которым они обнялись и долго рассказывали друг другу о превратностях жизни.
К удивлению Хариты, на торжестве мелькнула и худая, сутулая фигура учителя Гревса. По слухам, его пригласил Ватек.
Побыть в форте для его охраны вызвались Генри Вансульт с его подругой Дамьеной.
Народ стал сходиться к полудню, с некоторым недоверием поглядывая на новичков - Ферролей, Кресса и Гревса.
Дом Дорлентов примыкал к пустырю, по краям которого стояли высокие тополя и кипарисы. В саду росли синие, тёмно-розовые и белые гиацинты.
На столбах, флюгерах, ветках деревьев были развешаны фонарики.
На обширном дворе от крыльца до ворот располагался наскоро сооружённый павильон, упиравшийся в заросли винограда. Под тентом установили грубые деревянные столы, покрыв их клеёнками. К ним приставили табуретки, сверху которых были положены длинные доски, укрытые грубым рядном и мешковиной для удобства сидения.
Через открытые ворота можно было выйти на пустырь, где стояли палатки со всякой снедью. Ловкие торговцы тут же открыли несколько лавок, продавая детям и женщинам всякую дребедень. Вокруг сновали оборванцы с подозрительными лицами и грязные дети, лущившие семечки.
Бонифация и Юст сдержанно принимали подарки, которые, по традициям этого острова, были очень простыми, недорогими, и, как правило, необходимыми для хозяйства.
Поначалу гости сели к столу, укрытому всякой снедью, начиная от рыбных блюд и жареной дичи - заканчивая караваями хлеба и всевозможными напитками. В огромных бутылях была местная водка "Корка", а кто хотел - пил можжевеловую водку, купленную в Лимасе.
Ватек организовал доставку роскошного виноградного вина, которое предпочитала женская часть посёлка. Бочку с вином привёз на повозке Гунс, племянник Ватека, он же её сгрузил и закатил под навес, выбил затычку, и образовалась очередь: все начали подставлять глиняные, расписанные морскими цветами и диковинными рыбами кружки, под струю тёмно-красного вина.
Шумно приветили именинников и, выпив за их счастье и здоровье, подняли кубки за удачу рыбной ловли. Быстро заработали челюсти - ели много, сытно и с отменным вкусом.
Ватек хлопком ладоней дал сигнал, и пришедшие музыканты стали наигрывать на разных инструментах залихватские народные мелодии. Особенно старались пожилой скрипач, грузный усач с бубном и худой смуглый человек с контрабасом, задававшие ритм всей музыке. Время от времени сольно выступал молодой аккордеонист.
Харита сидела за столом, подперев щёку ладошкой, увлечённо слушая байки пирующих, бросая в рот сладкие ягоды, подхватывая тосты, пробуя различные блюда. Ей пришлось по вкусу и лёгкое игристое вино, которого она выпила совсем немного, чтобы не отяжелела голова. В душе лишь была некая грусть оттого, что рядом нет Фабиана, с которым всегда было интересно перекинуться словечком, но само осознание того, что этот мужчина есть в её жизни, приятно согревало девушку.